Уровень Пи - Ая эН

– Ты лучше про себя расскажи.

– А что про меня рассказывать? У нас все превосходно.

Джен, как и остальные ангелы, жила в раю, а в раю – всем известно – плохо не бывает. Как всегда, она захватила фильм о своей жизни и целую кучу фотографий: вот Джен играет на арфе, на которой вместо струн натянуты солнечные лучики, вот она купается с подружками в потоках нейтрино, вот работает над проектом нового предрассветного тумана. Джен была фантастически, неправдоподобно красива. Даже самые изящные фарфоровые статуэтки кит-тайской работы рядом с ней казались грубыми поделками из каменного века. У Джен были тонкие, абсолютно правильные черты лица, хрупкая точеная фигурка, длинные пальцы, идеальная кожа, королевская посадка головы. Кроме того, Джен почти постоянно улыбалась, причем ее улыбка была искренней, щедрой, зажигательной и одновременно с этим совершенно спокойной.

Мама разглядывала фотки и плакала. (Мутанты третьего порядка не умеют испытывать подобных чувств, но мама Риза и Джен научилась переживать некоторые чувства и позволяла себе проявлять пикантную слабинку в кругу семьи.) С одной стороны, ее утешало то, что Джен будет жить вечно, и не где-нибудь, а в раю, с другой – она бы предпочла, чтобы ее дочь была обычной мутанткой, и тогда они бы жили все вместе, не меняя каждые несколько лет место жительства. Хотя нет, при чем тут Джен! Они переезжают из-за Ризенгри. Сколько еще лет или месяцев они смогут прожить в этом доме? Пока вроде все спокойно, но в любой момент «Венька» может невзначай выдать себя, и тогда каждая минута будет работать против них. Их семья живет в этом городе уже почти пять лет, – до сих пор они нигде так долго не задерживались. Но что их ждет завтра?

Джен прочла мысли мамы, теперь полностью открытые для нее, впрочем, как и мысли большинства остальных людей, подлетела, нежно обняла за плечи:

– Ма, ты не волнуйся. Я еще не сказала вам с папой самого главного. С этого года я смогу помогать вам отслеживать ситуацию с Ризи.

– Да я и сам уже не маленький! – пробурчал тот, но сестра остановила его взмахом невесомой руки.

– Дело не в этом. Просто твой друг Дюшка Клюшкин – последний настоящий человек на Земле, и за ним установлено особое наблюдение. Я не могу сказать тебе всего…

Джен на секунду замялась, подумав о Варе-2, но миссис Шортэндлонг незаметно прижала палец к губам, – кое-что они успели обсудить до прихода Риза. Тогда Джен решительно взмахнула кудряшками, рассыпав вокруг себя сноп золотистого сияния:

– За твоим Дюшкой следят самые крутые мутанты. Ты можешь попасть в их поле зрения по чистой случайности.

– Да я в курсе… Я веду себя очень осторожно.

– Осторожно? А кто проник в секретный институт сквозь стену?

– Да я один раз только, год назад, на пару минут. Всю жизнь теперь мне это припоминать будешь?

– Но если ты попадешься…

– Послушай, ты, ангелочек! Я не хуже твоего знаю, что со мной будет, если я попадусь. И ты ничем не сможешь мне помочь, даже если все твои…

На огромные карие глаза Джен навернулись слезы, с которыми она тщетно пыталась бороться. В отличие от мутантов ангелы обладают всеми человеческими чувствами, тонко воспринимают ситуацию и остро переживают любое проявление насилия или несправедливости. Ризи осекся. Он не понимал, что творится в душе его сестры, но по ее заблестевшим глазам догадался, что сейчас стоит извиниться.

– Я не хотел тебя обидеть, – сказал он примирительно. – В принципе я могу не дружить с Клюшкиным, если вас всех это так волнует. Переведусь в другую школу. Или поссорюсь с ним из-за любой ерунды. А через три или четыре месяца его заберут на опыты и…

– Да, у нас осталось всего три или четыре месяца, – задумчиво произнес отец, все это время хранивший молчание. – Я до сих пор не уверен, что мы поступили правильно, сделав это… – прибавил он.

– Сделав что? – не понял Риз.

– Ну… Переехав именно сюда. Как ты считаешь, Марси?

Марсия Шортэндлонг вместо ответа перевела взгляд на дочку.

– Я пока ничего не могу сказать, – покачала головой Джен. – Мне нужно время. Еще немного времени, совсем чуть-чуть. Я теперь буду работать… с другими людьми и…

Дженифер Шортэндлонг с трудом подбирала слова. И не потому, что она знала много того, о чем никогда не узнает никто из ее семьи. А потому, что ее обуревали сейчас самые разные чувства – сильные, сложные и противоречивые.

– Ха-ха! – вдруг перебил ее Ризенгри. – Она будет работать. Наш ангел собирается работать. Держите меня. Помнится, ты еще недавно училась в третьем классе, а?

