Irrehaare - Яцек Дукай

Он вышел, я же не мог даже пошевелиться.

И что с того, что я вспомнил реальность, мир. Что с того, что я знал ответы на все вопросы, какие только мог задать, кроме вопроса от собственной тождественности? Если именно это — мое имя — являлось единственной точкой соотнесения ко всему этому морю информации.

Тут все не такое, каким кажется.

Иррехааре.

Я заорал. Развернулся очередной папирус памяти, а там написано, что я обладаю властью сбросить, сокрушить любые оковы, которыми Ерлтваховицич мог меня сковать. И я сокрушил их. Двери распались, как только я к ним прикоснулся. Слишком быстро, что? Слишком быстро для него, слишком рано добрался я до того чудища, которое носил в себе! Его выкормили — меня выкормили — словно новую породу скота, как разводят курьезные гибриды. Моя стеклянная колыбель в подземном комплексе где-то в Конго — я же не мог помнить ее, но помнил, видел ее.

Память, которую я так желал возвратить, чтобы добраться до таинственного прошлого, в котором потерял имя — память теперь являлась моим проклятием. Если бы я не мог сравнить себя из Луизианы, из Канады, с нынешним собой, то не заметил бы той пугающей перемены, что произошла у источников потоков моих собственных мыслей; тогда я не считал бы себя умственным калекой. Хотя тело — это святое, гораздо легче согласиться с деформацией тела, чем разума. Тем более, что в Иррехааре наша материальность является только иллюзией. Волчьи клыки не обделяют тебя столь сильно, как волчьи мысли.

Я же не знал даже, чьи это мысли взрываются под крышкой моего черепа. И даже это вот подозрение — оно уже мое, или такое же подброшенное, поддельное? Манекенное.

27. ЭСТРЕНЕИДА: АДРИАН

Еще перед тем, как вбежать в атриум, прежде чем выскочил во дворик — я уже знал, что там застану. Вместе с мыслями о них, образы всех этих мест сделались для меня ясными; повсюду пустота. Ни единой живой души. Поскольку я сам задал себе этот вопрос — то сразу же знал и ответ: Ерлтваховицич уже несколько дней подряд убирал людей с холма, а игроков вообще выслал из этого мира. В округе остались лишь немногочисленные группки мародеров. Во дворце же, помимо меня, находился всего один человек. Я только подумал — и сразу же его увидел. Кавалерр. Он сидел на каменной лавке возле садового фонтана. Рядом лежал мой меч.

Мои шаги на каменных плитах двора отражались глубоким эхом. Я никогда здесь не был, но дорогу знал превосходно. Я помнил все трещинки на статуях, щели у оснований колонн, холод вечно затененных коридоров и запах старинных стен.

К Кавалерру я подошел сзади; он услыхал меня лишь тогда, когда я свернул на высыпанную черным гравием дорожку. Он тут же схватился с места и отступил на шаг. Его взгляд: так глядят на сбежавшего из клетки тигра. Внешне он был спокоен, только я видел капли пота у него на лбу.

Он подал мне перевязь с мечом в ножнах.

Я ее принял, меча не извлекал.

— Я выполняю поручение Ерлтваховицича, — сказал он. — Вынудить я тебя ни к чему не могу, сделаешь, как захочешь…

— Какое еще поручение?

— Я должен отвести тебя на встречу с Самураем. Во Внешнем Мире, на нейтральной территории. Зачем, я не знаю. Если скажешь «да», я тебя отведу.

После этого я хищно осклабился.

— Ты скажи только место, любое. Нет такого местечка в Иррехааре, куда бы я не мог попасть.

Его взгляд перескакивал от моего лица к ладоням, ногам и назад. Он был напряжен до последнего — готовый отскочить, убежать в любое мгновение. Его расширенные зрачки доставляли мне удовлетворение.

— Что он сказал обо мне? — спросил я.

Кавалерр нервно улыбнулся — мы оба улыбались. Он не знал, что мне ответить, опасался как лжи, так и правды.

По-весеннему шумел фонтан.

Я лениво оглянулся по сторонам.

— А почему он отступил?

— Потому что Назгул узнал о тебе и о договоре с Самураем, — быстро выпалил Кавалерр, освободившись от необходимости выбора между неизвестными опасностями. — Вторжение идет на полную катушку. По Внешней Стороне. Назгул атаковал и Ерлтваховицича. Блицкриг это нечто совершенно другое, чем позиционная война Самурая.

