Дядюшка Наполеон - Irag Pezechk-zod

Дустали-хан бросился на Асадолла-мирзу и зажал ему рот.

— Умоляю вас, князь, молчите! Если этот медведь узнает, он своим секачом из меня котлету сделает.

Все загалдели, заспорили. Вопли Азиз ос-Салтане перекрывали общий шум. И в этот самый, момент я заметил, что в нескольких метрах от меня за кустом роз сидит на корточках наш слуга и так же, как я, тайком наблюдает за происходящим. Этот слуга по натуре не был человеком любопытным, и поэтому я сразу догадался, что отец, заслышав гвалт на дядюшкиной половине сада, подослал лазутчика для сбора сведений. Он и прежде поручал этому слуге подобные задания.

Увидев отцовского шпиона, я встревожился, но, увы, ничего не мог сделать. Громкий голос дядюшки Наполеона заставил остальных притихнуть:

— Ханум Азиз ос-Салтане, по праву главы нашей семьи я требую, чтобы вы сказали, кто сообщил вам, что Дустали-хан состоит в любовной связи с женой мясника Ширали?

Дустали-хан умоляюще вскрикнул:

— Бога ради, не повторяйте вы без конца это имя! Моя жизнь в опасности!

Дядюшка, учтя его просьбу, слегка изменил свой вопрос:

— Скажите, кто сообщил вам, что этот недоумок состоит в связи с женой известного нам бандита?

Азиз ос-Салтане, немного поостыв, ответила:

— Я не могу этого сказать.

— Прошу вас, скажите!

— Говорю вам — не могу!

— Ханум, я и так знаю, какой подлец и негодяй это сделал, но хочу услышать его имя от вас самой. Ради сохранения репутации нашей великой семьи, ради того, чтобы не запятнать честь вашего супруга, я требую…

Тут Азиз ос-Салтане, вновь разъярившись, запустила веником в мужа, который, повесив голову, сидел подле дядюшки Наполеона, и завизжала:

— Честь? Да какая у этого мерзавца честь?! Да чтоб мне сто лет без мужа жить!.. Завтра же с самого утра пойду к Ширали и расскажу ему все, как на духу! Тогда посмотрим, что останется от этого обманщика!

Дядюшка Наполеон твердо сказал:

— Вот именно этого делать не следует. Ширали… я хотел сказать, известный нам бандит потому-то каждый раз до последней минуты не догадывается о своем несчастье, что ни у кого не хватает смелости сказать ему правду… В прошлом году мой слуга, вот этот самый Маш-Касем, всего-то и сказал ему: «Ты бы держал свою жену в узде…» — так Ширали на целую неделю забросил торговлю и сидел с секачом наготове возле наших ворот. Пришлось Маш-Касема от него прятать. А уж сколько мы его упрашивали, сколько уговаривали, пока он согласился вернуться к своим дохлым баранам… Не так разве было, Касем?

Маш-Касем обрадовался возможности поговорить:

— Ей-богу, зачем же врать?! До могилы-то — четыре пальца!.. Я ему и этого-то не сказал. Всего-навсего посоветовал: «Ты, мол, не разрешай жене своей больно часто из дому выходить». Я потому так сказал, что у него недавно со двора ковер украли. Я и хотел сказать, что, мол, ты своей жене прикажи, чтоб дома сидела, тогда и воры к вам не заберутся… А он как услышал, так от базара до самого дома за мной с секачом гнался, бандюга! Я едва успел ворота за собой закрыть, как сразу в обморок и упал… Дай бог здоровья нашему аге — они дней двадцать с ружьем меня охраняли…

Асадолла-мирза, решив, что ему пора вмешаться, серьезно сказал:

— Ханум, дорогая, бог свидетель, даже если я собственными глазами увижу, что Дустали решился на какое-нибудь непотребство, и то не поверю. Куда ему — хилый он, еле-еле душа в теле… Песок вон уже из него сыплется. Каким же образом он мог…

Азиз ос-Салтане, неожиданно снова выйдя из себя, заорала:

— А-а! Теперь уже Дустали, видите ли, и старый, и песок из него сыплется!.. Говоришь, у него еле-еле душа в теле? А сам-то?! Была б у тебя душа в теле, твоя жена с тобой бы не развелась!

Дядюшка Наполеон и дядя Полковник с трудом подавили этот новый взрыв. Шамсали-мирза сказал:

— Ага, если вы разрешите, я задам ханум Азиз ос-Салтане всего один вопрос, ответ на который внесет полную ясность в эту проблему.

Но не успел Шамсали-мирза задать этот вопрос, как в ворота снова постучали. Все переглянулись.

— Кто бы это мог быть в такой поздний час?… Касем, пойди открой.

Взоры всех присутствующих были прикованы к воротам. Маш-Касем отправился исполнять приказ дядюшки. Послышался скрип ворот, и немедленно вслед за этим — возглас Маш-Касема:

— Ох, ты ж, господи!.. Ширали!..

Напряженная тишина нарушилась сдавленными стонами Дустали-хана:

— Ширали… Ширали… Шир… Ши-и-и… — И, рухнув на подушки, несчастный почти лишился чувств.

