Приют изгоев - Сергей Лифанов

— Хорошо, — сказала мама Корви. — Тогда решением общины ты отправляешься на работы на Отмели, с тем чтобы вернуть общине долг.

— А сколько я должен? — осторожно поинтересовался Батен.

— Не много, — ответила мама Корви. — Будь ты моим односельчанином, я не стала бы отправлять тебя вниз из-за такой мелочи, тут бы за неделю отработал. Но скоро ты будешь должен больше. Значит, так: мы выдаем тебе рабочую одежду и обувь, двенадцать драхм на мелкие расходы, другие разные мелочи, необходимые мужчине, плюс кое-что еще… Вот тебе список, посмотри. — Она протянула ему листок бумаги.

Батен взял его, пробежал список своих новообретенных долгов. Кроме всего вышеперечисленного, в него вошли расходы за вчерашний ужин, сегодняшний ночлег и баню. Завершала список итоговая сумма.

— Ничего не забыли? — спросила мама Корви. Батен пожал плечами:

— Я даже не знаю, сколько это — четырнадцать унций и шесть драхм?

— Совсем немного, — заверила его мама Корви. — На ушках за страду ты получишь около трех фунтов.

Батену от этого легче не стало.

— Около трех фунтов, — повторил он. — А сколько это во флоринах?

— Это как считать, — ответила мама Корви и объяснила: — Три фунта — это и есть три фунта. Три фунта сырца морского шелка. У нас ведь на серебро не считают. Думаю, к тому времени ты сам во всем разберешься. Могу только сказать, что за полфунта, а это шесть унций, ты можешь на целый год снять приличное жилье где-нибудь на Нижней Полумиле. Так что за одну страду ты вполне сможешь рассчитаться с половиной долга и прожить до следующей страды. Я тебя торопить не стану. Ну, так что ты об этом думаешь?

— Мало ли что я думаю, — вздохнул Батен.

— Тогда подписывай. — Мама Корви пододвинула ему вторую бумагу. Это было его долговое обязательство, приложением к которому и был просмотренный им список.

Батен, не вчитываясь, поставил на ней свой размашистый росчерк и вернул маме Корви, Было в этом что-то от действий вербовщиков: деревенский простак подмахивает документ, поддавшись на уговоры и обещания золотых гор и прочих благ, а потом оказывается в жутком аду галер или на медных рудниках. Очень может быть, что эти ушки ничем не лучше, но выбора у Батена не было. Сейчас он находился в той ситуации, когда не он владел своей судьбой, а судьба вела его. Оставалось надеяться, что не в пропасть…

Подписание расписки поначалу никак не повлияло на жизнь Батена. Несколько дней он просто обитал в беседке, где после ухода Волантиса и Груса жил в одиночестве. Местом работы мама Корви определила ему прибираться в школе. Работа была простая и необременительная: следить во время занятий за порядком и чистотой да прибирать после. И — от этого Батену уже, видимо, было не отделаться до конца дней — чистить школьный клозет.

Кстати о здешних клозетах. Батен удивился их устройству, подобного которому он не видел в своей жизни. Вместо нужника с переносящейся время от времени выгребной ямой все здешние отхожие места были устроены не в пример приличнее. Они представляли собой стационарные уборные с несколькими отделенными друг от друга кабинками, под которыми в специальном желобе протекал отведенный от основного русла ближайшего водопада, которых здесь было в изобилии, ручеек, смывавший отходы непосредственно на поля. Говорят, нечто подобное — без утилизации отходов, естественно, — имелось в императорских покоях и особо богатых домах, но по незнатности своей Батен не бывал ни там, ни там, поэтому поручиться за достоверность сведений не мог.

Кроме того, работая в школе, Батен получил возможность приобрести некоторые необходимые знания из области видения мира, каким его представляли себе таласары. Так, к примеру, ученики из того, что им преподавали, имели весьма приблизительное представление о жизни наверху, с той — отсюда — стороны за Краем Земли. Империя, по их понятиям, располагалась на плоской, как стол, равнине — на Плато. Люди там живут в отгороженных от прочего пространства неприступными стенами тесных поселениях, выходя за их пределы не иначе как с оружием, постоянно воюют друг с другом, не сеют и не пашут, а продукты отбирают у тех, кто живет на воле. И все поголовно никогда не видели моря, не умеют плавать и вообще боятся воды. Словом — дикари дикарями. К тому же на Плато водятся разные диковинные звери, такие, как лошади, единороги и элефанты.

Батен, прибираясь или находясь неподалеку от места занятий, такой же открытой веранды, как та, в которой жил он, посмеивался про себя, слушая разглагольствования учителя, по виду простого инвалида из крестьян. А в перерывах между занятиями, когда ученики, ребятишки от пяти до десяти лет обоих полов, перекусывали и просто отдыхали, он удовлетворял их детское любопытство, рассказывая, по мере сил, правду. Ребятня слушала его с удовольствием, а учитель недовольно ворчал на задержку занятий, но в общем-то не препятствовал ребятам узнавать из первых рук, что та же лошадь на Плато — самый распространенный рабочий скот, а вовсе не сказочное животное, как единорог, что элефанты вовсе не так огромны, как представляют их здесь. Батен видел элефанта в Императорском зверинце и нарисовал его на доске рядом с человеческой фигуркой, вызвав разочарование среди своих слушателей; тогда он нарисовал рядом жирафа — ему не поверили. Зато восторгу ребятишек не было предела, когда он рассказал об огромном скелете дракона, обитавшего когда-то на границе Жуткой Пустыни, который был привезен оттуда специальной экспедицией Имперской Академии Наук и выставлен в специальном зале зверинца, так он был велик и страшен. Рассказывал он и о быте людей; впрочем, весьма осторожно, стараясь избегать острых углов, чтобы не вызывать неудовольствия учителя.

Его нечаянные уроки возымели неожиданные последствия: уже на следующий вечер с ним стали здороваться на улице мамаши его слушателей, а потом и их прочие родственники. Однажды его даже пригласили посидеть в местной таверне, выпить по чарке вина и тоже порассказать о жизни на Плато, и Батену пришлось быть осторожным вдвойне, потому что вопросы, которые ему задавали, были посерьезнее, и, отвечая, приходилось уже беспокоиться не о неудовольствии какого-то инвалида, кстати, присутствовавшего при этом, а о том, что может подумать сама мама Корви.

Подобные знаки внимания со стороны новообретенных односельчан Батену не то чтобы льстили, но они внушали надежду, что жизнь его среди таласар приходит в общем-то в нормальное русло. Нареканий со стороны мамы Корви он не слышал, хотя ежедневно они встречались не по одному разу и держались равно вежливо, обсуждая во время вечерних трапез — столовался Батен по-прежнему у нее — происшедшее за день.