Король просторов - Феликс Крес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тишине, лишь изредка ругаясь и поглядывая исподлобья на труп, матросы снова полезли под палубу, толкаясь в тесном отверстии люка. Последними тащились избитые. Дороль поднял труп и вышвырнул его за борт.
— Море забрало, — сказал он и сплюнул.
Раладан слегка кивнул и, продолжая пристально разглядывать горизонт, поймал ножи и сунул их за пояс и голенище. Дороль присел на бухту каната у мачты, сорвал с шеи платок и обмотал им руку.
— Две башки я все-таки разбил, — сказал он. — Где Тарес и остальные?
Лоцман кивнул в сторону кормы:
— Тарес с Одноглазой. А остальные тоже нажрались.
Боцман стукнул кулаком о мачту и снова сплюнул, болезненно поморщившись.
— Эхадена окрутила, теперь его, — со злостью проговорил он и снова суеверно сплюнул. — Гром и молния, хоть бы Эхаден был жив! Его они тоже боялись. Не так, как капитана, но все-таки. А Тарес слишком слаб. Люди его любят, но никто не боится. Хоть бы чуть-чуть боялись, но нет — никто не боится.
— Он разбирается в картах и приборах. И читать умеет.
— Ну и что с того, что он разбирается в картах? Ты тоже в них разбираешься, да и без карт справишься. Я сам видел, как ты вел корабль сквозь шторм, и он шел среди рифов, словно у него были собственные глаза. И будто бы ты букв не знаешь?!
Раладан молчал.
— Из старой команды мало кто остался, — продолжал Дороль, — а все эти новички не моряки, а одно название. Рапис еще мог держать их в узде, поскольку они его боялись и потому слушались. Но Тарес — далеко не Рапис. — Он тяжело поднялся. — Надо его разбудить.
Широкими шагами боцман направился в сторону кормы. В коридоре он наткнулся на девушку. Увидев его, она быстро отступила к каюте, которую прежде занимал Эхаден. Ее испуг странным образом смягчил жесткое сердце моряка. Оказалось, что вместо того, чтобы забавляться с Таресом, она испуганно прячется по углам.
— Не бойся, малышка. — Мягкий тон не подходил к его хриплому басу, и слова, вопреки его намерениям, прозвучали как издевка. — Я не акула…
Однако она уже закрыла за собой дверь. Боцман пошел дальше и постучал в каюту капитана. Ему хотелось верить, что из-за двери послышится могучий голос Демона…
Но нет.
Он вошел внутрь. Тарес полулежал на столе, тихо похрапывая. Дороль потряс его за плечо.
— Уже утро, господин.
Офицер тут же проснулся и посмотрел на него почти осмысленным взором:
— Что?
— Утро, господин, — повторил боцман.
— Утро… — Тарес тряхнул головой и потер лицо. Боцман продолжал стоять.
— Что там, Дороль?
— Плохо, господин. Все пьяны. Никого на вахте, никого на мачте. Сплошной бордель, а не корабль.
Тарес наморщил лоб.
— Хорошо, Дороль, мы за них возьмемся, — сказал он. — Возвращайся на палубу.
— Так точно, господин.
Боцман вышел, горько усмехаясь.
«Мы за них возьмемся…»
Никаких распоряжений не последовало.
Тарес погладил рукоять лежавшего на столе меча. Он прекрасно понимал, в какой ситуации оказался. Понимал лучше, чем мог догадываться Дороль.
Он был слишком слаб для того, чтобы удержать команду в подчинении, и знал об этом. Он мог выйти на палубу и отдать приказ ставить паруса. Он мог проложить курс и навести более или менее приемлемый порядок. Он был вторым помощником Раписа, и команда привыкла его слушаться. Но не более того.
Капитан не только командир. Он еще и судья… Теперь награждать и карать должен был Тарес. Он знал, что к подобному никто не отнесется всерьез. Лишь наказание, наложенное Раписом, могло быть справедливым. Лишь награды, полученные из рук Раписа, могли быть заслуженными.
А теперь наказывать должен был он. За беспорядок, за бардак на корабле, за самоволие, за пьянство… Если сейчас он пустит все на самотек, то с этих пор ему придется закрывать глаза на все и всегда — первый шаг в сторону полного упадка дисциплины. Потом они не станут слушать даже приказа ставить паруса. Будут грабить все, что удастся награбить, бессмысленно, дико… и найдут свой конец на реях какого-нибудь стражника. А до того дележ добычи будет происходить среди драк и убийств, он же ничего не сможет сказать, не то что сделать… Нет. Подобного допустить было нельзя.
Но он не мог ничего предотвратить. Он был слишком слаб. Для них он был лишь вторым помощником капитана. И он знал, что останется им до конца дней своих, независимо от того, как будут его именовать. Останется человеком, ответственным за снабжение продовольствием, оружием и пресной водой. Не более того.
Время шло… Тарес сидел не двигаясь с места, погруженный в размышления. Он вздрогнул лишь, когда тихо скрипнула дверь.
В дверях стоял Раладан.
Когда Дороль отправился будить Тареса, лоцман нашел девушку. Как он и предполагал, она была в каюте Эхадена. Сидя на большом ящике у стены, она посмотрела на вошедшего враждебно и вместе с тем испуганно. Раладан закрыл за собой дверь.
— Я знаю, кто ты, госпожа, — без лишних слов сказал он.
Девушка медленно встала. В глазах ее он увидел страх и удивление.
— Каким… чудом? — чуть хрипло спросила она.
Он показал на низкий табурет:
— Можно мне сесть, госпожа?
Она машинально кивнула.
Лоцман сел и положил руки на колени, сплетя пальцы.
— Я друг, — сказал он, глядя ей прямо в лицо, — и хочу, чтобы ты мне поверила… Да, я знаю, я пират и разбойник, — казалось, он читал ее мысли, — но прежде всего я человек, которому твой отец дважды спасал жизнь… Я не успел отплатить ему тем же. — Он помолчал, затем продолжил: — Однако твой отец, госпожа, оставил завещание. И я должен его исполнить. Я разговаривал с капитаном, прежде чем он… умер.
Девушка снова села на ящик.
— Меня это не волнует, — тихо ответила она.
Он кивнул.
— Может быть… Но это не освобождает меня от обязательства, данного капитану.
Девушка молчала.
— Я знаю, вернее, догадываюсь, что произошло тогда, — с нажимом сказал он, глядя ей в лицо. Девушка внезапно побледнела. — Я также знаю, что твой отец не вполне владел собой, оказавшись во власти некоего… неких сил. Думаю, тебе тоже следует об этом знать.
Она опустила голову.
— Меня это не волнует, — повторила она еще тише.
— Хорошо, госпожа. Но, независимо от того, что тебя волнует, а что нет, ты должна знать, что твой отец перед смертью поручил мне опекать тебя. Такова была его последняя воля.
Девушка подняла голову и долго смотрела ему в глаза.
— Я не желаю ничьей опеки.
Лоцман развел руками.
— Меня это не волнует, — сказал он, подражая ее словам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});