Правек и другие времена - Ольга Токарчук

Тяжело жилось со Старым Божским. Он всегда был недоволен и раздражен. Бывало, приложит ее чем-нибудь тяжелым, если она замешкается с обедом. Стася шла тогда в смородину, садилась в кустах на корточки и плакала. Она старалась плакать тихо, чтобы не разозлить отца еще больше.

Когда Божский узнал от сына, что Михал Небеский купил землю под строительство дома для дочери, он не мог уснуть. Несколькими днями позже он выгреб все свои сбережения и тоже купил участок — рядом с Михаловым.

Он решил построить там дом для Стаси. Долго над этим думал, сидя на крыше дворца. «Почему Небеский может поставить дом дочери, а я, Божский, не могу? — размышлял он. — Почему бы и я не мог построить дом?»

И Божский начал строить дом.

Наметил палкой квадрат на земле и на следующий день начал копать фундамент. Помещик Попельский дал ему отпуск. Это был первый отпуск в жизни Божского. Потом Божский приносил со всей округи большие и маленькие камни и белые куски известняковых скал, которые он ровно укладывал в выкопанных ямах. Это длилось месяц. К Божскому приходил Павел и причитал над выкопанными ямами.

— Что папа делает? Откуда папа возьмет деньги? Пусть лучше папа не выставляет себя на посмешище и не строит у меня под носом какого-то курятника.

— У тебя в голове, что ли, помутилось? Я строю дом твоей сестре.

Павел знал, что не существует способа, чтобы убедить отца, и в конце концов привез ему на подводе доски.

Теперь дома росли почти параллельно. Один был большой и складный, с широкими окнами и просторными комнатами. Другой маленький, припертый к земле, сгорбленный, с крошечными оконцами. Один стоял на открытом пространстве, на фоне леса и Реки. Другой был втиснут в клин между Большаком и Вольской Дорогой, укрытый в смородине и дикой сирени.

Пока Божский был занят строительством дома, Стасе было спокойнее. До полудня она должна была накормить животных, а потом принималась за приготовление обеда. Сначала шла на поле и из песчаной земли выкапывала картошку. Мечтала, что, может быть, найдет клад под кустами: завернутые в тряпку драгоценности или банку с долларами. Когда потом она чистила мелкие картофелины, то представляла себе, что она знахарка, а картофелины это больные люди, которые к ней приходят, она же снимает с них болезни и очищает их тела от всякой гадости. Потом она бросала очищенную картошку в кипяток и представляла себе, что варит эликсир красоты и, когда сама выпьет его, ее жизнь изменится раз и навсегда. Ее увидит на Большаке какой-нибудь врач или адвокат из Келец, осыплет подарками и полюбит, словно принцессу.

Поэтому приготовление обеда длилось так долго.

Воображение себе чего-то — это, в сущности, акт творения, это мост, соединяющий материю и дух. Особенно если это делается часто и интенсивно. Образ тогда трансформируется в каплю материи и присоединяется к потоку жизни. Бывает, что по дороге что-то в нем искажается, изменяется. Но все человеческие мечты, если они достаточно сильны, исполняются. Пусть это и не всегда похоже на то, что человек представлял.

Как-то раз, когда Стася выливала перед домом грязную воду, она увидела незнакомого мужчину. Все было совершенно так, как в ее мечтах. Он подошел к ней и спросил про дорогу на Кельце, и она ответила. Через несколько часов он возвращался и снова встретил Стасю, теперь уже с коромыслом на плечах, помог ей, и они поговорили немного дольше. Он, правда, не был ни врачом, ни адвокатом, а почтовым служащим, который работал на прокладке телефонной линии из Келец в Ташув. Стасе он показался веселым и уверенным. Он договорился сходить с ней на прогулку в среду и на вечеринку в субботу. И удивительно, что он понравился Старому Божскому. Фамилия приезжего была Попуга.

С того дня жизнь Стаси потекла иначе. Стася расцвела. Она бывала в Ешкотлях и делала покупки у Шенбертов, и все видели, как Попуга возил ее на бричке. Осенью тридцать седьмого года Стася забеременела, и на Рождество они поженились. Так она стала Попугаихой. Скромный свадебный прием проходил в единственной комнате только что законченного дома. На другой день Старый Божский поставил поперек комнаты деревянную стену и таким образом разделил дом пополам.

Летом Стася родила сына. Телефонная линия оказалась уже далеко за границами Правека. Попуга объявлялся только по воскресеньям, был уставшим и привередливым. Его раздражали нежности жены, он злился, что так долго нужно ждать обеда. Потом он приезжал лишь в каждое второе воскресенье, а на Всех Святых не появился вовсе. Он говорил, что должен навестить могилы родителей, и Стася ему верила.

