Один против всех - Вогт Ван

Теперь звук колокола, как показалось, прозвучал мощнее, чем в первый раз. Несмотря на это, люди в коридоре все, как один, повалились, охваченные тяжелым сном.

Гросвенор встал.

- И так будет повторяться каждые десять минут. Я насовал резонаторы повсюду - они записывают эти колебания и распространяют их дальше. Пойдемте.

- Куда?

- Я хочу поставить прерыватель цепи в главном электрическом счетчике корабля.

И он вышел. Мак Кенн поплелся за ним.

Повсюду лежали люди, погруженные в глубокий сон. Поначалу это вызывало у Мак Кенна неподдельное восхищение, но мало-помалу его лицо становилось все более грустным. Наконец он печально бросил:

- Горько становится на душе, когда видишь, насколько ещё уязвимы люди.

Гросвенор покачал головой.

- Они ещё более беспомощны, чем вы думаете.

Они добрались до машинного отделения, и Гросвенор начал пристраивать свой прерыватель. Вся операция заняла у него не более десяти минут. Молча спустившись с лестницы, ведущей к электрическому щиту, он не стал объяснять геологу ни что он только что сделал, ни что он собирается делать дальше.

- Об этой акции - никому ни слова, - предупредил он Мак Кенна. - Если они обнаружат прерыватель, то мне придется возвращаться сюда и ставить другой.

- А сейчас вы разбудите их?

- Да. Когда вернусь в свой кабинет. Но перед этим я просил бы вас помочь мне перенести фон Гроссена и всех членов ударной группы в их каюты. мне хочется, чтобы он испытал чувство отвращения к самому себе.

- Вы считаете, что теперь он пойдет на попятный?

- Нет.

* * *

Он оказался прав. На следующее утро в десять часов он нажал на кнопку, пустив ток через установленный им прерыватель.

Повсюду на корабле лампы, горевшие постоянно, начали слегка мигать. То был нексиалистский вариант гипнометодов, использовавшихся во время нападения на звездолет Риимов. Мгновенно все члены экипажа, не отдавая себе в том отчета, подверглись глубокому гипнозу.

Гросвенор привел в действие свой аппарат, провоцировавший у человека разнообразные эмоции. Он настроил его на чувства мужества и самопожертвования, долга по отношению к находящейся в опасности космической расе. Он пошел даже на то, что ввел субъективное восприятие времени в темпе, ускоренном по сравнению с объективным в два и даже в три раза.

Проделав это, он включил всеобщий коммуникатор, доносивший его слова до всех членов экипажа, и отдал несколько точных и ясных распоряжений. Перед окончанием передачи он проинформировал каждого, что отныне он будет немедленно отзываться на кодовое слово, даже не зная какое, и забудет впоследствии о том, как ему давалась подобная установка.

После этого он полностью стер из их сознания всякое воспоминание о каком-либо проводившемся гипнотическом сеансе.

Вернувшись в машинный зал, Гросвенор изъял прерыватель.

Добравшись, наконец, до своего кабинета, он всех разбудил, вызвал Кента и сообщил ему следующее:

- Я снимаю свой ультиматум. Готов сдаться. Я осознал, что не могу идти против желания всех членов экспедиции. Хотелось бы, чтобы вы созвали новое совещание, на котором я буду присутствовать лично. Само собой разумеется, я ещё раз выступлю с настойчивыми рекомендациями сосредоточить все наши усилия на обуздании разумного существа, господствующего в этой галактике.

Он ничуть не удивился, когда на этом собрании главы подразделений с удивительным единодушием заявили, что доведенные до их сведения факты убедительно говорят об их опасном положении и о необходимости немедленно принять все меры, чтобы одержать верх в предстоящей схватке с грозным противником.

Кенту поручили организовать операцию по преследованию врага всеми доступными средствами.

Гросвенор вел себя очень деликатно, но не без усмешки наблюдал, с какой неохотой Кент был вынужден признать необходимость перехода к наступательным действиям.

Начиналась великая битва между человеком и его смертельным врагом.

* * *

Безмерной и бесформенной массой Анабис рассредоточился по всему пространству второй Галактики. Миллиарды частиц его тела слегка подрагивали, инстинктивно пытаясь избежать радиации и губительного жара двух сотен миллиардов охватываемых им пытающих светил. Но ни на мгновение он не ослаблял своего гнета над мириадами планет, целиком поглощенный утолением ненасытного голода за счет квадрильона трепещущих точек существ, которых он лишал ради этого жизни.

Но этого ему было уже недостаточно. Отвратительному созданию угрожал неминуемый голод. Его бесчисленные и ничтожно малые клетки безостановочно сигналили - с ближних и с самых отдаленных рубежей, - что пищи катастрофически не доставало. И уже давно все они должны были существенно уменьшить свои аппетиты.

Уже давно у Анабиса созрело убеждение, что он оказался либо чрезмерно большим... либо чересчур малым. Он допустил роковую ошибку: на заре своего существования беззаботно отнесся к своему беспрерывному разрастанию. В те годы будущее представлялось ему ничем не ограниченным во времени, а галактическое пространство, по которому могла безостановочно растекаться его плоть, - бескрайним. И Анабис рос с хвастливой гордостью, присущей низкопородному организму.

Его действительно характеризовал крайний исходный примитивизм. В начале он был всего-навсего газом, курившимся над вечно затянутыми туманом болотами. Не имея ни цвета, ни вкуса, ни запаха, он необъяснимым образом оказался динамической комбинацией. И жизнь получила нежданный толчок.

Невидимый газовый клубок, постоянно корчась и вихляясь, лихо носился над породившими его грязными и тухлыми водами, нырял при необходимости, превращаясь в неутомимого подгоняемого все возраставшим чувством голода охотника, который ухитрялся всегда оказываться там, где что-то... даже неважно что... находило свою погибель.

Ибо для него смерть остальных означала упрочение собственной жизни.

Он и не подозревал, что процесс, благодаря которому он выживал в тех обстоятельствах, был одним из наисложнейших, когда-либо происходивших в природе. Его интересовало отнюдь не знание, а непрестанная погоня за восхитительно возбуждающими удовольствиями. Какое великое наслаждение испытывал он, получая возможность обрушиться на пару насекомых, жужжащих в смертельной схватке друг с другом, объять их неприметным саваном и, дрожа от предвкушения предстоящей радости, дожидаться момента, когда жизненная энергия побежденного растворится в его собственных элементах.

Так продолжалось неопределенно долго - все существование Анабиса сводилось к тому ни на мгновение не прекращавшемуся поиску пищи. Его мир ограничивался грязной трясиной, серой и всегда затянутой пеленой, там он чувствовал себя вполне удовлетворенным, вел активный и идиллический образ жизни, практически не требовавший каких-либо интеллектуальных усилий. Но незаметно для самого себя он рос, несмотря на то, что лучи далекого солнца едва достигали его топких мест. И вскоре ему стало не хватать питания.