Поблескивая бритой головой, испещренной шрамами старых ножевых ран, Ширали тяжелыми шагами приблизился к сидевшим в саду. Поздоровавшись, он обратился к дядюшке Наполеону:

— Смотрю, а у вас в саду свет горит. Думаю, надо зайти поздороваться… Простите меня великодушно, ага, никак не мог я на роузэ к вам прийти… Ездил в Шах Абдоль-Азим[12].

— Святыне поклониться — благое дело.

— Золотые ваши слова!.. Я-то не за тем туда ездил. Мне надо было с плешивым Асгаром разобраться, у которого я овец на мясо покупаю. Не приведи вам господь иметь дело с такими проходимцами… Подлец всучил мне на днях больную овцу.

Дядюшка, повысив голос, сказал:

— Надеюсь, с божьей помощью вы с ним разобрались и получили назад свои деньги?

— Уж будьте спокойны, ага!.. Свои-то деньги я у любого из глотки вырву. Вначале, известное дело, он отнекивался, но когда я его излупил тушей той самой овцы, он и за нее деньги вернул, да еще и на дорогу мне дал.

— А чем же она была больна, Ширали?

— Этого я не знаю, только совсем плохая была… Я все боялся, не дай бог, потом кто в квартале заболеет. Раздуло ее всю, не при вас будь сказано. Я вначале-то не докумекал, двоим-троим по куску продал… Короче говоря, вечером сегодня возвращаюсь домой, а жена мне и говорит, что, мол, вы роузэ проводили. Уж как я огорчился, что не был…. Думаю, пойду посмотрю — если не спите, загляну, скажу, что вины тут моей нету, потому как в отъезде был. Так что простите уж меня.

Асадолла-мирза, конечно же, не мог удержаться от озорства. Показав рукой на Дустали-хана, он сказал, обращаясь к Ширали:

— Тут вот господин Дустали-хан как раз о вашем здоровье справлялся… Очень он к вам расположен. Ровно за минуту до вашего прихода о вас вспоминал.

Дядюшка с удовольствием оборвал бы Асадолла-мирзу, потому что видел, в каком плачевном состоянии пребывает Дустали-хан, и так же, как и все мы, понимал, что шуточки Асадолла-мирзы могут выйти Дустали-хану боком, но не находил возможности вмешаться. А князя уже понесло.

— Вот вы, Ширали, сказали, что овца эта вся раздулась. Так вы ее ножом резали или секачом?

К счастью, глуховатый Ширали не разобрал вопроса. Зато Дустали-хан при этих словах схватился руками за низ живота, и с его трясущихся, побелевших губ сорвался жалобный стон.

Дядюшка строго глянул на Асадолла-мирзу:

— Асадолла, постыдись! — А затем громко обратился к Ширали: — Как бы там ни было, спасибо, что зашли… Даст бог, в следующий раз вместе с нами на роузэ посидите.

— За честь почту. Самого вам наилучшего. — И, по очереди попрощавшись со всеми, Ширали благополучно отбыл.

Закрыв за ним ворота, Маш-Касем вернулся и вздохнул с облегчением:

— Слава богу, он и не догадался, что господин Дустали-хан… то есть я очень даже боялся, как бы…

Дядюшка, выбитый из колеи визитом мясника, сердито оборвал его:

— Еще один оратор выискался!.. Я считаю, что нам лучше отложить продолжение этого разговора на завтра. И конечно, я не успокоюсь, пока не докопаюсь до истины! — Повернувшись к Азиз ос-Салтане, он распорядился: — Ханум, вы тоже идите к себе, отдыхайте до утра.

Азиз ос-Салтане окликнула мужа:

— Подымайся, пошли домой!

Только что очухавшийся от нервного потрясения, Дустали-хан с круглыми от ужаса глазами изумленно переспросил:

— Что?… Домой?… Чтоб я с тобой вошел в дом?!

— Я при Ширали ни слова не сказала, потому что должна сама с тобой разобраться. Но сегодня я тебя не трону. Подымайся, чтоб тебя черти взяли! Иди спать!

— Да я лучше под секач Ширали лягу, чем вернусь с тобой обратно в…

Дядюшка Наполеон перебил его:

— Ханум, пусть уж сегодня Дустали переночует у меня, а завтра поговорим.

Азиз ос-Салтане собралась было запротестовать, как вдруг в ворота снова постучали. Потом раздался голос Гамар, толстой и придурковатой дочери Азиз ос-Салтане:

— Маменька моя здесь?

Войдя в сад и увидев свою мать и Дустали-хана, Гамар глупо захихикала:

— Ну как, маменька, отрезали вы папе Дустали его бутончик?

Азиз ос-Салтане сердито прикрикнула на нее:

— Гамар! Как тебе не стыдно!

Дустали-хан, увидев падчерицу, завопил:

— Когда эта ведьма гналась за мной с ножом, ее дочечка кричала: «Отрежь, маменька, отрежь!..» Девицу эту тоже надо в тюрьму упечь!