Хомотрофы - Александр Соловьёв

С меня вмиг слетел хмель. Я с испугом глянул на остальных людоедов: их лица стали свирепы и вытянуты, глаза пожелтели, и я ощутил себя жертвой, попавшей в волчье логово, хоть и понимал, что гнев относится не ко мне.

– Хозяева заманили нас обманом, – продолжил Илья, когда ярость отхлынула. – Мы нужны заводу для поддержания страха среди масс. Хозяевам нужен страх, а нам нужна человечина.

Он резко схватил меня за руку – словно сковал стальным наручником. Я дернул изо всех сил, и он отпустил. К хищному огню в его взгляде примешалось странное растерянное чувство.

– Мы вынуждены есть человеческое мясо раз в месяц, иначе умрем, – выговорил он. – Это инстинкт самосохранения. Но хозяевами движут другие мотивы.

Какие? – хотел спросить я, но голос мой куда-то пропал.

– Мы живем здесь пятый год, – продолжал Илья. – Нас используют так же, как и горожан. Внутри нашей семьи все чаще происходят столкновения. Населения в городе всего тридцать пять тысяч. Даже на одного менга положено в три раза больше. А нас здесь уже… Впрочем, сейчас это не важно. Дело в том, что нарушен баланс, и это грозит внутренней войной. Войной между менгами.

Я вновь украдкой посмотрел на лица людоедов.

– Не все прежде были Морховицами, – сказал Илья. – В город призвали три бродячих семейства одновременно. Ничего гаже нельзя было придумать.

Из последующих слов я понял, что это был беспрецедентный случай. Некий менг заключил сделку с людьми. Предателя именуют Поваром за его пристрастие к изысканной стряпне: он знает толк в блюдах из человеческого страха.

Говоря об устройстве пищевой иерархии, можно допустить, что люди сотворены для того, чтобы обеспечивать энергией своего страха хозяев и быть пищей для менгов. В таком случае менг и хозяин составляют тандем. В некотором смысле налаживается безотходный процесс потребления физического и энергетического тела человека.

Но есть некоторое «но». Менги не приемлют идеологии хозяев… Главный менг не говорил об этом прямо, но я кое-что понял.

Когда людоеды, придя в город, встретились, произошла война за территорию, в результате которой необходимо было стать одним родом. Дрались беспощадно. И, в конце концов, все стали Морховицами. Образовалась своего рода диаспора, которую надо кормить.

Илья снова подчеркнул, что мне не стоит и пытаться понять природу менгов, но все же мне надо знать, что они не преследуют цели убивать людей ради развлечения. Убивая, мы придерживаемся того морального кодекса, который нам передали наши предки. Он предписывает строгие ограничения. Однако обстоятельства вынуждают изменять принципам, иначе менги не смогут выжить.

– Так обстоят дела, господин Восставший. Теперь, когда появились вы, настало время действовать. Власть хозяев должна быть низложена. Вы не думайте, мы не собираемся устанавливать в городе свои порядки. Хозяева, пользуясь нашей зависимостью, диктуют нам правила. Но это противоречат нашему кодексу, в соответствии с которым мы существуем. Директор устроили террор, а мы помогаем порождать ад в душах людей. Страх – это живительный эликсир для директора и его помощников. Тот же, кто «сердцем радостен» – отрава для них…

Меня распирали противоречивые чувства. Эти твари занимались людоедством и при этом рассуждали о гуманизме и о каком-то кодексе. Мораль их была чуждой и зловещей. Мне стало казаться, что я горю в огненной геенне. Каждое слово, произнесенное менгом, эхом прокатывалось по моему существу, бросая меня в дрожь. Несколько раз я заново покрывался холодным потом и, в конце концов, меня охватил такой ужас, что я, потеряв контроль над собой, крикнул:

– Вы порождения тьмы?!

Лысый гигант скривился в ухмылке, глаза его стали желтыми, как янтарь.

– Мы – менги, – понизив голос, сказал он. – А вы – тот, кто пришел без приглашения. Это все, что нам нужно знать друг о друге. Есть в городе старик-оракул. Он силен и не подвластен ни нам, ни хозяевам, ибо имеет сходную с нами природу. Он возвестил пришествие человека, который поможет победить хозяев. Если дословно, он сказал: «Великий Восставший – Сочинитель-Который-Явится-Незванный-Пешком-Издалека». Вы – журналист, стало быть, сочинитель. Кажется, вы явились пешком? Это еще не все. Вы сами преодолели спираль. Но она непроходима. Спираль – это дорога в никуда, по ней невозможно прийти к центру. Маршрут проложен был иначе. Он известен только привилегированной кучке водителей, которых просветила, как поговаривают сама… Простите, менги суеверны и никогда не называют по имени то, что по самой своей сути не имеет имени. Мы верим оракулу, к тому же ясновидящий Слепец подтвердил ваше предназначение. Когда кто-то из нас решает добровольно умереть, а происходит это в течение месяца, после отказа от человеческого мяса, наши способности трансформируются: открывается истинное зрение. Итак, вы и есть Восставший.

