Миры Роджера Желязны. Том 2 - Роджер Желязны

Канун Рождества.

…Противоположность Новому году.

Это время, когда семьи собираются вместе, и большие рождественские поленья трещат в каминах; время подарков, время особых кушаний и особых напитков. Это время больше принадлежит личности, чем обществу. Это время, чтобы обратиться к себе и к семье, оставив в стороне общественные проблемы; это время морозных узоров на окнах, ангелов в украшенных звездами одеяниях, пылающих каминов, пойманных жар-птиц, толстых Санта-Клаусов, надевающих две пары брюк (ведь малыши, которых они усаживают к себе на колени, могут и описаться в благоговейном трепете); это время, когда ярко горят окна соборов, время метелей, рождественских гимнов, колоколов, сценок с волхвами у яслей, поздравлений от тех, кто не с нами (даже если они живут поблизости), время радиопостановок по Диккенсу, время ветвей падуба, свечей и неувядающей зелени, сугробов, разряженных елок, сосен, Библии и Доброй Старой Англии, время, когда поют «Что за дитя?» и «Городок Вифлеем»; время рождения и надежды, света и тьмы; время сиюминутное и грядущее, чувство перед свершением, свершение до срока, время красного и зеленого, смена того, кто стоит на страже, время традиций, одиночества, симпатий, антипатий, сентиментальности, песен, веры, надежды, милосердия, любви, желаний, стремлений, страха, свершений, исполнения желаний, веры, надежды, смерти; время собирать каменья и время разбрасывать каменья, время объятий, находок, потерь, смеха, танцев, сна под утро, усталости, молчания, разговоров, смерти и вновь молчания. Это время разрушать и время строить, время сеять и время пожинать посеянное…

Чарльз Рендер, Питер Рендер и Джилл де Биль были вместе в этот тихий вечер в канун Рождества. Квартира Рендера находилась на самом верху башни из стекла и стали. В ней царил дух спокойствия и постоянства. Ряды книг протянулись по стенам; то тут, то там статуэтка нарушала однообразие корешков; картины примитивистов, сияющие чистыми красками, висели в простенках. Маленькие зеркала, выпуклые и вогнутые, украшенные ветками падуба, были развешаны в беспорядке.

На скатерти стояли рождественские открытки с поздравлениями. Растения в горшках (два в столовой, одно в кабинете, еще по одному в кухне и в ванной) были украшены блестками и звездами из фольги.

Чаша для пунша из розового камня, инкрустированного бриллиантами, занимала почетное место на столике из фруктового дерева, окружающие ее бокалы поблескивали в мягком, рассеянном свете.

Настало время открывать подарки…

Джилл завернулась в свой, ощетинившийся тысячью маленьких мягких копий.

— Горностай! — воскликнула она. — Великолепно! До чего ж красиво! Спасибо тебе, Ваятель!

Рендер улыбнулся и выпустил клуб дыма. Манто искрилось, переливалось.

— Теплый снег! Мягкий лед! — сказала она.

— Шкуры убитых животных, — заметил он, — лучше всего доказывают умение охотника. Я добыл их для тебя, обойдя вдоль и поперек всю Землю. Я настиг красивейших из белых созданий и сказал: «Отдайте мне свои шкуры», — и они сделали это. Слава великому охотнику Рендеру!

— У меня есть для тебя кое-что, — сказала она.

— Что же?

— А вот. Это тебе.

Рендер стал разворачивать обертку.

— Так-так, запонки. В виде тотема. Три лица — одно над другим. Золото. «Оно», «я» и «сверх-я». Пожалуй, я назову их так, поскольку верхнее кажется мне наиболее экспрессивным.

— Зато нижнее улыбается, — заметил Питер. Рендер кивнул.

— Я не уточнил, какое именно я беру за точку отсчета. — сказал он сыну, — а улыбается оно потому, что ему доступны радости, о которых плебеи не имеют ни малейшего понятия.

— Бодлер? — спросил Питер.

— Хм. Да, Бодлер.

— …Цитата, мягко говоря, неточная, — прокомментировал сын.

— Бывает, — отозвался Рендер, — все зависит от контекста. В контексте Рождества Бодлер заставляет вспомнить о старом и предвещает новое.

— Звучит как свадебное поздравление, — сказал Питер.

Лицо Джилл над белоснежным мехом вспыхнуло; Рендер сделал вид, что не расслышал.

— Ну, пора и тебе посмотреть подарки.

— Посмотрим.

Питер разорвал обертку.

— Ага! Набор юного алхимика. То, о чем я всегда мечтал. Змеевики, реторты, паровая ванна и эликсир жизни. Здорово! Благодарю, мисс де Виль.

— Пожалуйста, зови меня Джилл.

— Конечно. Спасибо, Джилл.

— Открывай второй.

— Сейчас.

Он снял обертку из белой бумаги с рисунком из ветвей падуба и колокольчиков.

— Потрясающе! Еще две мечты: синее и грустное — семейный альбом в синем переплете, а также копия доклада доктора Рендера в Сенатскую подкомиссию слушаний по вопросу о социопатических расстройствах среди государственных служащих. И еще — полные собрания Лофтинга, Грэхема и Толкина. Спасибо, па. О боги!.. И еще Тальи, Морелли, Моцарт и покойный старина Бах. Музыкой я теперь обеспечен! Спасибо, спасибо, спасибо! А теперь моя очередь. Посмо-о-о-трим… Ну-ка, а как насчет этого?

Он вручил отцу и Джилл по пакету. Каждый развернул свой. Рендер: шахматы.

Джилл: пудреница. Рендер:

— Спасибо. Джилл:

— Спасибо.

— Не стоит благодарности.

— А как поживает твой магнитофон? — спросил Рендер.

— Могу дать послушать, — сказал Питер.

Он настроил магнитофон и включил его. Магнитофон заиграл музыку, которая рассказывала о Рождестве и о святости, о вечерней заре и сверкающих звездах, о теплоте домашнего очага, о верных вассалах, пастухах, королях, о свете и об ангельских голосах.

Когда музыка кончилась, Питер отключил магнитофон и убрал его.

— Очень хорошо, — вздохнул Рендер.

— Да, хорошо, — сказала Джилл. — Очень…

— Спасибо.

— Как в школе? — спросила Джилл.

— Нормально, — ответил Питер.

— Все-таки новое место.

— Ничего.

— Правда?

— Правда. Просто я хороший. Хороший ученик Папа меня отлично подготовил.

— Но там новые учителя… Питер пожал плечами.

— Если вы разбираетесь только в учителях, это одно. Если в предметах — другое. Я предпочитаю разбираться в предметах.

— А архитектуру ты знаешь? — неожиданно спросила она.

— В каком смысле? — спросил, улыбаясь, Питер. Джилл откинулась в кресле и отвела взгляд.

— По твоей реакции видно, что ты кое-что о ней знаешь.

— Верно, — согласился он. — Знаю. Мы ее недавно изучали.

— Да я просто так спросила, правда…

— Спасибо. Я рад, что вы верите в мои скромные знания.

— И все же, откуда ты знаешь архитектуру? Вряд ли она входит в обычную программу.