Мне этого никто не объяснял, но я уже знал, что имеет в виду Кавалерр. По причине низкой пропускной способности Врат, не позволявшей перебрасывать армии солдат-муляжей, в предыдущих конфликтах в Иррехааре применялась сложная, требующая массы времени тактика внутренних завоеваний. Она заключалась в разыгрывании уже имеющихся в данном мире антагонизмов между государствами или группировками, на закулисном управлении ними. Такая позиционная война «снаружи» была практически незаметна до тех пор, пока не вспыхивал вооруженный конфликт, и армии муляжей не сходились в бою за господство для своих таинственных повелителей-демиургов. Для того, чтобы завоевать одного видения Аллаха достаточно было на мгновение перехватить Врата и перебросить несколько игроков-агентов, но подобные завоевания продолжались годами. Блицкриг Назгула, тем временем, хотя и рискованный, был и вправду молниеносным: перебрасывалось максимальное количество игроков, используя элемент неожиданности и подавляющего перевеса в непосредственном бою фигуры игрока над муляжом. Эффекты подобного метода мне было суждено пережить в военном Конго Самурая. Вот почему пограничные гексагоны охранялись так тщательно. И вот почему столь важной была открытая Алексом окружная дорога через Внешнюю Сторону.

Ерлтваховицич должен был сориентироваться, что Назгул обнаружил вход в дерево вертикали, к которой принадлежал и здешний гексагон, поэтому он, как можно быстрее, покинул угрожаемый район. Теперь он, наверняка, готовился в подходящий момент отрезать нападавших, после чего собирался закрыть свои миры. Но, пока он не удостоверится, что и вправду прикрыл все возможные соединения с вертикалью, держаться будет подальше от Врат, поскольку на данном этапе не может позволить себе на конфронтацию. Самурай же, принимая бой, мало чем рискует, поскольку ему есть куда отступать и кем пожертвовать; у Ерлтваховицича же поле маневра равнялось практически нулю.

— Этот договор с Самураем. Чего он касается?

— Тебя. Подробности мне не известны, честное слово. Ведь он ничего не объясняет.

— Значит, он меня продал, так? — со злостью, хотя и спокойно я переложил ножны с мечом в левую руку; я играл на страхе Кавалерра с мазохистстской расчетливостью; но, по сути, не я его, а он унижал меня. — За что же?

— Не знаю. Черт, может, мы уже отправимся? Я еще должен заблокировать этот гексагон.

— Ерлтваховицич сказал, что я тебя отпущу, так? Ведь ты ждал меня.

— Я выполняю его поручение.

Я повернулся и направился ко входу в северную башню, в подвалах которой находилась комната с гексагоном. Через мгновение гравий заскрипел под ногами Кавалерра; как только я притормаживал, он останавливался.

Во время одного из сеансов безумия Ерлтваховицич сказал мне:

— Имеется такая игра, эстренеида, цель которой и условия победы изменяются и зависят, среди всего прочего, от установок играющих; начиная партию, они их не знают, договариваясь про них только под самый конец. Вот эти переговоры, по сути своей, и являются самым важным элементом игры, ситуация же на игровом поле для них является лишь контекстом. Эстренеида, как мне кажется, намного лучше, по сравнению с другими играми, в синтетической форме отражает модель и тайну существования человека. И ты в нее играл, помнишь? — Тогда это был всего лишь еще один нож в моих мыслях, новой раной. Но теперь я замечал новое значение тех слов. Эстренеида: даже не игрок. Пешка.

Для того, чтобы заблокировать Врата, все уже было приготовлено. После того, как потянешь за толстенную цепь, свисавшую с высокого потолка помещения, башня завалится на гексагон. Именно с этой идеей ее и возвели. Стоя на пороге траурно белого мира снежных метелей, молочных ледников и бледно-синего неба, Кавалерр кивнул мне и стиснул пальцы на грубом звене цепи.

— Пошли.

Одним скачком в радугу мы оставили за собой глухой грохот заваливающегося строения.

28. ПО НАПРАВЛЕНИЮ К ВНЕШНЕЙ СТОРОНЕ

Нам никак не удалось бы выбраться из пяти миров Ерлтваховицича, если бы Назгул решил вести классическую позиционную войну. Тогда, первым, что бы он сделал — была бы блокада всех соседствующих гексагонов. Но мы и так едва-едва ушли от погони, которая шла за нами через вертикали и деревья больше, чем на три десятка скачков и которую безошибочно вел какой-то Терминатор. По мере приближения к Внешней Стороне мы сбили всех, кроме него. Теперь мы остановились возле боковой свободной пары Врат на уровне Вавилона. За вторыми Вратами вертикаль заканчивалась, там уже не действовали принципы разделения и ограничения миров — те миры уже никаких ограничений не имели. Это была та самая маргинальная зона хаоса, который Аллах, после вмешательства Самурая, не сумел сузить до запрограммированного мертвого буфера. Это привело к проектированию части «белого шума» на оперативную память, обслуживающую Иррехааре, и потому из этого места целые вселенные генерировались по совершенно случайным координатам. Игроки называли эту зону Внешней Стороной. Сюда даже не было смысла заглядывать через Врата: вы видели лишь мрак, пустоту и бездну.