Предел - Елена Лобанова

А сборщик не мог найти ни одного «лепестка». Ни в мешке с мелочью, ни в своих карманах. Да что искать, их там и не было.

— Разменных нет! — Сборщик схватил дощечку, тиснул на неё три красные и одну синюю печати и сунул бирку Даэросу в заранее протянутую руку. «Сорэад» так и стоял все это время с протянутой рукой, ожидая медяк. Нэрниса в который раз за день начинало подташнивать, но уже не от вина и не от голода. Пелли пошла пятнами, а на глазах выступили слезы. Сборщик поглядел на приятную — работящую, почти замужнюю — девицу, которая буквально сгорала от стыда, но смотрела вперед гордо и не гнула спину. И… пожалел её! Он не был бескорыстно щедр, потому что знал — этот пустяк будет с лихвой перекрыт из денег других пассажиров «Грозы Морей», а они уже были на подходе. И, пусть со вздохом, но портовый сборщик проявил Щедрость. В руку Даэроса, который не намерен был уступать «лепесток», лег полновесный медяк.

— Благодарствуйте, премного! А не подскажете ли какой достойный трактир с комнатами? Чтобы недорого?

Нет, ну, нет придела человеческой наглости! Сборщик позеленел. Он и так сегодня совершил поступок, несвойственный взимающим и карающим, а этот…

— В «Три Бочки»! Идите в «Три Бочки»! Следующий! — И послал бы и дальше и куда подороже, но даже сборщикам бывает невыносимо противно.

Отряд снова удалялся в переулки Малерны в установленном порядке. Впереди шел Даэрос, за ним на шаг сзади — привязанная к мечу Пелли, и следом плелся понурый Нэрнис с кофром. Его жег стыд и возмущение, и он многое бы отдал, чтобы схватить Даэроса за ворот, прижать к стенке и спросить: «Какого Темного!?» Вот именно, Темного… Пелли поравнялась с ним и спросила:

— Больно? Он тебя очень больно ударил?

— Противно! Мне противно!

Даэрос обернулся и прорычал:

— Не отставать. Фирна, ты не должна разговаривать с работником! Не порть маскировку! Так было надо Необходимо! Мне надо было, чтобы из порта нас послали на самый дорогой для нашего сословия двор. Всем ясно? Пелли, не шмыгай носом. Мне тоже Нэрьо жалко. — Он перешел на шепот. — Я ему сам синяк вылечу. Но нас должны были запомнить, понимаешь? Гадко же получилось? Вот, видишь! В порту гадостей случается много. А это была — редкая гадость. Называется — крохоборство. Сорэд же разницу сборщику не вернул!

— Все равно! — Нэрнис не отступал — Мне тошно!

— Терпи, нам еще продвигаться на окраину. И обязательно надо успеть до заката. Не удивляйся — сплетни нас обгонят. Таких «гостей» в самый последний притон не пустят.

Из «Трех Бочек» Даэрос выскочил как ошпаренный, плюясь и ругаясь.

— Ну, приветили! Ну, мерзавцы! Да чтоб я за эту конуру десять медных платил! Да не бывать! Ты, олух, что ты плетешься! А ты, разорение мое? Это из-за тебя мы тут торчим! Платье ей из города! Платье! На один раз надеть то платье. Ты мне тут еще сопли по лицу помажь! А ну, шевелитесь оба!

Даэрос пёр по улице как гномья вагонетка. Прохожие и встречные прятали усмешки: «Что, деревня, не по зубам тебе Малерна?». Кварталы становили беднее, но многолюднее, а улицы — уже. Чтобы Нэрниса и Пелли не оттерли в толпе, Даэрос прихватил «племянницу» под руку, а «работника» тащил за рукав на буксире. Но зато между воплями и руганью, можно было пояснять спутникам, куда и зачем они идут. И почему — такими зигзагами. Да и просто поговорить…

— Пелли, ты в других городах бывала?

— Нет. Я родилась на кухне в Замке Бриск. Я мало, что помню из детства. Сначала меня нянчили все кому не лень. А когда было лень — не нянчили. Моя матушка была очень хорошей кухаркой. Лучшей из всех… Поэтому Малерна её и не выгнала. С шести лет я стала мыть посуду в большом чане. А до этого мыла в лоханке. А потом матушка умерла. Снимала ведерный супник с огня, а он был старый. Ручка отломилась, и весь суп вылился ей на платье. На ноги. Пока платье снимали, пока холодной водой отливали… припекло очень сильно. Она почти месяц лежала. А потом умерла.

— А сейчас тебе сколько лет?

— Двадцать два. Фар Бриск так сказала.

