Проект Россия. Большая идея - Юрий Шалыганов

Идею Сталина поддержало большинство. Троцкистов частью изгнали из СССР, частью уничтожили. Партия под руководством нового вождя сосредоточила силы на преобразовании аграрной страны в индустриальную державу.

Глава 5. Провал

Идею коммунизма подменяет идея сильной страны. Партия по-прежнему не устает на митингах заявлять о мировом коммунизме как о своей главной цели. Но на практике она ориентируется и реализовывает идею сильного государства. При кажущейся одинаковости двух целей (построение коммунизма и создание сильного государства) возникает принципиально иная ситуация. Дело в том, что цель всегда одна. И она первична. Остальное используется как инструмент ее достижения. При этом вторичное тоже может называться целью, но по сути это всегда ресурс и инструмент. Ради первичного можно жертвовать вторичным. Наоборот — никогда, ибо это противоречит здравому смыслу.

Цель определяет логику действия. Появление новой цели родило новую логику. Когда первичен был коммунизм, власть была готова жертвовать Россией. Когда первичной стала Россия, в жертву была принесена идея коммунизма.

Теперь компартия согласна на огромные уступки в сфере идеологии, если это ведет к укреплению СССР. Становится вторично, под каким флагом произойдет усиление. Решающий фактор — сиюминутный результат.

Хорошо то, что усиливает страну. Плохо то, что ослабляет. В этой логике идея перманентной революции, ставившая Россию в уровень дров, осуждается. Следом и сама идеологическая составляющая отходит на второй план. Новая редакция сталинской конституции уже не обозначает главной целью компартии построение коммунизма во всем мире. На смену прежней цели приходит новая цель: построение сильной социалистической империи, противостоящей капиталистическому миру.

Новая цель образует новые требования к соискателям власти. Раньше власть состояла из своего рода жрецов, глубоко понимающих смысл коммунистического учения. Это был своего рода ценз. Если человек не имел цельного понимания, не вмещал теорию Маркса о последовательном изменении мира и неизбежности прихода коммунизма, у него не было шанса оказаться в высших эшелонах власти.

Все разговоры о том, что Сталин сам ничего не писал, что за него, как за Брежнева, писали, опровергаются этим фактом. Человек, не понимающий сути учения Маркса, не мог оказаться наверху. Как бы хорошо он ни выступал на трибуне, каким бы ни был отличным организатором и администратором, но если его знание коммунизма исчерпывалось общими словами, в высшую власть он попасть не мог. Сталин был на высшем уровне партийной иерархии. Этим все сказано.

Когда идея, вытекающая из цельного понимания закономерностей развития человечества, сменяется идеей, сложившейся из сиюминутной ситуации, возникает другой ценз. Начинается соответствующая ротация кадров. Теперь во власть попадает не тот, кто понимает масштаб Маркса и коммунизма, а тот, кто может создавать государственную мощь.

Мыслителей сменяют люди более низкого уровня — хозяйственники, военные, ученые. Они создают промышленность, науку, боеспособную армию. Благодаря этому СССР первым выйдет в космос и совершит множество подвигов. Но все это будет сделано не ради реализации коммунистической идеи, а ради построения мощного государства.

Коридоры власти наполняют специалисты по решению малых задач (относительно малых). Никто не говорит, что такие задачи не надо решать. Разговор лишь о бессмысленности решать малое, если никто не решает большое (попросту не видит его). Действия малых честных людей отдаляют крушение конструкции, но не отменяют его.

Глобальная структура, созданная первыми коммунистами, начинает сжиматься подобно шагреневой коже. Идея коммунизма превращается в пустую традицию и ширму. В реальности высшей идеей становится идея служения государству. Ему нужно служить, не пытаясь понять, почему. Просто надо, и все. Кто отказывается, тот предатель.

Почему так нужно было считать, каким образом это следовало из коммунизма, на глубинном уровне не расшифровывалось. Серьезное объяснение с лихвой заменяла популистская версия «нужно усиливаться, чтобы выстоять во вражеском окружении». Обычному человеку этого хватало, что называется, за глаза. Но думающие люди не могли не видеть смены стратегического курса, переориентации с одной идеи на другую.

