Русь книжная - Алексей Глухов

Монастырь имел огромное значение для Московского княжества. И не только потому, что отсюда начинались все важнейшие пути, по которым шла торговля Новгорода с северными русскими вотчинами. Здесь же брал начало и путь к Уралу (к «Камню», или к «Каменному поясу») и в Сибирь. Важно было и то, что белозерские земли вклинивались в новгородские владения, а это давало возможность Московскому княжеству получить удобную позицию для наступления на Новгород. Кроме того, монастырь — это крепость, прикрывающая Русь с севера от посягательств Швеции и других государств.

Понимая все это, Кирилл стал активно собирать земли, присоединять их к монастырю — и дареные, и принадлежащие крестьянам. Но далеко не мирно шла колонизация края, как ее изображают в житийной литературе. Крестьяне смотрели на возникновение нового духовного центра как на бедствие. Известно, что местные жители несколько раз пытались поджечь кельи, чтобы помешать дальнейшему расширению обители.

Монастырь, пользуясь поддержкой князей и бояр, жертвовавших ему земли, делавших денежные и другие вклады, жаловавших соляные копи, — рос, укреплялся. Со своей стороны, он оставался верным союзником московских князей и в колонизации края, и в той борьбе, которая разгорелась в середине XV века за московский престол.

Не остался монастырь в стороне и от бурных идеологических схваток в различных слоях общества, был он и местом ссылки противников Ивана Грозного.

…Постепенно Кириллов монастырь набирал силу.

Вскоре началось широкое строительство. Уже через сто лет после прихода Кирилла высится величественный Успенский собор — крупнейший монумент своей эпохи. Собор был сооружен двадцатью вызванными из Ростова «стенщиками» и каменщиками во главе с Прохором Ростовским всего за пять месяцев. Летописец назвал ого «церковью великой». На диво приходили смотреть люди отовсюду, ведь Север еще почти не знал каменных построек… Со временем монастырь окружается мощными крепостными стенами и башнями.

С первых же дней существования он стал знаменит и как крупный культурный центр. Здесь работали прославленные иконописцы, такие, как Дионисий Глушицкий (ему принадлежит прижизненный портрет Кирилла), мастера фресковой живописи: Любим Агеев, старец Александр и его ученики. Из года в год накапливались книжные богатства, процветала книгописная палата, велось летописание, появлялись литературные памятники, переводились иностранные произведения. Рано стала складываться и библиотека редчайших древних рукописей. Основание книжному собранию положил Кирилл, который еще в Симоновом монастыре до прибытия в «пустыню» занимался списыванием книг.

За крепкими стенами, в тиши келий, трудились писатели. Среди них и такие талантливые, как Нил Сорский, идеолог «нестяжателей», и Пахомий Серб, составивший «Житие Кирилла».

Оригинальные сочинения проникнуты идеями необходимости централизации Руси. К ним относятся прежде всего послания самого Кирилла к московскому князю. В них он излагает свое представление о высшей власти: «Князь должен беречь своих людей, суды бы судили правдой, посулы бы судьи не брали».

Библиотека неуклонно увеличивала свой фонд. Создание книгохранительницы связывают с деятельностью старца Ефросина, одного из писателей XV века, человека исключительной начитанности. Он усердно переписывал книги, редактировал их, делал пометки. Они-то, эти замечания, и дают нам возможность судить о его знаниях, о его осведомленности в литературных источниках.

Ефросин имел, например, хорошее представление о книголюбах древнего мира. Так, царя Соломона — книгописца и собирателя — он сравнивал с «Исидором книголюбцем» и с «Оригеном-еретиком». Исидор — это, по-видимому, архиепископ севильский, представитель позднеантичной культуры, который был настоящим книговедом. Ориген — александрийский богослов и философ, стремившийся соединить христианское учение с античным идеализмом.

Оставил Ефросин и такую пометку: «Некто Дмитрей книгохранитель, яко суть книг собрано пол шесты тмы (5500) и еще посла в Иерусалим о книгах». Трудно сказать со всей определенностью, кого имел в виду в данном случае Ефросин. Предполагают, что это — Дмитрий Фалерский, библиотекарь Александрийской библиотеки. Именно ему поручал Птолемей II наладить перевод древнееврейского пятикнижия на греческий язык. Александрийцы тогда же обратились в Иерусалим с просьбой прислать оригиналы и переводчиков… Эти примеры показывают высокую образованность Ефросина.

Любил он и составлять всевозможные сборники из выдающихся произведений светской литературы. Одно из них — «Сказание о Дракуле-воеводе» — имеет пометку: «В год 6994 (1486) февраля в 13 день списал я это впервые, а в году 6998 (1490) января в 28 день еще раз переписал я, грешный Ефросин».