Когда она ждала его с рождественским ужином и увидела свое отражение в стекле, которое ночь превратила в зеркало, то вдруг поняла: Попуга ушел навсегда.

Время ангела Миси

Когда Мися родила своего первого ребенка, ангел показал ей Иерусалим.

Мися лежала на кровати в спальне, в белой постели, в запахе выдраенных щелочью полов, отгороженная от солнца репсовыми занавесками в цветочек. Был врач из Ешкотлей с сестрой, и Геновефа, и Павел, который все время стерилизовал приборы, и ангел, которого никто не мог увидеть.

У Миси в голове все путалось. Она была измучена. Боли приходили внезапно, и она не могла с ними справиться. Она проваливалась в сон, в полусон, в грезы наяву. Ей чудилось, что она маленькая, как кофейное зернышко, и падает в воронку кофемолки, огромной, как дворец. Летит в черную пасть и оказывается в шестерне перемалывающей машины. Больно. Ее тело превращается в пыль.

Ангел видел мысли Миси и сочувствовал ее телу, хоть и не понимал, в чем вообще-то заключается боль. Поэтому он на минутку забрал душу Миси в совершенно другое место. Он показал ей Иерусалим.

Мися увидела огромное пространство бледно-желтой пустыни, покрытое волнами, словно оно было в движении. В этом море песка, в пологой низине, лежал город. Он был округлый. Его замыкали стены, имеющие четверо врат. Первые врата были Молочными, вторые Медовыми, третьи Винными, а четвертые — Оливковыми. Из всех врат вела дорога к центру. По первой гнали волов, по второй вели львов, по третьей несли соколов, а по четвертой шли люди. Мися оказалась в центре города, где на мощенном булыжником рынке стоял дом Спасителя. Она встала перед дверьми.

Кто-то постучал изнутри, и удивленная Мися спросила: «Кто там?» — «Это я», — отозвался голос. «Выйди», — сказала она в ответ. Тогда к ней вышел Иисус и прижал ее к груди. Мися почувствовала запах ткани, в которую он был облачен. Она уткнулась в льняную рубаху и ощущала, как горячо она любима. Ее любил Иисус и весь мир.

Но тут ангел Миси, который безустанно следил за всем происходящим, забрал ее из рук Иисуса и бросил обратно в родящее тело. Мися вздохнула и родила сына.

Время Колоски

В пору первого осеннего полнолуния Колоска выкапывала коренья растений — мыльнянки, окопника, кориандра, цикория и алтея. Многие из них росли по берегам прудов в Правеке. Так что Колоска брала дочь, и обе они шли ночью через лес и деревню.

Однажды, проходя Жучиную Горку, они увидели сгорбленную женскую фигуру в окружении собак. Серебряный лунный свет выбелил им всем макушки голов.

Колоска направилась в сторону женщины, ведя за собой Руту. Они подошли к старушке. Собаки заворчали беспокойно.

— Флорентинка, — тихо проговорила Колоска.

Женщина повернула к ним лицо. Ее глаза были выцветшие, будто размытые. Ее лицо напоминало сморщенное яблоко. На худой спине лежала тонкая седая косичка.

Они сели на земле около старушки. Как и она, смотрели в большую, круглую и самодовольную харю луны.

— Она забрала у меня детей, одурманила мужика, а теперь мне помутила рассудок, — пожаловалась Флорентинка.

Колоска тяжело вздохнула и посмотрела в лицо луны.

Одна из собак неожиданно завыла.

— У меня был сон, — произнесла Колоска. — В мои окна постучала луна и сказала: «У тебя нет матери, Колоска, а у твоей дочери нет бабки, ведь так?» — «Так», — ответила я. А она на это: «Есть в деревне хорошая одинокая женщина, которую я когда-то обидела, уже даже и знаю почему. У нее нет ни детей, ни внуков. Иди к ней и скажи, чтобы она меня простила. Я уже стара, и у меня слабый рассудок». Так она сказала. И еще добавила: «Ты найдешь ее на Горке. Там она проклинает меня, когда раз в месяц я показываю миру свой полный лик». Тогда я спросила ее: «Зачем тебе надо, чтобы она тебя простила? На что тебе прощение какого-то человека?» А она мне ответила на это: «Потому что человеческие страдания бороздят темные морщины на моем лице. Когда-нибудь я погасну из-за человеческой боли». Так она мне сказала, вот я и пришла.

Флорентинка заглянула в самые глаза Колоски.

— Это правда?

— Правда. Чистая правда.

— Она хотела, чтобы я простила ее?

— Да.

— И чтобы ты стала моей дочкой, а вот она — внучкой?