Ризу Шортэндлонгу вовсе не приходилось подбирать слова. Его чувства были не менее сильны, но просты и однозначны. Считается, что мутанты высших порядков вообще не испытывают никаких таких «тонких чувств», но что у них есть ощущения, эмоциональные и физиологические реакции, логика и всякое такое. Кто знает – может, так оно и есть на самом деле! Ризи, по крайней мере, уж точно никогда не заморачивался на «тонкие чувства». А уж жалеть Джен, у которой и так все в полном шоколаде… Ну, уж нет! Даже если бы Ризи и умел жалеть, сейчас был вовсе не тот случай! Впрочем, Ризенгри жалеть не умел, да ему пока и не приходилось в жизни никого жалеть. Вот злиться… злиться – это совсем другое дело!

– У нас не такие классы, как у вас, – терпеливо, как маленькому ребенку, объяснила Джен. – Мы учимся совсем другим вещам. Я не могу тебе объяснить, правда. И потом, я уже закончила третий класс…

– Поздновато для твоего возраста, – фыркнул Риз.

– И перешла в четвертый…

– Не может быть! У вас еще и четвертый имеется?

– Теперь мне можно работать с людьми.

– Обалдеть! Ну, так давай, работай! Только не со мной, о’кей? Я же не человек, верно? Я даже для самых крутых мутантов – чудовище, что, не так?

– Нет, Ризи. Ты обычный второй мутант. Просто некоторые твои способности… – попытался угомонить его отец.

– Обычный второй мутант? Некоторые способности? Что ты называешь некоторыми способностями? Может быть, вот это?

Ризи на мгновение сосредоточился. Его лоб прорезала глубокая морщина. Слишком глубокая, чтобы это было похоже на простую задумчивость.

– Не надо, пожалуйста! – вскрикнула мама, но слишком поздно.

Лоб Ризенгри раскололся надвое, голова раскрылась, как игрушечное пасхальное яйцо, правая и левая половинки сместились, вращаясь против часовой стрелки: левая вытянулась вперед, правая, напротив, сдвинулась в сторону затылка. Мистер Шортэндлонг был близок к обмороку, миссис Шортэндлонг застыла, вцепившись в ручки кресла. И только Джен, тихонько отлетев в уголок, спокойно смотрела, что будет дальше. Половинки головы Риза соединились. Часть носа оказалась на месте подбородка, глаз расположился вертикально в одной части лица, половина рта, параллельно глазу, – в другой. На том месте, где должен находиться лоб, теперь торчало ухо, но на этом трансформация не закончилась. Ризи поднял правую руку над полом и медленно втянул в себя большой палец. Затем указательный, средний и безымянный с мизинцем. Он втянул в себя всю руку, по самое плечо. Ухо, торчащее вместо лба, пошевелилось и начало растягиваться в стороны. Вдруг из него появилось что-то кроваво-красное, похожее на толстый, мягкий карандаш. Еще одно и еще… Вскоре из уха, растянувшегося на полголовы, вылезла кисть руки, вывернутая наизнанку. Кисть приветливо помахала окружающим, и мистер Шортэндлонг с глухим стуком упал на пол рядом с супругой – та уже минуту, как лежала без сознания. Джен скользнула к брату.

– Я виновата перед тобой, – сказала Джен. – Мы все виноваты, но я больше всех. Я скажу тебе одну вещь… Я не должна говорить тебе этого, я даже не знаю, что будет, когда мои узнают, что я тебе это сказала, но, наверное, ты все-таки должен это знать.

Ризи медленно возвращался в свое обычное состояние. Джен продолжала говорить, не обращая на его превращения ни малейшего внимания. Можно подумать, она в день по десять раз сталкивается с подобными штуками.

– Мы специально переехали в этот город, чтобы ты мог подружиться с Дюшкой Клюшкиным. Чтобы вы стали настоящими друзьями. Настоящими, понимаешь? Это очень важно. Не для Дюшки, для тебя. Это очень опасно, но это твой единственный шанс – сейчас я скажу тебе самое-самое главное, но об этом никто не должен знать. Лучше пусть обо мне все узнают, и о тебе, и о Дюшке, но только не об этом – ты можешь сделать…

Джен вдруг замолчала. Ризи, а вернее, Венька Бесов собственной персоной, потому что чудовище со смещенной головой и вывернутыми наизнанку руками превратилось в Веньку, не моргая, смотрел ей в глаза. Его взгляд был холодным и полным решимости, ее – виноватым и сомневающимся.

– Нет, все-таки не скажу, – проговорила наконец Джен. – Если я скажу тебе, что именно ты должен сделать, ты уже никогда не сможешь этого сделать.

– Струшу?

Ризенгри Шортэдлонг с самого рождения ничего не боялся.