Считают, что автором «Сказания» был русский посол в Венгрии и Молдавии Федор Курицын. В основу произведения он положил цепь эпизодов-анекдотов о воеводе Мунтьянской земли — Владе. Автор приводит ужасные картины жестокости Влада, прозванного Дракулой (т. е. дьяволом), жестокости, не вызываемой никакой необходимостью. Вместе с тем он любуется находчивостью своего героя, показывает его ненависть ко всякому злу и несправедливости. Этим «Сказание» отличается от немецкого варианта. Стоит отметить, что писатель не осуждает Дракулу за его коварство и своеволие. Лишь однажды прорывается у него огорчение — когда Дракула принимает латинскую веру, чтобы получить утерянное воеводство. Ценой измены православию он не только восстановил себя в правах, но и получил в жены сестру короля.

Переписал Ефросин также и «Сказание о Соломоне и Китоврасе», принадлежащее к числу апокрифических сочинений, и тем проявил явное вольнодумство. Еще в XIV веке «О Соломоне цари басни и кощюны и о Китоврасе» включались в списки запрещенных книг. Эти «басни и кощюны» относились к народной «смеховой» литературе, не разделяющей своих героев на положительных или резко отрицательных… В двух словах о содержании «Сказания». Мудрому иудейскому царю Соломону служит «дивий зверь» Китоврас. Этот дивий зверь, проницательный и остроумный, дает царю всевозможные полезные наставления, но он же, чтобы показать свою силу, забрасывает Соломона на край земли обетованной. И мудрецам и книжникам приходится его разыскивать. Надо признать, что жизнерадостным человеком был этот Ефросин.

Из книжной мастерской монастыря во второй половине XV века вышло и «Сказание об Индийском царстве», которое в средневековье играло такую же роль, как в наши дни — фантастика. Рукою Ефросина написаны древнейшие списки «Задонщины», «Хождения» игумена Даниила, «Александрии».

Значение сборников, подготовленных Ефросином, конечно, в том, что они сохранили нам наиболее древние тексты важнейших памятников.

Круг интересов его чрезвычайно широк. На полях рукописей встречаются заметки астрономического, географического, исторического характера. В одном месте он отмечает, что с момента «боя за Доном» прошло сто лет, в другом — говорит о затмении солнца. Он любит хронологические таблицы, разъясняет, например, что «Иерусалим старей Рима лет 500 без 30 лет, а Рим старей Византии лет 30», с удовольствием делает выборку необычных мер и денежных единиц. Привлекают его иностранные слова, он дает название месяцев по «римьски, египетски, еврейски, еллиньски» и прибавляет, что на Земле «языкь человеческыхь 72» при случае поясняет, что «бомбак» — бумага «по-грецки» и т. д.

При Ефросине, ужо в конце XV века, в монастыре составляется опись библиотеки. Она считается прекрасным для своего времени библиографическим документом. Видимо, знакомство с деятельностью книжников древности — Соломоном, Исидором, Дмитрием Фалерским не прошло для Ефросина даром. Ведь еще в Александрийской библиотеке, например, были удачные каталоги. Поэт и ученый Каллимах, оставивший после себя свыше 800 разнообразных произведений по истории, грамматике, поэзии, создавший новое, так называемое александрийское направление в поэзии, — прославился не только этим. А тем, что составил «Каталог писателей, просиявших во всех областях образованности, и трудов, которые они сочиняли». Каталог состоял из 120 томов. Каллимах рассказывал и о книге, и о ее авторе; если автор был неизвестен, он пытался установить его. Словом, это было основательное библиографическое исследование. Правда, оно не сохранилось, но во многих работах есть ссылки на него. Вполне возможно, что Ефросин где-то слышал или прочитал об этом каталоге. Во всяком случае первый на Руси подобный опыт принадлежит Кирилло-Белозерскому монастырю.

Легко представить себе, как книгохранитель бережно брал в руки каждую рукопись и тщательно просматривал. Что она собой представляет? Как называется? Кем написана? На чем — на бумаге или пергаменте? Каков формат? И только после этого неторопливо заносил самые важные сведения. Строка за строкой идут перечисления: устав, евангелие, минея, пролог, апостол, патерик. А вот и особые приметы: Новый Богослов — «горелый»; псалтырь — «ветха, на хартии», псалмы — «ветхи, на бумаге». Пожары были страшным бедствием по преимуществу в деревянной Руси. В огне гибли многие ценности, хотя люди стремились их спасти, в том числе и книги… Действовало на книги и неумолимое время; десятилетие за десятилетием находятся они в употреблении, и вот оказывается, что корешок порвался, листы на углах загрязнились, иные совсем потерялись, нет начала, сломаны застежки, коробится деревянный переплет, истлели края страниц. И появляется против таких книг приписка — «ветха».