Книга о русской дуэли - Александр Востриков

В России же XVIII — первой половины XIX века политика была уделом царей и заговорщиков. Российским самодержцам драться на дуэлях не довелось. Впрочем, существуют разные легенды.

В 1870 году П. И. Бартенев напечатал в издававшемся им «Русском архиве» два отрывка из книги, озаглавленной «Достопамятный год из жизни Августа фон Коцебу, изданный им самим» (Пер. с нем. Париж, 1802). Ее автор, известный немецкий писатель, волею судеб в 1800 году оказался в России. Попавший в немилость к Павлу I, препровожденный прямо от границы в ссылку в Тобольск, спустя несколько месяцев он был столь же неожиданно возвращен в Петербург, «где Император поспешил вознаградить его щедрыми милостями за недоразумение, коего он сделался жертвою. Ему было назначено значительное содержание и поручена дирекция Немецкого театра в Петербурге. Кроме того, ему давались разные поручения литературного свойства».

«…16 декабря <1800 года> в восемь часов утра граф Пален прислал мне приказание немедленно явиться к нему.

Когда я приехал, граф Пален сказал мне с улыбкою, что Император решился разослать вызов или приглашение на турнир ко всем государям Европы и их министрам и что он избрал меня для того, чтобы изложить этот вызов и поместить его во всех газетах. Он присовокупил, что в особенности следует взять на зубок и выставить в смешном виде барона Тугута[14] и что генералов Кутузова и Палена следует назвать в качестве секундантов Императора». Весьма озадаченный, Коцебу тем не менее составил требуемый вызов, и даже в двух вариантах. Однако оба эти варианта показались Павлу «недостаточно резки», и в конце концов он собственноручно составил следующее объявление, которое Коцебу и перевел с французского на немецкий: «Нас извещают из Петербурга, что Русский император, видя, что Европейские державы не могут согласиться между собою, и желая положить конец войне, уже одиннадцать лет терзающей Европу, хочет назначить место, в которое он пригласит всех прочих государей прибыть и сразиться между собой в турнире, имея при себе в качестве приспешников, судей поединка и герольдов самых просвещенных своих министров и искуснейших генералов, как-то гг. Тугута, Питта, Бернсторфа; причем он сам намерен взять с собою генералов Палена и Кутузова; не знают, верить ли этому; однако же известие это, по-видимому, не лишено основания, ибо носит отпечаток тех свойств, в которых часто его обвиняли» {80, стб. 1960–1966; см. также 87}.

Коцебу пересказывает несколько комических ситуаций, вызванных столь замечательной публикацией, однако каких-либо достоверных свидетельств о том, был ли этот вызов на самом деле напечатан и как к нему отнеслись европейские монархи, мы не имеем. Тем не менее эта история непременно упоминается в каждом исследовании, посвященном Павлу I, — действительно, она «носит отпечаток тех свойств, в которых часто его обвиняли».

Не прошло и трех месяцев, и так и не дождавшийся благородного поединка рыцарственный император отошел в мир иной, а на престол взошел император тоже рыцарственный, но другого ордена.

Как это ни странно, но бредовая идея Павла была отчасти реализована его старшим сыном. Многочисленные конгрессы, в которых участвовал Александр, чем-то напоминают нам именно рыцарские турниры, где собирались монархи, чтобы лично «скрестить копья». На одном из них (Венском) Александр сгоряча даже сказал кому-то из своей свиты, что ему придется вызвать на дуэль Меттерниха, однако до осуществления этого намерения дело не дошло.

Царедворцы также большей частью ограничивались в своем соперничестве записками, докладами и интригами, так что во дворце политика шпагою не писалась.

Ну а заговорщики? Конечно, в первую очередь мы имеем в виду декабристские организации. Декабристы не предполагали использовать дуэль как средство политической борьбы. Но декабризм был не просто определенной идеологией, которая объединила группу людей в организацию, поставившую перед собой политические цели. Декабризм — это целый мир: быт, определенные стереотипы поведения, психология, культура — стиль жизни во всей ее полноте. И в конечном счете, все дуэли, в которых принимали участие декабристы (не обязательно формально принадлежавшие к организации), независимо от реальных причин ссоры, приобретали политический оттенок, сразу же или задним числом. И тогда уже и бретерство Рылеева, Лунина и Якубовича воспринималось как атрибут поведения политического вольнодумца.

