Психоз - Татьяна Соломатина

– Это мне? – раскраснелся Вовка, как школьник.

– А это что, похоже на любовную лирику?

– Вроде нет.

– Я тоже так думаю. Но если хочешь, чтобы это было тебе, то это тебе.

– Спасибо, Санечка.

«Какой милый. Похож на застенчивого людоеда».

Потом оказалось, что Вова вовсе не такой законченный материалист, каким казался. Напротив. Плоды дешёвой эзотерики, сваленные в одну кучу с ветхими останками символизма, сделали из него космогонического еретика. Веды он отождествлял с дао. Путал экзерсизм с остракизмом. Верил в чёрную кошку и левую ногу, напрочь отрицая колдовство и так далее. И, увы, оказался большим любителем посвистеть на эту тему, чуть не пустившись однажды с Иркой в рукопашную. Его, правда, именно в тот момент настигла адская боль в покалеченной руке. Он даже сознание потерял… И ещё оказалось, что не такой уж он и милый.

«Вот интересно, кто симпатичнее – застенчивый людоед или тролль в костюме для бальных танцев?»

Во всём остальном Вова был точно такой же, как большинство мужчин этой планеты. Страшно гордился своим домом – стандартным особняком, где кричащая роскошь сочеталась с нелепой копеечной бережливостью. Считал себя неотразимым. И гордо размахивал над головами близких и не очень людей огромным крестом покаяния. Мазохизм высшего пилотажа, свойственный порой действительно сильным представителям неслабого пола. Кадровый военный в отставке. Вернее – на пенсии по инвалидности. Закончив в начале восьмидесятых высшее десантное военное училище, он попал туда, куда не мог не попасть – в Афганистан. Удача и звериное чутьё щедро подносили награды и внеочередные звания, позволяя оставаться в живых, а прокололся на сущей ерунде – нервы не выдержали.

Его взвод сидел в засаде. Ждали караван с наркотой. Пустая и ветреная, как погремушка, ночь. Караван шёл без огней. Чутьё подполковника Владимира Викторовича Пятиугольникова не подвело и в этот раз – позиции были заняты удачно. Подвели нервы. Не салагу с учебкой за плечами. Не молодого лейтенанта. Его. Командира спецподразделения. Подвели. Нервы. Что уж там творилось у него в голове той ночью – неведомо. Но преждевременная очередь выдала месторасположение целого отделения. Ответный же выстрел из гранатомёта стоил Вове оторванной кисти и изувеченного предплечья. Пятерым из взвода – жизни. И это была его вина.

Жить под одной крышей с человеком, пережившим год госпиталей, с десяток пластических операций и страдающего неизлечимым чувством вины – ад.

Сашка не была создана для ада. Во всяком случае, для такого – постоянного, реального и самого что ни на есть сущностного. Ощутимого. Психолог – не сестра милосердия. На каждый его припадок бешенства она отвечала не меньшим. Там, где нормальная женщина должна была пожалеть, – Сашка язвила. Там, где любящей стоило бы молча принимать, – Сашка громогласно отвергала. Она терпеть не могла его детей – и его дети отвечали ей взаимностью. Их редкие появления под крышей его дома выводили её из себя. Она забивалась на третий этаж и не высовывала оттуда носа, пока они не уходили. Единственный, кто ей нравился, был Вовкин брат. Сын его матери от второго брака. Он приехал из маленького зауральского городишки к большому и богатому брату в надежде, как все простые смертные, на помощь. А получил в основном поучения, морали и периодические отправления на вольные хлеба. Вовка со скрипом расставался с самой малой копейкой. Младший же и не собирался сидеть на шее у старшего. Устраивался как мог.

– Что тебе стоит взять его к себе в один из ресторанов?

– Пусть сам покрутится, поищет работу.

– Это идиотизм! Для чего тогда семья? Хороший парень. Он не только ищет, но и находит. Но мне кажется, если можешь помочь – помоги. В чём он перед тобой провинился? В том, что твоя мать вышла замуж после смерти отца? Именно поэтому ты отправился в своё училище? Что за детский сад? И зачем ты ему своей войной всё время тычешь? Ты хотел бы, чтобы и ему оторвало руку? Или чтобы он был на месте одного из тех пятерых?

Вместо внятного ответа по существу просто Вова начинал орать, что Сашка – тварь, дрянь и не ей его жизни учить. Она соглашалась и уходила. Он находил – и возвращал. Весь этот эмоциональный беспредел длился с апреля по июль, пока Сашка не объявила, что она уходит. Окончательно. Совсем. Это только в первый раз тяжело. С мужем, к слову, она развелась безболезненно. Детей у них не было, вопроса раздела его собственности не существовало. Муж попытался было чем-то угрожать, но достаточно было ему лишь однажды узреть Пятиугольникова в не лучшем из его настроений, как он тут же размяк и диффундировал во вселенную не пересекающихся с Сашкиной жизнью множеств.

