Четвёртый поросёнок - Сергей Калашников

— Ходить? — Сказать, что Савельев озадачен — всё равно, что вообще промолчать. Но возмущаться, кипеть и негодовать не спешил. Ждал пояснения, прежде чем делать выводы, уже немного привыкая к манере изъясняться своего нового начальника.

— Я здесь четыре месяца, Василий Петрович. — Моретти встал и подошел к окну, выглянув на улицу, словно кого-то ждал. Стало заметно, что он слегка прихрамывает. Но вот совсем не хотелось сейчас думать о нем, как о недавнем враге, как и о том, где он получил свое ранение. Повернувшись к Василию, майор снова подошёл к столу, однако садиться не стал. Смотрел прямо в глаза, и чувствовалась в нем какая-то усталость и горечь. — Пять случаев гибели людей от хищников. Аборигены разработали целую систему подготовки детей к хождению в лесу, в горах, в прерии. Словом — туда, куда им нужно. Собственно, тех, кто её осилил, эту науку, и регистрируют обычно, как новорожденных. Как правило — года в четыре. Ужасная путаница со статистикой! У медиков одни цифры, у администрации — другие. Зато из пяти погибших ни одного местного жителя. Вам ведь не требуются небоевые потери?

— Мне и боевые ни к чему.

— Мне тоже нужны верные люди, а не павшие герои. Ясно?

— Так точно!

— Вот и славно, капитан… Скажу по секрету, здесь я один в лес не пойду, — добавил Моретти, словно желая уменьшить официальность общения. — Можете идти.

Уже выходя из кабинета начальника, капитан услышал, как тот принял вызов на визоры. Голос Моретти изменился, стал мягче, спокойней.

— Боюсь, не получится, милая, буду сегодня очень поздно… Что? Какой тест? Что значит, не рад?

Василий осторожно прикрыл за собой дверь, пряча улыбку. Говорят, жена у командира просто красавица.

А у него внятный приказ, который действительно необходимо исполнить. Мысленно прикидывая план действий и способы его осуществления, Савельев выкинул из головы все посторонние мысли. Сделать надо много чего, и в кратчайшие сроки, да ещё придется «ходить» под присмотром какого-нибудь местного сморчка-следопыта. Но на этот раз капитан был полон энтузиазма. И ребята обрадуются, как пить дать. Нет ничего хуже, чем вот так — заниматься не своим делом, перебирая бумаги, да пребывать в подвешенном состоянии. С этого дня его часть официально на службе у новой родины. И это настоящий подарок судьбы.

Андрюхе, ожидавшему возле комендатуры в стареньком раздолбанном джипе, он широко улыбнулся и коротко оповестил:

— Мы снова в деле.

— Рад, что тебя это радует, капитан.

— А чего такой кислый?

— Да недотянул ты всего два дня. Плакал мой ящик коньяка.

— На что спорили, охламоны?

— На твою радостную физиономию, Вась. Точнее на её отсутствие. Радости, имею в виду.

— Скотина ты, а не друг!

— Не без этого.

На лавочке у входа в «расположение» скучал юный толстячок с головой, забинтованной «шапочкой». Чудовищное ружьё, стоящее рядом, поражало взор искушённого человека древней исконной мощью. Мальчишка встал при виде подъехавших офицеров.

— Капитан Савельев? — спросил он, буравя военных угрюмым взглядом.

— Ага, — нарочито разгильдяйски ответил Василий. И тут же продолжил, глядя на этого неповоротливого увальня: — О чём кручинишься, детина? — хорошее настроение по-прежнему руководило им.

— В школу опоздал. А теперь, из-за вас, так отстану, что вообще могу целый год пропустить, — в голосе мальчишки слышалась ненависть. — А ну, выводи сюда своих бойцов — на прогулку пойдём. Да смотри у меня, чтобы с боезапасом. И сам с помощником — в общий строй. Пять минут. Время пошло.

Офицеры переглянулись — словно старшина из училища посмотрел на зелёных курсантов из-под жидких опалённых бровей. Кажется, это и есть обещанный инструктор по «ходьбе» — Моретти веников не вяжет — не успел прозвучать приказ…

— Не позволено ли мне будет поинтересоваться, как обращаться к досточтимому учителю? — Савельев решил ещё раз попробовать шутливый тон. К ненависти местных было не привыкать — радости мало, но удивления давно не вызывает. Поражает скорее противоположное отношение к проигравшим оккупантам — Настасья та же, или Моретти.

— Колобок я. Что? Вы ещё здесь?! Бегом исполнять!

