Инструктор над законом - Андрей Воронин

На протянутой поперек волейбольной площадки веревке, заменявшей сетку, сохло чье-то белье. Не устояв перед искушением, Илларион одним махом перебросил послушное тело через низенький забор из ржавой металлической сетки и подошел к самому высокому турнику. Воровато оглянувшись по сторонам и убедившись, что за ним никто не наблюдает, Забродов взялся руками за перекладину. Ему даже не пришлось подпрыгивать, турник все-таки был низковат, - и для начала выполнил подъем переворотом. Постепенно он увлекся и перестал обращать внимание на местный пейзаж, с наслаждением давая работу застоявшимся мускулам. Ржавый турник угрожающе скрипел и раскачивался. Ладони Иллариона моментально покрылись ржавым налетом, но все равно это было огромное удовольствие.

Наконец он с сожалением спрыгнул с турника, привел в порядок сбившуюся одежду и отряхнул ладони. Одергивая куртку, он заметил, что на низком бетонном крылечке школы кто-то стоит.

Девушка была тоненькая и какая-то очень нездешняя.

Нездешность эта сквозила не столько в чертах яркого, немного восточного лица с высокими скулами и необычным разрезом миндалевидных глаз, сколько в его выражении - чересчур мягком, каком-то даже испуганном, словно у заблудившегося в лесу ребенка. Впрочем, Илларион давно привык не слишком доверять своим глазам - ему приходилось видеть профессиональных убийц и мародеров с таким же невинным выражением лица. И то, что перед ним была совсем молоденькая девушка, очень мало меняло дело. Ибо давно миновали те безоблачные дни, когда само собой подразумевалось, что "убийца" и "мародер" - существительные мужского рода.

Заметив, что ее обнаружили, девушка повернулась, собираясь уйти. Илларион с удивлением увидел, что дверь школы у нее за спиной открыта настежь. А он-то считал этот храм начального образования наглухо запертым до осени!

- Куда же вы, прекрасное видение? - воззвал он, но девушка, оглянувшись в последний раз, все так же молча скользнула в черный дверной проем, и дверь мягко, без стука закрылась за ней.

- Вот так номер, - сказал Забродов, глядя ей вслед и в растерянности почесывая макушку. - Ну, ничего, это видение мы со временем непременно разъясним...

Его полуромантические, полумеркантильные размышления были внезапно и очень грубо прерваны.

Кто-то сильно и бесцеремонно рванул его за плечо, и незнакомый мужской голос произнес сакраментальное:

- Э, мужик!..

Оборачиваясь, Илларион подумал, что местная школа, похоже. Являет собой некое средоточие аномальных явлений: сначала эта девица, место которой было скорее за столиком в дорогом ночном кабаке, чем в этом богом забытом месте, потом этот голос...

Совершенно такие же интонации Забродов не раз слышал на улицах Москвы, когда судьба и собственная неугомонная натура сталкивали его с "братвой".

Поэтому он не стал оборачиваться до конца, дабы не портить впечатление, и, стоя вполоборота, поинтересовался:

- Какие трудности?

- Это у тебя трудности, мудило, - почти ласково ответил голос. Илларион обернулся до конца и внимательным взглядом окинул обладателя голоса с головы до ног.

Смотреть, в общем-то, было не на что: обыкновенный качок почти двухметрового роста. Черная майка, перстень на пальце, золотая цепь на шее - хрестоматийный бандит, которому, впрочем, тоже совершенно нечего было делать в деревне. Второй - их, оказывается, было двое, - тоже уголовного вида личность, но с фактурой пожиже, мыкался позади этой осадной башни и являл собой, по всей вероятности, мозговой центр этого странного симбиоза, словно сошедшего со страниц дешевого комикса.

- Здравствуйте, - вежливо сказал Илларион.

- Слушай сюда, козел, - заговорил двухметровый. Слова вываливались из его бритого рта полупережеванными, и Забродову приходилось напрягаться, чтобы понять его ленивое мычание. - Ты мне не нравишься. Еще раз увижу тебя возле этой девки - рога поотшибаю. Понял?

Эту незатейливую речь он произносил, уперев твердый, как деревяшка, палец в грудь Иллариона. Илларион пристально посмотрел на палец, потом поднял глаза вверх, где в голубом небе, как диковинный аэростат, плавала губастая физиономия.

- Ну, чего вылупился? - презрительно поинтересовался амбал и чувствительно ткнул его пальцем в грудь.

Илларион аккуратно взялся за этот палец и быстрым движением сломал его с легким хрустом. Непривычный к такому обращению верзила заревел быком, поднес свой изуродованный отросток почти к самым глазам, чтобы оценить полученные повреждения, и нанес обидчику сокрушительный удар левой. Но Забродов успел убрать голову, отступил на шаг в сторону и коротко врезал амбалу по почкам.

