Черный Василек. Наекаэль (СИ) - Никита Воробьев

кто-то всерьез опасаться людей? Нации, за тысячу с лишним лет не сумевшей изобрести штаны, которые не нужно собирать на себе как баллисту на поле боя. В чем проблема добавить к шоссам кусок ткани посередине и сшить вместе? О каком вообще прогрессе и пугающих темпах развития говорили его соплеменники? Они пришивают их к исподнему, когда не могут позволить себе пояс! Но последним ударом стала обувь. Когда из-под вороха ткани показались кожаные туфли на деревянной подошве, Вэлдрин сдался. Даже ради реликвий своего народа он был готов не на все. Молча выбросив это недоразумение назад в сверток, он принялся напяливать дешевые кожаные сапоги, которые недавно приобрел у охотника в лесу, чтобы прикинуться путником. Знал бы что так выйдет, оставил бы свою рабочую обувь и плевать на все. Толстячок смотрел с отвисшей челюстью, но парой красноречивых жестов и выражением лица, вор убедил его в том, что надевать предложенное он не намерен даже под угрозой исключения. В порыве раздражения он поднял взгляд на одевающегося рядом Рихтера, который только недавно вышел из банной комнаты, и столкнулся с таким же полным непонимания взглядом. О да, он держал в руках такие же туфли, только, в отличии от Вэлдрина сюда он пришел босиком, так что альтернативы не было. Жаль.

— Хорош рожу кривить! — Неожиданно резко оборвал молчаливый диалог толстячок. — Надевай коли дали, была бы моя воля, ты бы так в обносках и остался.

— Простите. — Нейтральным тоном ответил он, заставив вора нахмурить брови. — Я и сам не ожидал такого небывалого доверия и безосновательной щедрости в свою сторону. — Добавил он и склонился в поклоне.

Проводник пробубнил под нос пару ругательств, собрал свертки, и ушел, закрыв за собой дверь. Генрик врал. Причем не слишком стараясь. Зачем он это делал, и почему к нему вообще так относились, Вэлдрин не понимал, но сам факт ему не нравился. «Хочешь спорить — оспорь, доказать — докажи» — так он думал. Но лезть в чужой монастырь со своим уставом последнее дело, так что вор оставил мысли при себе, и двинулся в сторону начинающегося торжества.

Он шел по протоптанной дорожке вдоль развешанных на веревки красных флажков. «Праздник» и сам привлекал к себе внимание громкими криками, песнями и смехом. Когда Вэлдрин пришел, действо было в самом разгаре: у стыка западной и южной стен замка умельцы соорудили деревянные подмостки, вокруг которых, отступая на несколько шагов, начинались трибуны. На сцене кто-то танцевал, и собравшиеся вокруг зеваки хлопали им. Тонкими струйками народ поднимался и занимал свои места на скамьях трибун. Изящные искусства сельских импровизаторов не вызывали отклика в душе вора, так что он лениво зашагал, вклинившись в одну из очередей. Немного потолкавшись, он нашел место с лучшим обзором сцены и трибун.

Вэлдрин не любил тосковать по дому, но вид местных развлечений навивал легкую ностальгию. В Ииваионе никогда не было ни пышных пиров, ни фестивалей с подарками и лентами, но вряд ли что-то в остальном мире могло сравниться с песнями хоров, разносящимися под потолками и между колоннами его залов. Однажды увидев, как первородные танцуют с сильфидами, и колонии этих существ обвиваются вокруг их тел, будто отыгрывая свою партию, объединяясь в волнующуюся, извивающуюся, бурную реку образов и эмоций. Однажды увидев это, никогда не сможешь восхищаться наивностью людей, отдающихся блеклой копии, симулякру песен и танцев. Каждый сезон дома праздновали всего два дня: День Радости, в который Иива нарекла их первыми из своих детей, и День Горя, в который она навсегда их оставила. Тогда же и исполнялись легендарные песни: Обретения и Утраты. Вэлдрин не считал себя сентиментальным, но даже он ни разу не смог сдержать смеха и слез, когда слышал их мотивы. Два раза в год перворожденные собирались вместе, чтобы вспомнить жизнь своей богини, почтить ее, и помолиться о скорейшем возвращении к своим скорбящим детям. День, в который она вернется, будет назначен третьим и важнейшим праздником в году, заодно став самым значимым в истории их народа. Но за все годы, прошедшие с Переселения, Иива так ни разу не проявила им себя. Вэлдрин прикрыл глаза. Ни каждый может похвастаться знакомством с богиней, но он помнил каждую секунду, проведенную рядом с ней, помнил, как она еще ребенком нерешительно топталась рядом с ним и братьями, упрашивая взять с собой на охоту, как впервые тонула в горе потери и как сам он первым согласился пойти за ней, отринув прошлое. Помнил какова на ощупь чуть шершавая рукоять меча, который она передавала ему, когда назначала Хранителем, и как спустя считанные секунды растворялась в глубоких лесах, чтобы больше из них не вернуться. Кто-то мог тогда усомниться в ней, но точно не он. Вэлдрин помнил, какой она вернулась из Слез, ту вселенскую мудрость, что навсегда отпечаталась в ее взгляде. И вот он, потерявший все, скитавшийся множество людских жизней в изгнании подобрался вплотную к Бонхеалю, утраченному его драгоценной родней.

От размышлений его отвлек громкий, усиленный неизвестно чем голос, объявивший о начале серии показательных дуэлей, по итогам которой будет выбран чемпион университета. Вор усмехнулся в предвкушении. На подмостки взобрались два парня, одетых в ту же одежду что и он. По толпе зрителей пронесся шепоток: говорили, что до участия в этом турнире допускаются только ученики с боевого факультета — местной элиты. «Ну посмотрим» — решил он. Прозвучал гонг… и ничего не изменилось. Вэлдрин даже не поверил глазам и присмотрелся. Парочка стояла в свободных позах друг на против друга и не двигалась уже несколько минут, и тут усиленный голос снова закричал:

— Только посмотрите на эту великолепную реализацию многослойного щита. А теперь на ответную кумулятивную защиту. Даже не верится, что можно создать сплошную сферу так быстро. Вот они, отличники — настоящая гордость боевого факультета!

Вор стал всматриваться еще пристальнее, и скоро заметил, что двое и правда не просто так стоят без дела: у них тряслись руки, а ноги проскальзывали на досках сцены то в одну, то в другую сторону. Осознав вопли комментатора, он понял, что дуэлянты не сражаются в обычном смысле этого слова, а давят друг друга щитами, пытаясь вытолкнуть с арены, что приравнивается к техническому поражению. Для него было загадкой, почему происходит так. Боевые заклинания творить тяжелее? Это обговаривалась в условиях? Просто традиции магов? Неизвестно, но зрелище явно оставляло желать лучшего. Когда слышишь о магической дуэли представляешь себе потоки пламени, испепеляющие все вокруг, небо, разрываемое молниями, а это…