Савельев, двинувшийся первым, избежал воздействия суровой длани новоиспечённого наставника, а замешкавшийся на долю секунды Андрюха чуть не огрёб по загривку, едва успев перехватить руку. Некоторое время они мерились силами, отчего лейтенант Фролов перестал снисходительно улыбаться, уважительно покачал головой, и одобрительно похлопал паренька по предплечью ближе к локтю — рука Колобка тут же повисла как плеть, а парнишка уставился на неё, удивительно выпучив глаза.

— Товарищ командир, разрешите провести беседу с приданым инструктором?

— Построение через час на плацу. — Василий внимательно посмотрел на обоих мальчишек, двадцати четырех и четырнадцати лет — поняли ли, что шутки кончились? — Быть обоим. Фролов, покажешь инструктору Колобку, что у нас тут и как, и зайдешь ко мне перед построением.

И уже уходя, бросил с полуоборота:

— Не переживай за учебу, Колобок, не можешь — научим…

Андрей нашел Савельева минут через сорок в курилке. На вопросительный взгляд просто кивнул головой, но против обыкновения не улыбнулся. Понаблюдал, как командир выуживает из пачки курево и не отказался от предложенной сигареты.

— Значит, не показалось… «ПТРС»?[1]

— Он самый. Только что из госпиталя… Годный парнишка, толк будет.

— Даже так…

— Брось командир, первый раз что ли на вшивость проверяют?

Василий решительно поднялся, отбрасывая едва раскуренную сигарету:

— Значит, присмотришь за ним. И за ребятами тоже… и повнимательней, раз говоришь, что парень годный. Пошли.

«Ходить мы не умеем!» — ехидно думал Савельев, вышагивая следом за инструктором, которого нарочно поставил в середину основной группы. Разумеется, никаких указаний от этого парня выслушивать никто не намеревался — ему просто указали место. Карта есть, маршрут понятен, остаётся пройти заданные пункты и вернуться назад. Для тренированных разведчиков — чисто прогулка на свежем воздухе.

Поначалу была надежда, что здоровяк со своим полуторапудовым противотанковым ружьём элементарно не выдержит заданного темпа, но, увы, мечта не сбылась. Не удалось его оконфузить. Теперь остаётся уповать на изобретательность балагура Пашки Грачёва — наверняка придумает какой-то новый розыгрыш, или творчески применит нечто из арсенала старых армейских шуточек.

Вдруг Колобок, словно споткнувшись, рухнул, не забывая, однако, выбросить ствол ещё дальше вперёд и, не успел капитан набрать воздуха в грудь, чтобы насмешливо поинтересоваться причиной падения, грохнул выстрел.

Где-то над головой идущего далеко впереди Грача в ветвях мелькнуло жёлто-пятнистое тело, но исчезло из виду также быстро, как появилось.

Шедший следом за инструктором Лёнька, похоже, не приметил этого мимолётного видения — он поравнялся с пареньком и протянул ему руку, помогая встать.

— Забыл поставить на предохранитель? — спросил сочувственно.

Протянутую руку толстячок принял, а на вопрос не ответил.

— Павлов, проверить, что было на том дереве, куда стрелял господин инструктор, — поспешил распорядиться капитан. Столь тонкого по понятиям кадровых военных оскорбления парень явно не заслужил. Не растяпа он, и нечего подкатывать к нему с подобными сочувствиями.

Естественно, основная часть бойцов, не понявшая, кто и почему стрелял, мгновенно залегла, замаскировалась и вела круговое наблюдение. А Павлов стремительно вскарабкался по стволу и пропал из виду. Чуть погодя оттуда выставился толстый конец перебитой выстрелом ветки:

— Паша, потяни, а я выпутаю, — попросил Лёнька. А ещё через несколько секунд, он докладывал: — Тащ капитан, тварь тут сидела когтястая, вот отметины, — боец показал характерные царапины на коре. — А этот, — кивок в сторону инструктора, — господин Колобок то есть, сук и перешиб. На стволе вот ещё царапины остались, — сбросил он изображение на визоры командиру, — так я для масштабу свою ладонь приложил.

Картинку посмотрели все, присвистывая при виде глубоких борозд, оставленных впечатляющих размеров лапой.

— Что скажешь, инструктор? — Савельев уже представил себе двухметровую кошку на Пашкиной спине, распахнутые в ужасе глаза Настасьи…

— Мамка леопардиха нас скрадывала. Забежала вперёд и затаилась, — растолковал происшествие толстячок.

Грачёв громко сглотнул — видимо представил себе то же самое, что и ротный.

А ведь отошли всего несколько километров от города.

Капитан некоторое время колебался, вспоминая почти мольбу Моретти о нежелательности небоевых потерь, а потом спросил: