Путин, в которого мы верили - Александр Проханов

Телевизионные империи Гусинского и Березовского есть мощное, оснащенное западными прицелами, сконструированное западными оружейниками информационное оружие, с помощью которого олигархи рвутся к политической власти. Эта власть должна продлить выедание у поверженной страны последних остатков живой плоти, после чего огромный белый русский скелет останется лежать от Смоленска до Владивостока, напоминая наивным народам, к чему может привести отсутствие у них «Доктрины информационной безопасности».

Нам нравится, что прогнали Доренко с его голыми проститутками, и пусть его место займет наш добрый товарищ из Ханкалы — полковник Кухаренко. Нам нравится, что дядюшка По, почуяв запах ружейной смазки, добровольно отказался от программы «Мы». Ибо «Мы», народ, умираем от «вас», Познер.

Как только власть создаст свою службу информации, перестанут тонуть подводные лодки и гореть телевизионные вышки. Перестанут умирать дети и осыпаться позолота с кремлевских соборов. Мы увидим другую страну. Не ту, которую показывает нам губастенькая Зайцева, заглядывая в золотые клозеты богачей. И не ту, которую подсовывает нам влажный от профессионального рвения Лобков, демонстрируя, как злой волшебник А. Яковлев выращивает на своей даче анчар и смазывает им стрелы. Мы увидим страну, мучительно выбирающуюся из-под глыб ельцинизма. Услышим ее писателей, философов, правдолюбцев. Увидим родные лица, родные пейзажи. Возликуем и восплачем от звуков любимых стихов и песен. Преодолеем уныние, страшное опустошение душ, раскол, на который нас обрекли враги. А Новодворскую, с ее мазохизмом и неистребимой любовью поправлять бюстгальтер перед телекамерой, мы попросим спеть под клавесин «Доктрину информационной безопасности», которая, положенная на музыку Шнитке, вполне может сгодиться в день закрытия московской редакции радио «Свобода».

От чиновника — к лидеру, от лидера — к вождю!

03.10.2000

Грохот двух катастроф, оглушивших Россию, — потопление «Курска» и пожар телевышки — начинает стихать, и вновь обыватель с облегчением слушает лепет жизни, белиберду передач, бодрые обещания министров. Сквозь эстрадные песенки, рекламный вздор, веселую пошлость затейников не улавливает угрюмые, едва различимые скрежеты новых катастроф и крушений.

К желтым водам Амударьи вышли талибы, неся на плечах гранатометы и «безоткатки», таинственное племя, бессчетно рождающееся в предгорьях Гиндукуша, как библейские народы Гога и Магога. Грозно, задумчиво взирают на оазисы Ферганы, хлебные житницы Казахстана, плодородные долины Кавказа, тучные земли Татарии.

На Балканах добивают Милошевича. Сербы примирились с потерей Косова, с отпадением Черногории. Раздавленные бомбардировками, обманутые Россией, склонили выю перед Олбрайт, морскими пехотинцами 6-го флота. Выбирают себе проамериканского президента, которому Сербская Православная церковь шлет свои поздравления. Дивизии НАТО смыкают фронт от Балтики до Адриатики, смеются над русскими десантниками в Приштине.

В России облетают золотые леса, замерзают пруды, Чубайс отключает электричество в детских домах и ракетных шахтах. Цены на бензин поставили олимпийский рекорд по прыжкам в высоту. Квартплата приближается к цене похорон. Хлеб стоит столько же, сколько стоила при коммунистах осетрина. Лекарства доступны миллионерам, которые пересаживают домашним собачкам органы русских детишек. В глазах кубанского хлебороба, ивановской ткачихи, офицера подводного флота все чаще вспыхивает фиолетовым огоньком ненависть. Слышит ли Путин, как в глубине под кремлевскую стену прорубают потаенную штольню, закатывают бочки с порохом, кладут пороховой шнур, ставят горящую свечу? Откликается ли русская власть на грозные, идущие из преисподней сигналы?

Она посылает Ястржембского к талибам упрашивать их прекратить наступление на Среднюю Азию, готова порвать с Ахмад Шахом Масудом, и при этом объявляет о сокращении армии до размеров комендантского взвода. Она посылает Игоря Иванова, отмеченного жарким поцелуем Олбрайт, к Милошевичу с целью уговорить последнего добровольно явиться в Гаагу, и при этом тормозит Союз с Белоруссией, последним своим союзником. Эта загадочная кремлевская власть продолжает твердить о державности, но позволяет Грефу и Кудрину разбойничать в экономике, запускает в пустую казну Починка, который мечется, как голодная мышь по сусекам.