Видимо, настал момент истины. Все смотрели на меня с нетерпеливым ожиданием чуда.

– Сергей Петрович. С вашей помощью мы сможем освободиться. Вы разгадаете секрет. К тому же, оракул говорил, что вы обладаете защитой.

– Защита-то у меня есть, – не очень уверенно начал я врать, вернее, подыгрывать менгам. – Но чем вы можете мне помочь?

– У нас опыт и многовековая история. Доверьтесь нам. Не смотрите, что живем как… цыгане.

Я задумался, усиленно растирая виски руками.

– Вы оказались в ловушке, – произнес я. – Вас контролируют. Силы могут оказаться неравными.

Илья оскалился в ухмылке.

– Да, город окружает невидимая Грань. Пытаться ее пересечь – верная смерть. Стоит к ней подойти – начинаешь чувствовать симптомы… Каждый находится под воздействием особых полей, даже мы. Никто не может выбраться из Полиуретана по своей воле: ни человек, ни менг. Мы это тоже хорошо уяснили. В далеком прошлом я был врачом. Представление о человеческом организме имею. Но моих знаний не хватает, чтобы разобраться в том, что происходит.

Менг – врач? Я пораженно смотрел на него.

– Я хирург по образованию, – сказал Илья. – Правда, закончил институт еще до войны, в тридцать восьмом году. Потом работал, хотел побольше узнать о людях. Все это в прошлом. – Он махнул рукой. – Полиуретан – черная дыра. Бермудский треугольник. Тот секрет, который вы один сможете разгадать. А мы поможем. Терять нам нечего. Иначе всем кранты.

– Я не знаю, с чего начать, – честно признался я.

– Нам достаточно того, что мы знаем, кто вы. Вы мыслите иначе. Здешняя невротичная толпа особо остро чувствует инакомыслящих. За вами пойдут массы.

Сидящие вокруг, чем-то напоминали мне этнических кочевников, хоть они и не были людьми. Кто они? Раса хищников? Демоны? Я собственными глазами видел, какие превращения происходят с ними по ночам. Господи, да что им нужно от меня?.. Как я могу решить их проблемы? Очень скоро эти твари разоблачат меня; не так уж они глупы. Не по наивности, а, видимо, от отчаяния, они ухватились за нелепое предсказание. Но я не тот человек! Когда они осознают эту горькую правду, их вера в меня сменится яростью.

Меня передернуло от мыслей о том, что людоеды сделают с моим телом. Вдруг подумалось о том, сколько всего не успел, не доделал, не исправил. Э нет, мы еще повоюем.

И тогда я прочистил горло и понесся на волне экспромта, излагая план действий по подготовке к восстанию…

Проводить меня вышли всем кланом.

От семейства отделилась девушка – та самая, черноволосая, с глазами, отливающими позолотой, – и пошла рядом со мной. От выпитого меня слегка покачивало, а говорил я так долго, что язык больше не хотел ворочаться. Вдохновение опять же иссякло. Мы просто шли рядом на расстоянии вытянутой руки и молчали. Неожиданно она произнесла:

– Я обещала брату никому не рассказывать правду. В этом городе практически умерла надежда на избавление. Брат видел будущее, он видел свободу.

Я залюбовался ее точеным профилем, упрямством во взгляде, устремленном в грядущее. Вот, кому следовало бы играть роль Великого Восставшего. Я не решился намекнуть, что увиденная Слепцом свобода из той же серии, что и мое избавительство. Я не имел права убивать надежду.

И вдруг ее лицо потемнело, а черты преобразились до неузнаваемости. Подбородок изменил очертания, стал прямоугольным и вытянутым.

– Хочу, чтобы ты знал, – прорычала тварь. – Если у тебя ничего не выйдет – ты станешь моей добычей. Старайся изо всех сил.

Сказав это, она метнулась в проулок.

Я постоял некоторое время, удрученный. Затем опустил голову и побрел, погруженный в мрачные мысли.

11

В понедельник с утра и до самого вечера шел дождь. Свет, падающий на пол, был не в состоянии образовать четырехугольник и расплывался неровным овалом.

Бирюкинг весь день помалкивал, только иногда косился в мою сторону. Деловод тяжело вздыхала.

Я чувствовал себя разбитым после вчерашних посиделок у менгов, но вида не показывал. Время от времени, чтобы взбодриться, начинал мурлыкать себе под нос популярные мотивчики, вызывая недоумение. В атмосфере всеобщей подавленности едва слышное пение звучало как смех на похоронах.