Песня горна - Олег Верещагин

Володька начал прислушиваться с первых строк – замерев, широко раскрыв глаза, с какой-то непонятной тревогой…

– А что такое саё нара, на каком это языке? – спросил он, поняв, что Денис закончил петь.

– Это на японском, – сказал Денис. – Всего хорошего или что-то вроде того… В общем, пожелание счастья. Была такая страна, где сейчас Курильская Коса, знаешь? – Володька помотал головой. – Ну, неважно, это далеко на востоке… Там были острова, где жили японцы, нация воинов и поэтов, наши враги. Острова погибли, а вот – кое-что осталось. Журавлики бумажные, например. Вот самолётик, который я сделал – он и есть такой журавлик, если по-правильному.

– И всё? – тихо спросил Володька.

– От многих и этого не осталось…[10] – Денис напряг память. – Вот, например, ещё. Это мы по литературе немного читали…

Старый пруд.Прыгнула в воду лягушка.Всплеск в тишине.

– Ну и чт… – начал Володька разочарованно. И вдруг приоткрыл рот и повторил зачарованно:

– Старый пруд.

Прыгнула в воду лягушка.

Всплеск в тишине… всплеск… в тишине… Здорово! – и тут же огорчился: – Только петь это нельзя…

– Тебе бы всё петь, – усмехнулся Денис. Володька пожал плечами:

– А чего? Если бы все люди пели – было бы меньше плохого.

– Думаешь? – заинтересовался Денис.

– Точно тебе говорю. – Володька встал коленками на нижнюю перекладину, нагнулся над водой, и Денис тут же стащил его на тропинку за подол куртки.

– Плюхнешься и будешь петь у хозяина бездонных озёр. Булькать, вернее, будешь… Что ты – то на балку лезешь, то за борт?!

– А мне просто всё на свете интересно, – лукаво и немного обиженно ответил Володька, лихо поправляя на лбу подаренные очки. С первого взгляда видно было, что настроение у него исправилось совсем, он спросил весело: – Пойдём обратно?

– Пошли, – согласился Денис. И резко свистнул псу, гонявшемуся неподалёку за какими-то насекомыми: – Презик, домой!..

…Двое мальчишек подходили через лес к повороту на посёлок. Оба шагали босиком, только старший в такт ходьбе взмахивал ботинками в левой руке…

– Ой, Денис, смотри, там!!! – Володька резко вскинул руку в направлении открывшегося впереди Седьмого Горного.

– Что, где?! – Денис напрягся. Володька сердито ткнул рукой:

– Да вон же, ты что, слепой?! На хребте!

Да. Денис не сразу понял, что изменилось в привычном ему пейзаже хребта. А когда понял – то почувствовал, как сами собой разъезжаются в улыбке губы. Когда он убегал утром – сердитый и почти злой – он не поглядел кругом, как это делал обычно. И вот наказание за дурную обиду. Неизбежное. Наверное, уже весь посёлок знает, а он видит только теперь…

…Над перевалом, над зелёной шкурой густого леса, над вечно текущими туманами поднялась выше самого хребта мачта струнника. Словно добрый великан заглядывал в долину через горы – с интересом спрашивая: помочь не надо?

– Ура… – шёпотом проронил Денис. И вспомнил, как не так уж давно они, когда ехали сюда, – ночевали на стройке, вспомнил инженера Максима… Значит, струнник дошёл до них!

Дошёл!

– Ты понимаешь – дошёёёёёл! – заорал Денис, тряся за плечи смеющегося Володьку. – Дошёл! Ура! Ура! Ураааа!!!

– Банзай! – вопил в ответ выученное новое слово, очень ему понравившееся, Володька. Он не совсем понимал, почему радуется Денис, но был счастлив, что тот радуется и что можно порадоваться и попрыгать по лужам вместе с ним. – Банзай!

Гавкающий Презик весело скакал вокруг мальчишек.

Глава 4

Мой брат

В ночь на восьмое ноября Денис остался ночевать в отряде. Можно сказать, что «так получилось». Дел было полно, сразу после уроков он верхом съездил в Лихобабью и даже выкроил время, чтобы заглянуть – естественно, по делам – к Мелеховым. Затем они с Олегом сходили посмотреть на то, как идут дела в фельдшерской школе и новой поселковой больнице. Ну а потом из отряда отлучиться уже просто не удавалось – завтра должен был состояться приём в пионеры пополнения, и Денис, позвонив домой, сказал, что останется ночевать. Выяснилось, что его родители домой тоже не являлись…