Разворачивается гигантская пропагандистская кампания, внушающая: Родина есть высшая ценность по сравнению со всеми другими ценностями. Ради блага государства нужно отказываться от личного блага. Если потребуется умирать, надо умирать. Если возникнет ситуация, когда ради государства нужно пожертвовать жизнью семьи, нужно жертвовать. И самое главное, ради блага государства допускалось временное отступление от фундамента — теории коммунизма.

Чтобы понять уровень, представьте: монахи ради блага монастырского хозяйства решают на время отказаться от христианских догматов. Если даже это приведет к небывалому расцвету хозяйства, христианским монастырем уже точно это образование не будет.

За время временного отступления сформируется другая конструкция. Она поднимет во власть соответствующих себе людей. Ключевые места займут не те, кто ориентирован в первую очередь на христианство, а те, кто ориентирован на рынок. Благом будет не умение души врачевать, а умение организовать эффективное хозяйство. Завхозы получат статус духовных учителей и руководителей. Вокруг них сформируется новая субкультура, одетая в христианские одежды, скрывающая другую суть. Вопрос времени, когда все это прокиснет. Нельзя быть внешне монахом, а внутренне хозяйственником.

Именно это произошло с коммунистами эпохи Сталина. Возведя благо государства в статус высшей цели, по факту они не просто отказались от коммунистической идеи. Они создали новый тип религии — советский патриотизм, где верховным божеством выступало государство. Его божественность не из чего не вытекала, кроме как из него самого (как и положено божеству). Сам вопрос: «Почему так?» приравнивался к святотатству, оскорблению божества, за что предусматривалось жестокое наказание.

Очень скоро государство для советского народа становится примерно тем же, чем дубовая роща для друидов — божеством. Разница с друидами: те открыто объявляли свою территорию божеством, потому что идея божественности территории вытекала из их мировоззрения. Сталинские коммунисты не могли заявить ничего подобного, потому что идея патриотизма не то, что не вытекала из их официального мировоззрения, она противоречила ему по всем базовым показателям. Но так как деваться некуда, сталинский аппарат производит, называя вещи своими именами, новый тип религии — сталинизм.

Новая идеологическая конструкция основана даже не на пустом месте, ее строят на отрицательном месте. Образно говоря, здание стоит не просто без фундамента, а на болоте, которое активно всасывает в себя постройку. По понятным причинам такая религия не могла долго жить. Срок поклонения сущности, без всяких оснований, единственно из соображений текущей безопасности, назначенной божеством, максимум мог длиться пару поколений. Далее неминуемый распад.

Ничего подобного в области построения идейных конструкций в истории не было. Ценность, ради которой нужно не жалеть ни себя, ни семью, ни жизнь, всегда вытекала из мировоззрения. Например, при монархии основанием патриотизма была религия. Царь считался представителем Бога, и потому защита державы, которую ему вверил Бог, считалась служением Богу. Жертвуя собой ради России, человек в конечном итоге понимал это жертвой Богу. Коммунисты не могли представить принесение себя в жертву государству жертвой ради коммунизма по той причине, что коммунизм принципиально отрицал ценность государства. В «священных» текстах коммунизма, коими считались работы Маркса и Ленина, черным по белому эти мысли были прописаны.

Оставшиеся во власти фигуры не могли этого не понимать, но иного выхода не видели. Новая религия была составной частью плана повышения обороноспособности страны. Бывший космополит Сталин, некогда доказывавший вторичную ценность России, обращается к народу: «Братья и сестры». Люди будут умирать «за Родину, за Сталина!» с той же самоотверженностью, с какой первые христиане умирали за Христа.

Кажется, это хорошо и правильно — верой и правдой служить своей стране. Но сама по себе страна всегда позиционируется вторичной ценностью, инструментом, так или иначе работающим на первичную ценность. Единственный известный вариант позиционирования территории первичной ценностью мы находим у друидов. Чтобы повторить его, необходимо мировоззрение, из которого такой вывод будет следовать. Пока такого мировоззрения нет, провозглашение патриотизма высшей ценностью неизбежно будет профанацией. С таким же успехом можно провозгласить высшей ценностью футбольный клуб.