Бэтмен - Билл Флэш

В кресле сидел пациент. По одежде в нем можно было признать представителя мужского пола, но лицо его не узнала бы сейчас даже родная мать — оно было полностью скрыто бинтами. Что-то зловещее скрывалось сейчас в его облике, вид блестящих хирургических инструментов только подчеркивал общую мрачность.

Не мог настроить на веселый лад и внешний облик хирурга, больше похожего на мясника.

Что ни говори, подозрительно выглядела эта не похожая на себя операционная!

Что-то бормоча себе под нос, хирург направился в сторону кресла. По-видимому услышав его шаги, пациент привстал и жестом попросил или что-то подать, или просто подойти ближе.

— Ну-ка, посмотрим, что у нас получилось, — пробормотал хирург, прикасаясь к бинтам.

Разматывал бинты он довольно долго — было видно, как с каждой новой секундой пациент теряет терпение.

Наконец, последняя полоска марли взмыла в воздух, открывая голую кожу.

Для того чтобы лучше рассмотреть свое произведение, хирург нагнулся: слабый свет мешал ему сделать это на расстоянии.

Неожиданно его зрачки расширились от ужаса, он прошептал:

— О, Господи! — и отпрянул.

При этих словах Джек Непьюр, сидящий в кресле, вздрогнул. Что же этот мерзавец сотворил с его лицом?

Похоже, нечто ужасное — хирург замер и теперь молча пялился на него.

— Зеркало! — выдавил из себя Джек, чувствуя, как внутри у него что-то оборвалось. Неужели его теперь ждет новая жизнь — жизнь урода, от которого все будут только шарахаться? Нет, только не это!

«А что? — подумал он. — Любая жизнь — все равно жизнь. Главное, чтобы виновники теперь поплатились!»

— Зеркало! — закричал он, на этот раз более требовательно.

Очнувшись после первого шока, хирург кинулся выполнять его приказание.

Через секунду Джек Непьюр поднес холодное стекло к своему лицу.

— Вы понимаете, — холодея от ужаса, заговорил хирург, — почти все нервные окончания были повреждены, мистер Непьюр… И вы видите — указал он на столик с инструментами полувековой давности, — с чем мне приходится работать.

В ответ ему прозвучал негромкий смех. С каждой секундой он все усиливался, пока не превратился в истерический гогот.

Возникший перед глазами Джека собственный портрет заслуживает особого описания.

Верхняя часть лица пострадала мало — во всяком случае внешне, она только утратила свою подвижность и даже лишилась части морщин. Но нижняя… Пусть главное изменение произошло только со ртом, — этого было достаточно, чтобы напугать любого неподготовленного человека.

Скорее всего, хирургу для работы просто не хватило кожи, и он подтянул ее на наиболее обожженные места со щек. Так или иначе, рот Джека застыл в невероятно уродливой, обнажающей десны улыбке. В сочетании с жестоким и диковатым выражением глаз, она представляла собой жуткое зрелище, пришедшее из пьяного кошмара или тяжелого наркотического сна.

Так теперь выглядел Джек, еще недавно способный своей красотой отбить девочку у самого шефа, всегда гордившийся и тщательно оберегавший свой внешний вид. Красавчик Джек, очаровашка Джек… Во что превратила его сейчас злодейка-судьба? Зачем только понадобилось ей создавать из человека такого зловещего клоуна?

«Я — клоун… — дико хохотал неестественным смехом Джек, — нет — я Джокер… Меня заставили смеяться — и я буду смеяться на беду всем! Все, все еще поплачут за этот мой смех… Готовьтесь к тем шуточкам, которые я перед вами разыграю! Это будут очень хорошие шутки, только похохотать над ними смогу один я!»

В сердцах он швырнул зеркало на столик с инструментами. Послышался звон разбитого стекла, но он был едва слышен среди дикого смеха.

Не прекращая хохотать, Джек встал.

Хирург трусливо выскользнул из помещения.

Клоун-чудовище медленно побрел по операционной, неловко пошатываясь. Пусть! — клоун и должен быть внешне нелеп — такова была плата за право смешить и смеяться над смеющимися.

Джек Непьюр входил в новый образ, который надолго должен был запомниться жителям города Готэма.

В лице спящей девушки таилось что-то детское — может быть, из-за безмятежной улыбки, то и дело сквозь сон возникающей на красиво очерченных губах. Вики спала мирным глубоким сном, и ей явно снилось что-то очень приятное.

«Счастливая… Наверняка ей никогда не снятся кошмары», — подумал Брюс Вейн, приподнимаясь в кровати.

Они лежали совсем рядом, и он всем своим телом ощущал ее тепло, и вдыхал еле уловимый запах нежных цветов.

«Просто жаль ее будить… преступление — нарушить такой сладкий сон…» — подумал Вейн, переводя взгляд на стоящие на комоде часы. Они были старыми — Брюс помнил их с детства. В своем роде они были частичкой прошлого времени, которое должны были измерять, прокладывая нить из прошлого в будущее.

«Если бы так могло быть всегда, — снова задумался он, чувствуя, как сжимается в груди сердце. — Если бы время останавливалось в такие счастливые моменты, когда в душе царят мир и покой, и будущее кажется безоблачным и чистым… точнее, не нужно никакого будущего, не нужно прошлого — только настоящее, счастливое и бездумное «сейчас…»

От этих мыслей почему-то становилось грустно.

Зачем здесь эта милая девушка? Что может дать ей он, однажды посвятивший свою жизнь совсем другому делу?

Может быть, впервые Брюс почти пожалел о сделанном выборе.

Или — свершится чудо, и все можно будет совместить? Нет, рано… Может быть, когда-нибудь — но не сейчас…

Он снова посмотрел на часы, а потом — на нежное лицо Вики.

Неожиданно он ощутил легкую тревогу. Ему показалось вдруг, что он проболтался, сказал ей что-то лишнее, вчера на лестнице…

В его памяти всплыла вчерашняя сцена.

Старинные лестницы ему нравились. В них был особый шик и в то же время — память о давно забытом прошлом, как в этих часах. Как-никак, лестница — одна из наиболее неизменных частей жилища…

А вот Вики они совсем не понравились… Как же начался их разговор?

Точно, именно с лестниц…

— Сколько лестниц в этом доме! — сказала Вики, пошатнувшись, но чудом удержавшись за стену. После нескольких бокалов ликера туфли на высоком каблуке потеряли для нее удобство, а ходьба по ступеням сразу стала рискованной.

— Они меня убивают… — пожаловалась она, цепляясь за панель стены, украшенную резьбой.

— Ну и хорошо, — подошел к ней Брюс, помогая выпрямиться. На какую-то секунду Вики доверчиво и нежно приникла к нему — даже если это было простой случайностью, Брюс не отказался бы повторить этот номер еще раз. Уверенно, но не нагло он помог снять ей неудобные туфли. Вики просто зажмурилась от удовольствия, когда он это сделал…