Глаза цвета тьмы - Антон Леонтьев

Часы показывали половину девятого. Настя подумала о благотворительном аукционе – тот начинался в девять. Она быстро написала и отправила электронное послание в Вену, а потом ринулась в душ, располагавшийся в закутке около ее кабинета.

Двадцати чередований контрастных струй – обжигающе-горячих и обжигающе-холодных – хватило, чтобы снова чувствовать себя в тонусе. Вытирая волосы, Анастасия отправилась в небольшую комнату, примыкавшую к душевой, – там она иногда ночевала, если приходилось работать допоздна. И там же располагался платяной шкаф с одеждой на все случаи жизни.

Ей требовалось вечернее платье, и таковых в шкафу было три. Одно из них, желтое, она уже надевала на одно из последних мероприятий. Другое, красное, она терпеть не могла. Оставалось черное, наглухо закрытое спереди и с умопомрачительно открытой спиной. Его она тоже надевала, хотя и давно. Однако если все будут пялиться на ее спину, то никому и в голову не придет, что выбирала этот наряд она впопыхах из трех вечерних туалетов, которые оказались под рукой.

Нацепив подходящие туфли на высоких каблуках, Анастасия принялась сушить и расчесывать волосы. Посмотрев на себя в зеркало, она осталась довольна – и кто сказал, что женщина перед вечерним приемом должна проводить перед зеркалом полдня?

Затем она быстро наложила вечерний грим – на это ушло всего несколько минут. Не сомневаясь, что произведет на аукционе фурор, Анастасия поняла, что ей не хватает какого-либо аксессуара. Драгоценностей она терпеть не могла. Она порылась в шкафу и извлекла белое боа. Оттуда оно у нее? Кажется, случайно затесалось сюда…

Она закинула его на шею и осталась довольна. Что ж, уже десятый час, но такие мероприятия все равно никогда вовремя не начинаются. Да и отсюда было рукой подать…

Когда она поднималась по лестнице, ведущей к залу приемов аукционного дома «Комильфо», застрекотали фотоаппараты – была приглашена и пресса. Внезапно Анастасия почувствовала, как кто-то взял ее под руку: это был Эдик. Облаченный в смокинг, он был неотразим. Все же если он и был преступник и убийца, то на редкость привлекательный и сексуальный преступник и убийца.

По дороге на аукцион Настя думала о том, что носит во чреве его ребенка. Однако ни сообщать Эдику эту благую весть, ни тем более советоваться с ним о судьбе малыша она не собиралась. Она одна примет решение – и точка. Потому что у него были от нее свои секреты, а у нее от него – свои.

– Ты неотразима! – произнес супруг, обнимая ее за талию. – У какого модного стилиста ты успела побывать?

Настя усмехнулась: комплимент был незатейливый, однако оказал нужное воздействие.

Они прошли в заполненный гостями зал с колоннами. Около них возник вышколенный официант, державший поднос с бокалами шампанского. Анастасия протянула было руку к одному, но потом вдруг вспомнила – ей же нельзя!

Хотя кто сказал, что нельзя? Она же все равно не намеревалась вынашивать плод и становиться матерью в третий раз! Но даже если и так, травить ребенка она не хотела…

Поэтому она так и не взяла бокал, что не ускользнуло от внимания Эдика.

– С тобой все в порядке? – спросил он, а Анастасия ответила:

– Да, но не забывай, что я за рулем. Да и голова что-то немного побаливает…

Она обманывала – голова у нее не болела, однако ей хотелось, чтобы Эдик так считал. Тот нежно притянул ее к себе, поцеловал и вдохнул аромат ее волос.

– Я ведь тебе сказал, что изнывал по тебе! – прошептал он ей на ухо. – Ты сегодня утром так распалила меня… Знаешь, что я подумал?

Она стал говорить ей непристойности, от которых она раньше просто таяла. Но в этот раз она стояла, слушала эти скабрезные замечания и размышляла о том, скольким простушкам он нашептывал то же самое. Ее так и подмывало огорошить его вопросом: «Дорогой, а это ты убил свою жену-ювелиршу?»

– А когда мы это завершим, я на руках отнесу тебя в ванну, заполненную душистой пеной, и…

Супруг вдруг смолк и куда-то уставился. Анастасия посмотрела в том же направлении и заметила небольшую процессию, во главе которой шествовала облаченная в золоченое платье платиновая блондинка с удивительно ровным лицом. Шею блондинки обвивали крупные жемчужины, а руки были обтянуты золотистого цвета перчатками, на пальцах сверкали перстни.

Дама была одета очень богато и безвкусно, но к этому в столичном бомонде привыкать не приходилось. Ее свиту составляли женственный юноша, державший болонку, высокий небритый тип в солнцезащитных очках, исполнявший роль то ли телохранителя, то ли секс-раба, и невысокая полная особа, облаченная во все черное.

Лицо самой дамы было Анастасии знакомо. Это была Изольда Игоревна Меттерних, писательница, продюсер и художница, а по совместительству – жена Эдика.

– Что за нелепая старуха! – произнесла со смешком Настя. – Лицо как у мумии из третьесортного фильма ужасов. Нельзя же до такой степени перекроить собственную физиономию! И сколько литров ботокса она себе в лоб вкачала?

Эдик чуть нахмурился, а потом произнес, становясь к процессии спиной и загораживая Настю:

– Ах, вот и аукцион скоро начнется! Ты ведь одна из организаторов, наверное, тебе надо пройти на сцену…

Анастасия отмахнулась:

– Да нет, я только внесла свою мзду и подписала в числе прочих приглашение. На сцене мне делать нечего. И все же, кто эта особа?! Отойди, милый, ты мне ее загораживаешь!

Она прошла вперед, увлекая за собой Эдика, которому сложившаяся ситуация была явно неприятна. Зато Анастасия вовсю наслаждалась ею.

Настя встала так, чтобы шествовавшая по залу Изольда никак не могла миновать ее. Эдик с паникой в голосе произнес:

– Настя, ну к чему эта клоунада? Ну, переборщил человек с пластическими операциями и ботоксом, мы же не в зверинце, чтобы глазеть на него!

– Эдик, ну как ты можешь так говорить! – произнесла Настя нарочно громко, имитируя возмущение. – Как ты можешь называть эту прелестную даму старой кошелкой и заявлять во всеуслышанье, что она переборщила с косметическими операциями и ботоксом?

Изольда была в метре от них, намереваясь миновать их, как дредноут на всех парах проходит мимо крошечного острова. Однако это замечание не ускользнуло от нее, и Анастасия поняла, что достигла своей цели.

Дернувшись, Изольда уставилась на нее, а потом властно вытянула руку, в которую женственный юноша, державший на руках болонку, вложил сверкавший стразами лорнет. Приложив его к глазам, Изольда протянула низким прокуренным голосом:

– Вы имели в виду меня, деточка?

Причем слово «деточка» звучало в ее устах как матерное. Анастасия заметила, что Эдик намерен ретироваться, поэтому, дернув его за локоть, она произнесла: