Смеющийся Пеликен - Евгений Наумов

Многие уверяли, что они тоже видели болезнь собственными глазами, когда шаман тащил ее к выходу, и она, сопротивляясь изо всех сил, забывала, что должна быть невидимой, и являлась во всем своем отвратительном виде и бессилии за мгновение до того, как ее выбрасывали на снег.

Чтобы болезнь не вернулась, Кыкват давал пить больному настои из колдовских растений, которые сам собирал в тундре летом, много горячего чаю или заставлял укрываться семью шкурами неезженых оленей, или растирать тело жиром нерпы пополам с жиром евражки.

Вот почему, несмотря на все проделки, жители селения уважали Кыквата. Ведь не только из окрестных селений, а даже из других земель приезжали к шаману и просили изгнать болезни. А самое главное — очень важные люди приезжали, даже другие шаманы, и покорно шли в шатер Кыквата с различными дарами. Бывали дни, когда у его шатра собиралось пять-шесть богатых упряжек. Всех излечивал Кыкват, с любой болезнью справлялся.

Были даже болезни, которые ему приходилось изгонять, залезая на больного и выкручивая ему руки и ноги, выворачивая шею, выгибая хребет самым жестоким образом, так что в костях трещало и щелкало. Тогда из его шатра неслись пронзительные крики, которые вскоре сменялись облегченными стонами. Но такие болезни встречались редко, нападали только на важных людей, которые приезжали издалека.

— Наверное, не добрались еще сюда эти страшные болезни! — рассуждали охотники. — А может, холодно им здесь…

Подойдя к шатру Татая, атаман остановился и окинул жилище оценивающим взглядом.

Старая, дырявая покрышка. Плохо живут в этом шатре, очень плохо. «Почему людям нравится так жить?» — подумал он осуждающе.

Еще вчера Лайнэ прибрела к нему и, плача пронзительно, так что у Кыквата заныли зубы, просила изгнать болезни мужа. Она рассказала, что готова отдать за лечение десять шкурок голубого песца, хранившихся очень давно. Пусть не посчитает шаман плату слишком ничтожной — отдают они последнее.

После ее ухода Кыкват долго курил трубку и думал. Потом пришел Амек и заговорил о том, что решил взять Аинку третьей женой: Тама уже старая, а Хаткана слишком тощая, некому будет в долгую зимнюю ночь согревать его большой живот.

Правда, одолевали старшину сомнения — про Аинку худая слава шла по селениям, очень много смеется она и отказывает женихам. Многие женихи приезжали и богатые подарки привозили ее отцу, но она даже глядеть ни на кого не хочет. Уже зовут ее девушкой, отказывающейся выходить замуж. Разве хорошо это, что б селении живет такая девушка? Не приводит это к добру.

После ухода Амека шаман еще долго курил трубку. Ему самому молодая жена не нужна была. У него уже было две жены, правда, одна кривая, а другая хромая. Он женился на них потому, что отцы девушек дали ему, много оленей, припасов, большую байдару и горшочек табака. Хоть и плохонькие жены, да хорошо справлялись, со своей работой, а главное — не ссорились между собой. А, возьмешь молодую да красивую, нужно кормить ее, одевать, подарки приносить.

Но Амек пришел к нему за помощью, хотел узнать, почему Аинка замуж выходить не желает. Да и Лайнэ просила изгнать болезни, мужа, а своим односельчанам Кыкват никогда не отказывал, тем более, что десять хороших песцовых шкурок не лишними будут, когда торговцы приедут. Поэтому решил наведаться в шатер Татая.

Гости Черного Шамана. Сотворение Камыснапа. «Встань, Камыснап!»

На этот раз у Черного Шамана были гости, и сидели они очень тихо.

Синаневт, старушка из-под жирника, и раньше безобразной была, а теперь сморщенное черное лицо словно пешней всю ночь долбили: так злоба после неудавшегося нападения на Айвана исковеркала его.

У длинного злого Ивликелхена рот его от жестокости перекосился на сторону, пронзительные черные глазки под самый лоб ушли.

Великанша Майырахпак только голову из-под земли высуну- ла — вся она и в шатре не уместилась бы, чавкала что-то широким, как у кита, ртом и ворочала белыми глазищами. А в спутанных волосах ее грелась черная ящерица Каманхват- ей холодна было.

Черный Шаман камлал очень тихо. По бубну постукивал колотушкой, обтянутой кожей серой змеи. Мухоморов принесла ему Каманхват, объелся он ими и теперь совсем обезумел.

То в жука с хвостом превращался, то в краба с крыльями, то в червя мохнатого. Вместо громких криков лишь хрипел.

Помощником был рэккен с лицом острым, как нож, и с собачьими ушами — Кумак, владеющий Железным крючком. Неслышно по шатру метался и все необходимое подавал. С левой стены бубен подал — изломал его Черный Шаман, с правой стены, с задней, с передней — тоже изломал. Последний бубен, увешанный зубами волка-одиночки, взял Черный Шаман.

