Сага о Форсайдах 2 - Джон Голсуори

- Разумеется, нет.

- Что же это, как не то самое напускное превосходство, в которое мы не верим?

Халлорсен засмеялся.

- Вы меня поймали. Но вопрос все-таки еще не исчерпан. В каждом человеке сидит сноб, - согласен. Но мы - народ молодой, у нас нет ни вашей древности, ни ваших традиций. В отличие от вас мы еще не свыклись с мыслью о своей предызбранности. Для этого мы слишком многочисленны, разношерстны и заняты. Кроме долларов и ванных, у нас есть много такого, чему вы могли бы позавидовать.

- Чему же мы должны завидовать? Буду признательна, если вы мне объясните.

- Пожалуйста, мисс Черрел. Мы знаем, что не лишены достоинств, энергии, веры в себя, что у нас большие возможности, которым вам следовало бы завидовать. Но вы этого не делаете, и нам трудно примириться с таким безнадежно устарелым высокомерием. Вы - как шестидесятилетний старик, который смотрит сверху вниз на тридцатилетнего мужчину. А уж это, извините меня, самое идиотское заблуждение, какое бывает на свете.

Подавленная, Динни молча смотрела на него.

- Вы, англичане, - продолжал Халлорсен, - раздражаете нас тем, что утратили всякую пытливость, а если она у вас еще осталась, вы с поразительным снобизмом умеете это скрывать. Знаю, в нас тоже масса такого, что раздражает вас. Но мы раздражаем лишь вашу эпидерму, вы же - наши нервные центры. Вот приблизительно все, что следовало сказать, мисс Черрел.

- Я поняла вас, - отозвалась Динни. - Все это ужасно интересно и, смею утверждать, бесспорно. Моя тетка встает из-за стола. Поэтому мне придется удалиться вместе с моей эпидермой и дать отдых вашим нервным центрам.

Девушка поднялась и через плечо с улыбкой глянула на американца.

У дверей стоял молодой Тесбери. Ему она тоже улыбнулась и шепнула:

- Побеседуйте с моим любезным врагом, - он стоит того.

В гостиной Динни подошла к Тигрице, но разговор у них долго не клеился, потому что обе испытывали взаимное восхищение и ни одна не желала дать ему выход. Джин Тесбери был двадцать один год, но она показалась Динни старше ее самой. Ее суждения о жизни и людях отличались четкостью и категоричностью, пожалуй, даже глубиной. Какого бы вопроса ни коснулась беседа, у Джин по каждому было свое мнение. Она будет замечательным другом в трудную минуту, думала Динни. В самом отчаянном положении она не изменит своим, хотя всегда будет стремиться ими командовать. Но помимо деловитой твердости, в Джин есть, - Динни это чувствовала, - необычное, по-кошачьи вкрадчивое обаяние. Стоит ей этого пожелать, перед нею не устоит ни один мужчина. Хьюберта она покорит мгновенно! Придя к такому выводу, его сестра усомнилась, действительно ли ей, Динни, этого хочется. Перед ней именно такая девушка, какую она подыскивает для брата. Она быстро поможем ему отвлечься. Но достаточно ли силен и жизнеспособен Хьюберт для той, кто его отвлечет? Предположим, он влюбится в нее, а она его отвергнет? Или наоборот - он влюбится, а она полностью завладеет им? И потом - деньги! На что им жить, если Хьюберт уйдет в отставку и лишится жалованья? У него всего триста фунтов в год, у нее, очевидно, - вовсе ничего. Сложный переплет! Если Хьюберт снова с головой уйдет в службу, его незачем отвлекать. Если будет принужден подать в отставку, отвлечься ему необходимо, но он не сможет себе это позволить. И все-таки Джин именно та девушка, которая любым путем обеспечит карьеру человека, чьей женой станет.

А пока что собеседницы разговаривали об итальянской живописи.

- Кстати, - неожиданно заметила Джин, - лорд Саксенден говорит, что вам от него что-то нужно.

- Да?

- Что именно? Я могла бы заставить его согласиться.

- Как? - улыбнулась Динни.

Джин приподняла ресницы и посмотрела на Динни:

- Это нетрудно. Что вы от него хотите?

- Я хочу, чтобы брат вернулся в часть или - еще лучше - получил другое назначение. Его репутация опорочена в связи с боливийской экспедицией профессора Халлорсена.

- Этого верзилы? Поэтому вы и пригласили его сюда?

Динни показалось, что с нее срывают последние одежды.

- Если говорить откровенно, - да.

- Очень интересный мужчина.

- То же самое находит и ваш брат.

- Ален самый великодушный человек на свете. Он без ума от вас.

- Это он мне сказал.

- Он искренен, как ребенок. Так, серьезно, нажать мне на лорда Саксендена?

- Зачем вам-то беспокоиться?