Очень показательна в этом отношении дуэль К. П. Чернова с В. Д. Новосильцевым, состоявшаяся в сентябре 1825 года. Причина ее, на первый взгляд, — сугубо личная. Новосильцев познакомился с сестрой своего приятеля Екатериной Пахомовной Черновой, увлекся ею, какое-то время ухаживал, а потом сделал формальное предложение, которое было с радостью принято. Новосильцев — блестящий, но весьма легкомысленный флигель-адъютант — обращался с Черновой как с невестой, совершались покупки к свадьбе. Однако мать Новосильцева, Екатерина Владимировна, урожденная Орлова (дочь В. Г. Орлова, младшего брата «тех самых» Орловых), и слышать не хотела об этой помолвке. Новосильцев уехал, чтобы получить родительское благословение, — и ничего не добился. Время шло, вестей от жениха все не было. Тогда Константин Пахомович Чернов, поручик Семеновского полка, как брат обманутой невесты, обратился к Новосильцеву за объяснениями. К этому времени ситуация в значительной мере осложнилась различными сплетнями и слухами, распространявшимися в обществе, и неосторожными высказываниями самих участников дела, передававшимися из одного лагеря в другой многочисленными «доброжелателями». Поэтому результатом переговоров и взаимных объяснений (растянувшихся на весьма продолжительное время) стал вызов на поединок. Условия боя были очень суровыми, соперники хотели драться не шуточно. В результате оба получили смертельные ранения и скончались через несколько дней после поединка.

ПРИЛОЖЕНИЕ

МАТЕРИАЛЫ,

относящиеся до дуэли В. Д. Новосильцева с К. П. Черновым

«Летом в прошлом 1824 году флигель-адъютант Новосильцев, познакомясь в семействе генерал-майорши Черновой, находившейся тогда в имении своем близ села Рождествена, объяснил ей желание свое жениться на ее дочери и, объявив ей и прибывшему туда мужу ее генерал-майору Чернову, что имеет на то дозволение своих родителей, получил их согласие. Сговор и домашнее обручение сделаны были в августе месяце того года, а вскоре и свадьба назначена; но при наступлении сего времени Новосильцев под предлогом болезни отца своего отправился в Москву, дав слово возвратиться чрез три недели. С дороги писал он своей невесте, но по прибытии в Москву прекратил переписку и не только не возвратился к назначенному времени, но оставил семейство Черновых в течение трех месяцев без всякой вести. В продолжение сего времени Новосильцев приезжал в Петербург, но не только не был у невесты, но даже не уведомил о себе письменно. Лейб-гвардии Семеновского полка подпоручик Чернов, брат невесты, в декабре месяце 1824 года отправился в Москву, желая объясниться в сем деле с поручиком Новосильцевым и положить конец оному. В Москве, после объяснения их обоих по сему делу, Новосильцев объявил Чернову в присутствии военного генерал-губернатора и некоторых известных особ с обеих сторон, что никогда не оставлял намерения жениться на Черновой; после чего Чернов, называя его женихом сестры своей, извинился, что сомневался в его честности. Мать Новосильцева тогда же письменно изъявила родителям Чернова согласие на брак своего сына с их дочерью. Новосильцев дал обещание совершить свадьбу в течение шести месяцев, желая отложить оную, как говорил он, для того, дабы не дать поводу думать, что он был к тому вынужден, и Чернов принят был матерью и семейством Новосильцева как родной, пробыл в Москве около месяца и отправился в Петербург, куда поехал также и Новосильцев. Вскоре по прибытии их в Петербург Новосильцев сделал вызов Чернову за разглашенные будто бы сим последним слухи, что принудил его жениться. Чернов объяснил ему, что не только никогда не распускал таких слухов, но и не имел к сему намерения; Новосильцев удовольствовался сим объяснением и объявил при посредниках, что дело их остается в том положении, в коем оно в Москве находилось, т. е. что он женится в течение уреченного времени.

Хотя по всем вышепрописанным обстоятельствам все семейство Черновых не желало более иметь зятем Новосильцева, но подпоручик Чернов, по истечении положенного времени, желая дать сему делу приличный конец, требовал, чтобы Новосильцев отправился к отцу его в Могилев и там бы кончил оное, на что Новосильцев и дал письменное обещание. Подпоручик Чернов, не видя еще исполнения сего обещания, узнал, что отец его вынужден был сторонними средствами прислать Новосильцеву письменный отказ и что по сему случаю имел генерал-майор Чернов сильное огорчение. Подпоручик Чернов, чувствуя, что главною причиною сего был Новосильцев, сделал ему вызов 8 числа сего месяца, а 10 числа в 6 часов утра они стрелялись на пистолетах за Выборгскою заставою, и оба опасно ранены. Обстоятельства, в сей записке изложенные, основаны большею частию на письменных доказательствах и известны по изустным объяснениям самого подпоручика Чернова и некоторых других особ, заслуживающих вероятия.