Мафия собирается в полночь - Елена Нестерина

- Говори, Николай Петрович, ты?

- Что? - Петрович сделал предельно честные глаза.

- Нет, ничего... - начальник лагеря не мог предъявить завхозу обвинение в краже окорочков, "крабовых палочек" и тем более верёвки с детским тряпьём. Улик-то никаких не было.

- А, нет, не подумайте, я непьющий. - заверил его Петрович. - Это случайно так получилось, жара, сами понимаете. Перегрелся я что-то.

- Да, да, конечно...

И начальник лагеря удалился. Интеллигентный Анатолий Евгеньевич не забывал о презумпции невиновности. А завхоз с такими громкими криками носился около столовой и помогал искать пропавшие продукты, что как тут про него плохо подумаешь? Начальник лагеря развернулся да и пошёл восвояси.

А Петрович хлебнул воды из кружки и лёг себе спать дальше, обрадованный тем, что наивный начальник лагеря не заметил исчезновения товара. А значит, если аккуратно, можно работать и дальше. Петрович запланировал уже хищение гораздо большей партии продуктов питания. Узнать бы теперь только, чего этот дурной Андрюха вдруг вздумал драться. Зачем ему нужно деньги возвращать? Шоколад, что ли, просроченным оказался? Размышляя над этим, Петрович незаметно погрузился в объятия Морфея.

Арину всем отрядом с почётом укладывали спать. На вопросы о том, что же с ней случилось, она подробно отвечала собравшимся вокруг постели, что её схватили мускулистые люди в масках, посадили в машину и всё это время держали там, причём с завязанными глазами.

- Арина, а может, тебе лекарства? Может, пилюли какие раздобыть надо? - из толпы, не спешившей отходить от Арининой кровати, то и дело выглядывало лицо пана Теодора. На лице этом лежала печать трогательной заботы, Арина даже к стенке отворачивалась, чтобы не смущаться.

- А ты что тут делаешь? - увидев пана, Боря схватил вдруг его за ухо. - Мало того, что в девчоночьей палате, да ещё и в чужом корпусе, да после отбоя!

- Я вам говорю, подозрительный он! - взвизгнула Анжела. - Все-таки надо за ним пристально наблюдать, мало ли...

- Да что я... - начал было Федя, но воспитатель Боря и моментально отыскавшиеся добровольные помощники уже схватили его под бока.

В два счета Федю выставили вон.

- Ну, пятый отряд, а теперь отбой! - скомандовал Боря, вернувшись.

Перепуганные и измученные воспитатели тщательно замуровали все входы и выходы из корпуса, на всякий случай заклеили скотчем окна и форточки, задёрнули все занавески, а что смогли, даже задвинули шкафами.

- Вот это денёк! - заглатывая очередную успокоительную таблетку, сказал на прощанье Боря Гале. По её просьбе он провожал напарницу до каморки - Галя теперь уже всего боялась. Проверив, что в её комнате никого нет, Боря пожелал Гале спокойной ночи, послушал, как она закрылась на замок, и удалился в свои скромные апартаменты.

- Вот было бы круто, если б завтра удалось посмотреть, как начальник лагеря нашего воришку-завхоза выгонять будет! - укладываясь в кровать, сказал Антоше Костя Шибай. - Веселье, наверно...

- А вдруг, он сумеет отмазаться? - прошептал Антоша, видя, что соседи по палате начинают прислушиваться к их разговору.

- У него не будет никаких шансов! - Еще тише шепнул ему Костя. - Мы все сделаем в лучшем виде. Ну, жди моего сигнала. Не засни!

- Ни в жисть! - пообещал Антон.

Недаром Костя Шибай заводил свои наручные часы с будильником на семь часов утра. Проснувшись по их сигналу, он разбудил Антошу. Они как можно тише постарались отклеить совершенно безвредный для врагов скотч, вылезли в форточку и стукнули тихонько в окошко Арининой палаты. Слабенькую тоненькую Зою Редькину привлекать не стали.

Измочив ноги в покрытой росой траве, втроем они перетащили к домику начальника лагеря все четырнадцать коробок шоколада из тайника. Перетащили, сложили прямо на террасе пирамидой. А на верхний ящик прикололи большой лист бумаги с надписью:

"Вчера был бит за воровство вот этого. Клянусь, больше моё воровство не повторится. А если что, лупите меня по рукам. Целую. Ваш завхоз."

Глава 6

Удар лопатой

С этого дня странные дела начали твориться в лагере. На утреннюю планёрку начальник Анатолий Евгеньевич пришёл с запозданием на полчаса. Бедные воспитатели долго ждали его и успели задремать на своих местах. Когда начальник, наконец, явился, вид у него был крайне растерянный. Все воспитатели вскочили и принялись спрашивать, что такого случилось, и только бедные замученные Галя и Боря тихо спали на стульях. Гнев начальника лагеря на них как раз и обрушился. И именно поэтому сразу после планёрки, когда Анатолий Евгеньевич решительным шагом направился выяснять отношения с завхозом и его таинственными коробками с запиской, Боря и Галя бросились к своему корпусу и принялись будить несчастный пятый отряд и начинать репрессии.

- На зарядку! Быстро все на зарядку! - заскакивая в каждую палату, пронзительным голосом вопила Галя.

А Боря целеустремлённо хватал каждого, кто появлялся из двери своей палаты, и сонного, несчастного, выталкивал на улицу.