Долго где-то летал. Когда вернулся, глаза его ледяными стали, вокруг них — иней.

— Подавай, — сказал он.

Кумак в угол кинулся, разные предметы крючком из глубокой ямы выдернул, бросил на середину. Даже руками прикасаться боялся, только человек мог это делать.

Началась работа Черного Шамана.

Из каменного молота, принесенного Ивликелхеном, голову сделал. Туловище — из доски, на которой скребла шкуры маленькая старушка. Руки из деревянных крючков для жира, а ноги из кривых скребков, что дала Каманхват. Вместо ладоней приладил двух живых крабов, принесенных со дна моря огромной Майырахпак. Закончив, стал шептать на ухо человечку что-то злобное, даже пена в углах рта закипела.

— Встань, Камыснап!

Поднялся человечек, такой страшный, что все даже засмеялись от удовольствия, хотя и подальше отодвинулись. Каманхват бросила ему два звериных глаза и голый хвост да ядовитое жало.

— Будешь еще красивее!

Заулыбался Камыснап, когда хвост и глаза себе приладил, уставился на всех немигающим взглядом. Засвистели, защелкали, зашипели на него:

— Мигни! Мигни хоть раз!

Не мигают глаза звериные. Тогда сказал Черный Шаман;

— Вслед за Айваном иди. Когда настигнешь, в тело его войдешь.

Вышел из шатра Камыснап и побрел на кривых ногах не быстро и не медленно, прямо по следу Айваиа. Теперь уж не отстанет, потому что нигде не останавливается, глаза его не мигают, а жало наготове.

Ни в огне Камыснап не горит, ни в воде не тонет…

Черные, рыжие, серые болезни. Аинка не хочет идти замуж. Все бы друг друга слушались!

— Эй, внутри сидящие! — громко окликнул Кыкват.

Вышла седая Лайнэ и радостно заморгала слезящимися глазами. Она сказала, что Татай совсем плохой стал, даже одеться без посторонней помощи не может.

Шаман что-то проворчал, шагнул в шатер и воскликнул:

— Какомэй!

От испуга чуть навзничь не упал. В шатре было полно болезней — бегали, словно песцы, под ногами, спали, свернувшись клубочками, или грызли что-то в углу, как собаки кости. Черные, рыжие, серые… Увидев Кыквата, радостно завизжали и кинулись к нему. Еле успел он выскочить из шатра, входную шкуру за собой опустить.

— Сидите! Сидите внутри и не высовывайтесь! — Дрожащими руками вытащил мешочек с когтем Серого Орла и стал размахивать им, потом опустился на четвереньки и побежал вокруг шатра по-собачьи, рыча и бормоча заклинания.

— Тихо! Сидите тихо, не шевелитесь! Не смотрите по сторонам, не оглядывайтесь! — крикнул он, замкнув первый круг.

Женщины замерли у входа, испуганно глядя в щель. В пологе завозился Татай. Узнав голос шамана, он что-то пробормотал, но Кыкват, пробегая второй круг, крикнул:

— Тихо! Сидите тихо, не разговаривайте! Говорю только я!

Слышно было надсадное пыхтение шамана и невнятные, глухие заклинания. Лайнэ мелко-мелко дрожала. Что же такое страшное увидел шаман, что сразу из шатра выбежал?

— Тихо! Сидите тихо, не думайте ни о чем! Думаю только я!

Аинка тоже задрожала. В щелку было видно, как вокруг шатра бегает на четвереньках кто-то страшный, на медведя похожий. А может, Кыкват уже в медведя превратился?

Забежит сейчас сюда и всех разорвет…

Но Кыкват на этот раз решил ни в кого не превращаться — не любил этого, трудно, потом все тело болит. Думал, что у Татая сидит какая-нибудь маленькая болезнь, лишь увидит его — одного вида испугается, в тундру убежит. А их целый шатер! Может, и его погубить хотят? Вон как все бросились к нему!

По лицу струился пот, застилая глаза, и вдруг он почувствовал, что одна болезнь прыгнула ему на поясницу и острые зубы в спину вонзила.

— Ох! — испугался Кыкват. — Что это такое прыгнуло мне на спину?

На его заполошный крик выскочили из шатра женщины, осторожно сняли со спины шамана полуразвалившуюся нарту, которая раньше стояла прислоненная у передней стенки.

Пробегая мимо, шаман задел ее, и нарта упала.

— Тьфу! Собак нет, а нарту держит, — ругалась Лайнэ на своего старика. — На чем ездить собирается?

Шаман сердито ощупывал поясницу. Он вспомнил, что такая болезнь уже не раз нападала на него самого, по нескольку дней подряд держа его в позорном собачьем состоянии. Вот и сейчас, наверное, пряталась эта болезнь среди других в шатре Татая.