- Не люблю сидеть сложа руки. Предоставьте мне свободу действий, и я поднесу вам назначение на тарелочке.

- Мне достоверно известно, что лорд Саксенден не из покладистых, сказала Динни.

Джин потянулась.

- Ваш брат Хьюберт похож на вас?

- Ни капли. Волосы у него темные, глаза карие.

- Вы знаете, когда-то наши семьи были в родстве - кто-то на ком-то женился. Вы интересуетесь селекцией животных? Я вывожу эрдельтерьеров и не верю в передачу наследственности исключительно по мужской или по женской линии. Доминирующие признаки могут передаваться потомству как по той, так и по другой и в любом колене родословной.

- Возможно. Однако мой отец и брат оба чрезвычайно похожи на самый ранний портрет нашего предка по мужской линии, если не считать того, что они не покрыты пожелтевшим от времени лаком.

- А вот у нас в семье была одна урожденная Фицхерберт, которая вышла за Тесбери в тысяча пятьсот сорок седьмом году. Если откинуть в сторону брыжи, она - моя точная копия, даже руки у нее мои.

Джин вытянула вперед две длинные смуглые ладони, слегка хрустнув при этом пальцами.

- Наследственность проявляется порой через много поколений, которые, по видимости, были свободны от нее, - продолжала она. - Все это страшно интересно. Мне хочется взглянуть на вашего брата, который выглядит совсем не так, как вы.

Динни улыбнулась:

- Я попрошу его приехать за мной из Кондафорда. Может быть, вы даже не сочтете его достойным внимания.

Дверь отворилась, и мужчины вошли в гостиную.

- У них такой вид, - шепнула Динни, - словно они задают себе вопрос: "Угодно ли мне посидеть с дамами, и если да, то почему?" Все мужчины после обеда становятся ужасно смешными.

Голос сэра Лоренса прервал наступившее молчание:

- Саксенден, не хотите ли вы с Бентуортом сыграть в бридж?

При этих словах тетя Уилмет и леди Хенриет автоматически поднялись с дивана, где вполголоса расходились во мнениях, и проследовали туда, где им предстояло заниматься тем же самым весь остаток вечера. Помещик и Саксенден двинулись за ними.

Джин Тесбери скорчила гримаску:

- Вы не находите, что любители бриджа как бы обрастают плесенью?

- Еще один стол? - спросил сэр Лоренс. - Эдриен? Нет? Вы, профессор?

- Пожалуй, нет, сэр Лоренс.

- Флер, значит, вы со мной против Эм и Чарлза. Все решено. Идем.

- На дяде Лоренсе плесени не видно, - тихо отпарировала Динни. - А, профессор! Вы знакомы с мисс Тесбери?

Халлорсен поклонился.

- Изумительный вечер! - воскликнул молодой Тесбери, подходя к Динни с другой стороны. - Не прогуляться ли нам?

- Майкл, мы идем гулять, - объявила, поднимаясь, Динни.

Вечер был в самом деле изумительный. Листва вязов и каменных дубов застыла в неподвижном темном воздухе. Звезды сверкали, как бриллианты, роса еще не выпала. Только нагнувшись к цветам, можно было их различить. Каждый звук - и уханье совы, доносившееся с реки, и мимолетное гуденье майского жука - казался отчетливым и одиноким. Освещенный дом смутно вырисовывался в теплом воздухе сквозь подстриженные кипарисы.

Динни с моряком ушли вперед.

- Только в такие вечера и постигаешь план творца, - заговорил Ален. Мой родитель - чудесный старик, но его проповеди способны убить веру в ком угодно. А у вас она еще осталась?

- Вы имеете в виду веру в бога? - переспросила Динни. - Д-да. Но я его себе не представляю.

- Не кажется ли вам, что о нем можно думать лишь тогда, когда ты одинок и вокруг тебя простор?

- Когда-то я испытывала душевное волнение даже в церкви.

- По-моему, одних эмоций человеку мало. Хочется еще охватить разумом тот беспредельный акт творения, который совершается в беспредельном молчании. Вечное движение и в то же время вечный покой! Этот американец, кажется, неплохой парень.

- Вы беседовали с ним о родственной любви?

- Я приберег эту тему для вас. У нас ведь еще при Анне был общий пра-пра-пра-прадед. В нашем доме висит его портрет в парике, правда ужасный. Так что родственные узы налицо. Дело за любовью, но она придет.

- Придет ли? Родственные узы обычно ее исключают - и между людьми, и между народами. Они подчеркивают не столько сходство, сколько различие.

- Вы намекаете на американцев?

Динни утвердительно кивнула.

- Что бы мне ни говорили, - возразил моряк, - одно для меня бесспорно: лучше иметь под боком американца, чем любого другого иноземца. Скажу больше - это мнение всего флота.

- Не потому ли, что у нас с ними общий язык?

- Нет. Но у нас общая закваска и общий взгляд на вещи.