Разбуженный громким стуком в дверь Петрович огромными глазами смотрел на записку, которой потрясал у него перед лицом разгневанный Анатолий Евгеньевич. Сначала, конечно же, он понять ничего не мог, а потом прочитал то, что в записке написано, решительно замотал головой и честным возмущенным голосом закричал:

- Анатолий Евгеньевич, голубчик, да что вы мне такое показываете?

- Только то, что ты, Петрович, чистосердечно сознался, тебя ещё спасает! Как ты мог! Ну, говори, окорочка, "палочки" и веревку тоже ты украл? А лопату? Да зачем она тебе?

- Вот именно! - взвизгнул завхоз, пылая праведным гневом. - Зачем? Христом-Богом клянусь, что не брал я никаких окорочков, и "палочек" не брал! Да и как бы я мог взять? Вы раскиньте мозгами? На меня ж на первого подумают!

Инициатива в этом разговоре моментально перешла к Николаю Петровичу, тот ухватил начальника лагеря под бока, усадил на свою койку и принялся с жаром доказывать ему, что никак и ничего он украсть не мог. С каждой минутой Анатолий Евгеньевич все больше покрывался пятнами стыда, а его интеллигентный разум соглашался со всеми доводами невинно оклеветанного завхоза.

- И вот теперь Анатолий Евгеньевич, повнимательнее посмотрите на записку. - разглаживая бумажку на коленях начальника лагеря, активно говорил Петрович. - видите, почерк-то детский. Совсем детский. А вот накладные и книги учета. Вот как я пишу, вот у меня какой почерк, смотрите. Ну?

- Да, да, согласен...

- Так что сами подумайте, что получается? - в голосе завхоза слышалась уже торжествующая радость полностью оправданного честного человека. - Что какие-то дети решили меня перед вами...

- Да, я понял, что они решили сделать! Николай Петрович, прости, добрая душа! - вскакивая с места и хватая разгоряченного толстячка за руки, взмолился Анатолий Евгеньевич. - Да как же я так! Ведь, правда, напраслину на тебя возвел! Конечно, как ты мог, на тебя же, действительно, в первую очередь можно подумать. Вот какой-то негодяй и воспользовался, оклеветал...

Долго извинялся начальник лагеря перед скромно потупившим глаза завхозом, затем пожал ему обе руки и, под заверения Петровича помогать ему бдеть и искать вора, сжавшись, убежал к себе в домик. Его жег стыд. Только спустя несколько часов решился Анатолий Евгеньевич появиться перед людьми и рассказать, что неизвестный вор вдруг вернул награбленное.

... - Гады, ах, гады... - по команде поднимая и опуская ноги, пыхтел Костя Шибай. - Детей сна лишают. Что им тут - концлагерь, что ли?

За двадцать пять минут до официального подъёма вся Финляндия пятого отряда оказалась выгнанной на улицу. Солнце ещё не поднялось как следует над высокими деревьями, возле корпуса лежали ночные тени, и у бедных детей от холода и злости зуб на зуб не попадал. Но воспитатели усердно проводили утреннюю зарядку, которую до этого практически в лагере никто и не делал.

- Они чего у нас, взбесились? - со стоном приседая, кивнул в сторону воспитателей министр Серёжа.

- Прессовали их, наверно, на планёрке конкретно, - предположил Костя Шибай, - вот они и на нас отыгрываются.

- А вы говорите - по-человечески с ними... - прогундосил Вовик. Макаренки недоделанные...

И когда утомлённый зарядкой 5 отряд, подгоняемый Галей и Борей, едва передвигая ноги, поплёлся убирать кровати, из корпуса 4 отряда бодрой рысцой только-только выскочили спортивные шао-линьцы на свою ежедневную пробежку. Слёзы стояли в глазах у наблюдавших за их добровольной беготнёй финнов, с которыми ни за что, ни про что так сурово вдруг обошлись воспитатели.

- За что? - подгоняемые грозными командами Гали и Бори, стонали финские ребята и девчата, в быстром темпе заправляя кровати.

Но суровые воспитатели ничего не объясняли. "Быстрее, ребята, в темпе, в темпе!" - подгоняли они своих подопечных, а вернее, подопытных. Потому что сразу после уборки кроватей и молниеносного утреннего умывания 5 отряд ждала особо тщательная уборка территории. Бедные дети ползали на коленках, выковыривая из травы самые ничтожные кусочки полуистлевшей бумаги, свёрнутые в крошечный шарик конфетные фантики и засохшие огрызки, скребли драными мётлами закреплённый за отрядом участок аллеи и асфальтовую дорожку к столовой. Чтобы никто не отлынивал, Боря и Галя ввели следующую таксу: каждый должен принести и сдать воспитателям по пятьдесят единиц собранного мусора. Корпус, понятное дело, они закрыли и никого туда не пускали. Конечно, дети не растерялись - незаметно выкрали от урны, что стояла возле крыльца 4 отряда, картонную коробку и разорвали её на мелкие кусочки. Та же участь постигла и валявшуюся там газету. Поэтому каждый достаточно быстро отчитался по сданному мусору. И воспитатели ничего не могли возразить на то, что некоторые мусоринки были откровенно микроскопических размеров полфантика, четверть огрызка, клочок газеты. Пятьдесят штук - и всё, никаких вопросов.