Это был уже не первый раз, когда кому-то надо было заночевать «на месте», и в отряде даже выделили под такое дело комнатку, в которой поставили стол, два стула и две двухъярусные кровати, а на стену повесили простенький ручной умывальник со сливом. Правда, добраться до одной из кроватей удалось лишь под утро, потому что, казалось, в отряде в преддверии праздника собрались ночевать поголовно все пионеры, и у каждого и каждой срочное и важное дело персонально к Денису. Кроме того, ежечасно и тоже с делами заглядывали разные взрослые – от Балаганова до Полянцева и собственной матери Дениса, которая сухим тоном осведомилась, почему четверть учеников не прошла диспансеризацию, хотя на носу уже осенние каникулы? Был уже первый час ночи, время для разговоров о диспансеризации не очень-то нормальное, поэтому Денис возмутился и ответил, что пионеры прошли все. Третьякова смерила сына взглядом ироничной кобры с ног до головы, хмыкнула очень обидно, сказала: «Нннну-ну…» – и ушла.

– А мы тут при чём?! – сердито осведомилась Танька Васюнина, которая сбоку на столе писала какой-то план. При Валерии Вадимовне она возмутиться, естественно, не посмела, но Денис её возмущение не поддержал и печально произнёс:

– Выходит, что при чём… Десятую заповедь помнишь, Васюнь?

Васюнина ответила вздохом:

– «Я не буду ожидать, что кто-то сделает за меня любое важное дело, которое я могу сделать сам». Ясно. После праздника займёмся агитацией за диспансеризацию.

Денис покосился на неё:

– Жалеешь, что вступила в пионеры?

Ответом был долгий взгляд широко открытых глаз, полный чистого, насмешливого недоумения: ты чего, мол, дурак, что ли?..

…В общем, лёг Денис в три, а разбудили его в шесть, потому что в восемь начинался сбор, а в девять – выход. Разбудил Олег, который принёс из дома завтрак и парадку.

Денис тем не менее ещё какое-то время ворочался в кровати на нижнем ярусе с боку на бок, стонал, подвывал, потягивался, жмурился, прятался обратно под одеяло и вообще оттягивал момент подъёма, как мог. Но тут появились братья Раймонды, и отлёживаться дальше стало бессмысленно – Денис поднялся и сунулся к умывальнику.

Генка и Аркашка прибыли с шумом и гамом, для себя не очень-то обычным. Они только-только вернулись с латифундистских плантаций, на которые едва начало приходить что-то, похожее отдалённо на нечто приближённое к более-менее нормальной жизни. Денис уже знал, что жизнь в Седьмом Горном, по сравнению с латифундиями, была просто-напросто раем во многом и, если честно, от поездки Раймондов ничего хорошего не ждал, хотя отправились они вчера после уроков с твёрдым намерением заложить там основу для создания третьего в округе пионеротряда.

Основу заложить-таки удалось, но в грандиозной драке, предшествовавшей закладке, обоих братьев сильно потрепали: Генка смотрел на мир одним глазом – злым и довольным – и носил на весу забинтованные разбитые кисти рук, а Аркашке вышибли два молочных и один коренной зуб и сломали ребро. То, что братья довольно долго успешно держались вдвоём против дюжины нападавших, привело этих самых нападавших в изумление, и драка постепенно перешла в разговор, который удалось направить в нужное русло. Делегаты с латифундий обещали приехать через неделю после праздника…

«Да, Восьмое Ноября, – подумал Денис, вытерев лицо и садясь к столу, – в тесноте, да не в обиде!» Было уже ясно, что завтрак придётся делить на троих – хорошо ещё Олег явно попросил свою маму положить всего с запасом, а сам поел. Он знал, что этот праздник – суровый праздник. Даже где-то опасный.

Когда-то – в давние времена, в невероятно давние – люди обожествляли молнию, не зная, что это электрический разряд. И верили в духов предков. Потом настали времена, когда они узнали: молния – это просто электричество. И вместе с этим знанием пришло во всей своей жуткой нелепости полное безверие.

Полное.

Денис великолепно знал, что такое молния. Но он временами удивлялся и даже ужасался – как Земля вообще уцелела, попав на такой долгий срок в руки людей, не понимавших, что своими действиями они рушат психику нации, наращивают некротическое поле; людей, не понимавших, например, что деревья – живые. Не так, как люди, но живые. Людей, веривших в придуманных богов (иногда – чаще не веривших ни во что вообще!), но не слышавших криков предков. Людей… да людей ли вообще? Бывало, мальчишка, читая книги или глядя хроники, мысленно отстранял себя от них брезгливо: ну не могли эти похотливые, жадные, трусоватые существа с примитивными желаниями быть его предками, предками его друзей и знакомых, даже предками врагов – не могли быть! Может быть, только тут, в Семиречье, он понял: могли. И были. И были уже в те времена не только такие люди, потому и живёт Денис. Вот о настоящих людях и надо помнить…