– Спасибо, Владимир Викторович, всё было очень вкусно, но уже не лезет, – сказала Сашка в один из жарких июльских дней. – Мне пора.

Последующая сцена была безобразна. Он перебил всю посуду, уволил очередную домработницу – впрочем, они и так менялись чаще, чем носки, – именно из-за крутого нрава хозяина. После – внезапно успокоился, сказал Сашке, что без неё не может, но если она не может жить с ним рядом, под одной крышей, то вот, пожалуйста, квартирка. Только-только закончил ремонт. Почти. Въезжай, живи. Будем гостевыми любовниками.

«Полумера? Да – полумера. Но она же ведь ещё и полуквота»

Сашку это устроило.

Хотя, конечно, отвратительно, нехорошо и всё такое прочее. Порядочная женщина никогда ничего подобного себе не позволит. Порядочная женщина потребует квартиру в подарок на день рождения и машину вместо букета. А так же ежемесячное содержание. Чтоб, значит, подарки почём зря не пропадали. Мужчины ценят только то, за что платят.

Но Сашка, мало того что была непорядочная женщина, так и та ещё дура, судя по всему. Так она сама думала. Во всяком случае, ей необходима была передышка. Любой психолог подтвердит – нельзя из одних отношений сразу кидаться в другие. Надо взять тайм-аут, подумать о жизни, побыть без никого в блаженном одиночестве. Но где взять средства на блаженное одиночество, если замуж вышла ещё в институте? И долго-долго ни о чём таком материальном не думала? Если собственной норой не озаботилась, потому что у мужа было родовое гнездо. Если на ваши общие деньги он строился, а ты теперь вроде как не удел? Если, если, если…

«Компромисс – форма существования тридцатитрёхлетних одиноких женщин, у которых средства осуществления плохо конвертируются в средства существования».

Сашке не везло с мужчинами. Она всё время была одна-одинёшенька на своей стороне. И никак не могла присесть и подумать. Потому что пейзаж был громадным, страшным, пустынным. По широкой дороге, отделявшей её от другой стороны, нёсся нескончаемый поток мощных, красивых, мускулистых лошадей, вздымавших пыль до сумрачных небес. И она даже не могла рассмотреть, кто там ждёт её. Она металась с начала вечности, а он спокойно ждал с начала вечности. И ему, в отличие от неё, не было ни страшно, ни жутко, ни безысходно. И от этого её ещё больше заполняло вселенское безразмерное отчаяние. И она даже не могла умереть. Там, во сне.

На этой же стороне сновидений жизнь была предельно проста. В ней надо было уметь заработать на сто грамм еды и десяток квадратных метров. И Сашка пошла на компромисс.

«Гостевые любовники. Это лучше, чем гостевой брак. Ты избавлен от боли неоправданной надежды. Осознанная ясность безнадёги».

Весь август она почти не спала. Это было ужасно – спать одной, но…

Такие правила.

– Сменила шило на мыло! – ехидничала Ирка.

– Ладно, скажи мне, как психолог психологу, что делать?

– Найти такого, что влюбится по уши, и доить его, как корову. Не выкаблучиваться. Это как психолог психологу. А как ведьма иному существу я тебе ничего не скажу. Потому что не знаю. Не хочу знать. И не могу знать. В мир таких, как ты, таким, как я, доступ закрыт. Блок. Граница на замке.

– Ну, пошла плясать губерния. Скажи, что мне делать?!

– Жить. Проёбанная жизнь – это нехорошо. Но не фатально.

– Очень ценный совет. И не менее ценная своей глубиной сентенция. – У подруг была такая манера: слегка пробовать друг друга на зуб. Так играют большие дружественные собаки. Симулируют бои. До первой необильной крови из загривка. Оттачивают навык. Чтобы в случае реальной необходимости вражеская шея была разодрана в клочья.

– Не хуже и не лучше, чем те, что я щедро отваливаю клиентам. Зато тебе, заметь, совершенно бесплатно!..

Пятая глава

Ирка. Ирина Владимировна Смирнова. Один из самых высококлассных (и, соответственно высокооплачиваемых) специалистов в деле разрешения семейных, личностных и каких угодно проблем, возникающих в ментальном и духовном поле клиента. Советы её зачастую были просты, как хлеб-соль. А если не помогали простые, то Ирка принималась за излюбленную свою методу – шоковую психотерапию.