— Понятно. Такая же наивная, как мой Светлый брат. Слушайте оба. Нэрнис, навостри уши! Людей в городе много — и местных и приезжих. Чем тише ты себя ведешь, тем ты подозрительнее. К приезжим с целью обобрать будет цепляться всякий, кто имеет право брать и не отдавать: уличная стража, стража на городских воротах и даже содержатели постоялых дворов. Если ты покажешься кому-нибудь необычным и подозрительным, то даже трактирщик, который живет за счет гостей, немедленно пошлёт шустрого слугу доложить куда надо. В городе ищут троих. Нас и так трое, что уже — не слишком хорошо. Но идти порознь было бы еще хуже. Нам было просто необходимо, чтобы нас сочли свежеприбывшими и запомнили. Вы сами-то запомнили, как звали сборщика?

— Он не представился!

— Нэрьо, ты лучше временно забудь слово «представился» и все прочие длинные слова. Мычи и кивай. Мальчик, который подносил воду, как раз перед тем, как мы подошли, называл сборщика «Почтенный Грид». Если к нам будут приставать к нам с расспросами, я заведу ту же песню про тебя-олуха и про племянницу-невесту. И найду возможность вставить в речь этого Грида. Может эльф знать имя портового сборщика и иметь при себе въездную бирку?

— Фу!

— Вот! Поэтому мы — неинтересные. А я — жадный и шумный. Есть два типа людей, с которыми лучше не связываться — страдающие жалобщики и состоятельные крохоборы. Первые заставят тебя возненавидеть весь мир, вторые — заплатить за воздух, которым они дышат. «Сорэад» — крохобор. К нему незачем присматриваться. От «Сорэада» можно только хотеть избавиться и чем быстрее, тем лучше. Если мы хотим покинуть Малерну до заката, то пусть город сам нам в этом поможет — выгонит за ворота, в надежде, что мы больше не вернемся. Не хочу пугать, но… За сведения о нашем местонахождении награда составляет… угадай, сколько?

— Ну, десять кварт. — Нэрнис, на самом деле, считал, что — не больше пяти. Но раз так загадочно спрашивают…

— Сто кварт. Четыре сотни золотом от городской казны. И сотня от самой Бриск. Весь рынок об этом гудит. На каждом перекрестке объявляли с утра по три раза. Конечно, в первую очередь приглядываются к эльфам. Пока что. Но скоро начнут подозревать всех. Пять сотен золотом. Запомнили?

Пелли пискнула. Она такую кучу золота даже представить себе не могла и скосила глаза на кулон. А Даэрос продолжал стращать спутников:

— Сейчас каждая собака, и в переносном и в буквальном смысле, ищет и нюхает. Я не зря колесил по рыбным рядам — рыбные кишки, чешуя и вода из чанов — не всегда плохо. Там наш след, наверняка потеряли. Пока обойдут все постоялые дворы и злачные места… Потом, может быть, заглянут в сарай и найдут вещи под полом. Но это — когда будут залезать в городе в каждую нору. Два-три дня все будут думать, что остроухие попиратели законов где-то затаились. И нам нужно это время.

— А я? — Пелли так и не поняла, сколько же назначили за её поимку.

— А с тобой должна разбираться сама хозяйка: за кражу тачки, за помощь в побеге. Ты же не вернулась… За помощь в побеге, кстати, Бриск должна заплатить за твою вину городу, или отправить тебя… принять наказание самостоятельно.

— Какое? — Пелли еле дышала от ужаса. Малерна никогда бы за неё не заплатила и медяка.

— Тебе очень надо это знать? Если тебя поймают, то только вместе с нами, а мы за тебя заплатим и в обиду не дадим. Поэтому — перестань дрожать и обойдись без обмороков. Нэрнис рассказывал, как ты умеешь падать. Если захочешь узнать про наказания, наивное дитя, я тебе потом расскажу кому, чего и сколько. А пока не начали трясти за бока всех, кто гуляет втроем, надо покинуть город. Заметно, шумно, без тени подозрения. Пришли!

Место, в которое завел их Даэрос, было на восточной окраине города рядом с городской стеной. Если бы они не петляли по всем улицам и переулкам от порта до «Трех Бочек» и дальше, то давным-давно добрались бы сюда от старой пристани прогулочным шагом. Это был не самый отвратительный район. Отвратительные лепились ниже к порту. Но и — далеко не самый приличный. О том, что район — не приличный, можно было догадаться по двухэтажному домику с вывеской «Морской барашек», около которого они остановились. На вывеске непристойного заведения красовался вполне обычный барашек, оседлавший с тыла… второго барашка, только безрогого. Овцу. Время от времени из здания доносились хоровые восторженные вопли. Доблестные стражи врат Малерны спокойно скучали под этот аккомпанемент. Такое странное соседство порока и воинской отваги объяснялось просто: стражники регулярно посещали «Барашка», а хозяева «Барашка» всегда могли рассчитывать на помощь стражи.

— Я туда не пойду. — Пелли еле дышала.

— Я тоже! — Нэрнис уперся. — Это же несмываемый позор! Аль Арвиль в… таком месте!

— Нэрьо, ты сейчас всё испортишь. Нам только — зайти и выйти. Никто там тебя не селит. Нельзя же тут торчать на виду у стражи!