Тот вякнул и упал на колени. Пожалев свои пальцы, Илларион ударил его по челюсти ботинком, и верзила, подняв облачко пыли, плашмя рухнул на вытоптанную землю спортплощадки.

Илларион понимал, что из этой ситуации можно было бы выйти и по-другому, не проявляя, во всяком случае, такой чрезмерной и совершенно ненужной жестокости. Но ему давно пора было заявить о себе, а лучшего случая могло и не представиться.

"Мозговой центр" уже успел отскочить в сторону и теперь стоял в отдалении, присев на полусогнутых ногах и держа на отлете зеркально отсвечивающее узкое лезвие. Илларион небрежно перешагнул через слабо шевелящегося амбала и двинулся к нему прогулочным шагом, безмятежно улыбаясь. Он успел сделать два шага, прежде чем мужество его противника окончательно иссякло и тот, круто развернувшись, бросился бежать. Перепрыгивая через ограду, он зацепился ногой и упал, но тут же вскочил и, прихрамывая, припустил вдоль улицы, все еще держа в руке нож.

Илларион не стал его преследовать, поскольку задачу и без того можно было считать выполненной.

Его первый противник уже сидел, нянча поврежденную руку. На челюсти его расцветал зловещего вида кровоподтек, а на лице застыло хмурое выражение человека, проснувшегося после сильной попойки и тщетно пытающегося сообразить, где он находится и что с ним приключилось. Заметив Забродова, он завозился, пытаясь отползти в сторонку, из чего Илларион сделал вывод, что огнестрельного оружия у него при себе нет. Подойдя к поверженному колоссу, Илларион склонился над ним и участливо спросил:

- Ушибся, дружок?

Не дождавшись ответа, он продолжал:

- Передай своему хозяину, что с такими шестерками, как ты, он очень быстро прогорит, а то и вовсе отбросит копыта. Передашь?

- На твоем месте я бы прямо сейчас повесился, - прохрипел амбал, продолжая баюкать сломанный палец.

- Так я же не мешаю. Или нужна помощь?

Илларион резко подался вперед, и его собеседник немедленно отполз, утюжа задом джинсов твердый суглинок спортплощадки.

- Вон там, а? - вкрадчиво предложил Илларион, указывая в сторону турников. Видя, как исказилось в смертельном ужасе губастое лицо, он громко расхохотался и, легко перемахнув через ограду, пошел прочь.

Деревенская улица была пуста, что было совершенно неудивительно. Ведь лето испокон веков считалось у крестьян самой горячей порой. Тем не менее, добравшись до дома бабы Веры, Илларион обнаружил, что заявил о себе громче, чем следовало.

Старуха поджидала его у калитки.

- Погулял? - с непонятной интонацией спросила она.

- Воздух у вас чудесный, Степановна, - примирительно улыбаясь, сказал Илларион.

- Воздух-то? Воздух как воздух, а вот люди всякие попадаются. Ты бы все-таки поаккуратнее... А то теперь...

Баба Вера безнадежно махнула рукой и, шаркая подошвами, направилась к крыльцу.

- Степановна, - окликнул ее Илларион, - а кто это у вас в школе живет?

- В школе-то?

Старуха обернулась, пожевала в раздумье губами, разглядывая Иллариона чуть ли не с жалостью.

- Ты бы от школы подальше держался, - посоветовала она. - В городе, что ли, девок мало?

- Да что это вы, Степановна, - развел руками Илларион. - Мне просто любопытно.

- Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, - отрезала старуха и направилась к дому.

- Степановна, - снова позвал Илларион, - а, Степановна. Что же мне теперь, к Архипычу идти?

- В дом иди, - со вздохом сказала баба Вера, - в дом. Аника-воин...

Илларион последовал за ней в прохладный полумрак дома. В большой комнате баба Вера долго без нужды переставляла безделушки на комоде и накрытом вязаной кружевной салфеткой телевизоре, смахивала несуществующую пыль и наконец сказала, не глядя на постояльца:

- Ты человек новый, заезжий... Не след тебе в здешние дела путаться. Лучше поезжай-ка ты домой, целее будешь.

Илларион крякнул и прочно утвердился на скамье под окном, уперев локти в колени и положив подбородок в сложенные лодочкой ладони. Из этой позиции он просительно посмотрел на суровую старуху, по-прежнему топтавшуюся возле комода.

- Ну, Степа-а-ановна, - проныл он, - ну не надо меня пугать, все равно ведь не боюсь.

- Вижу, что не боишься, - невесело усмехнулась старуха, - потому и пугаю. Ладный ты мужик.