Аппетитная булка, показанная Путиным народу, оказалась талантливо разрисованным муляжом, и народ угрюмо жует эту вязкую целлюлозу, выплевывая цветные ошметки. Офицеры госбезопасности и победные генералы чеченской войны, которых Путин привел в политику, надеясь с их помощью сломить олигархов, эта «преторианская гвардия» споткнулась о Березовского и Гусинского, смехотворно помахивает повестками в суд, вызывая едкие насмешки Марка Дейча, потирающего ручки в древних цыпках. Почему Путин, обладая сталинскими полномочиями, добившись симпатии общества, топчется на месте, трагически растрачивая запас национального доверия, боясь разорвать с преступными кланами, с предательскими сословиями, с актерами-содомитами, экономистами-шпионами, энергетиками-людоедами, журналистами-русофобами? В чем его несвобода и тайна? Почему он кажется врагом себе самому?

Отгадка мерещится в свойствах его психологии. В тайном страхе отшатнуться от порочной среды, которая привела его в Кремль, помечена трупными пятнами ельцинизма, преступлениями против Родины, грехом отцеубийства и святотатства. В страхе порвать с ядовитым племенем и напрямую обратиться к народу. В страхе соприкоснуться с народной стихией, грозной, взрывной, непредсказуемой, огненной, как магма, тяжкой, как оползень, слепой, как землетрясение. Чтобы встать во главе народа, надо быть Вождем. Стать самим народом, его страстью и болью, бессмертной верой и мессианским подвигом. Маленький клерк, отгороженный от народа своей конторкой и щелкающими счетами, никогда не станет Вождем. Правительственный чиновник, помещающий пухлое тело в уютный «мерседес» с затемненными стеклами, несущийся вдоль многолюдных домов и улиц, никогда не станет Вождем. Президент, явленный народу через цветные светофильтры экранов, загримированный Глебом Павловским, позирующий на фоне крейсера, перехватчика, Успенского собора или Эйфелевой башни, не станет Вождем, которого ждет народ в переломные, горькие мгновения истории. Переход от Президента к Вождю — есть акт творения, в котором участвуют человек, народ и Господь Бог. Человек исчезает в народе, народ исчезает в человеке, и Богу угодно это мистическое растворение и слияние. И тогда победно грохочут пушки Полтавы, сдается Тулон, Черчилль уступает дорогу Сталину и Россия на гагаринском звездолете мчится в Космос, развешивает русские фонари в темных закоулках Вселенной.

Решится ли Путин на широкий и мощный шаг, чтобы войти в народ? Или предпочтет топтаться на пороге Всемирного еврейского конгресса, дожидаясь, когда ему Бобков выпишет пропуск в «Мост-Медиа»?

Бабушка на Даниловском рынке, торгуя грибочками, на вопрос иностранного политолога из «Рэнд корпорейшн» о том, как следует проводить Путину свою внутреннюю и внешнюю политику, ответила: «Что я тебе, милый, скажу. Назвался груздем — полезай в кузов!»

Нельзя не согласиться с бабусей.

Путин — президент или муха?

25.10.2000

Политика Путина напоминает полет испуганной мухи, которая, бросками и зигзагами, повинуясь законам неэвклидовой геометрии, описывает в пространстве многоугольную фигуру, возвращается на прежнее место и замирает под абажуром, издавая тонкий щемящий звук.

Он разгромил сепаратистов в Чечне, но тлеющая, незавершенная война питает русские кладбища равномерными порциями гробов. Он подковал и поставил в стойло иноходцев-губернаторов, назначив над ними семь строгих конюхов, но те лузгают семечки, а иноходцы прогрызают стены конюшни, и Шаймиев, в нарушение Конституции, избирается на третий срок. Он утеснил олигархов — несносного, трескучего, как сорока, Березовского и надменного, как целлулоидный божок, Гусинского, но тихий Абрамович двумя булькающими глотками выпил всю русскую нефть, а Дерипаска превратил весь русский алюминий в огромный слиток и выбил на нем свой профиль.

Он разгромил две виртуальные империи — ОРТ и НТВ, прогнал под дождь нашкодившего от возбуждения Доренко и вырвал клыки саблезубому тигру Киселеву, вставив ему в челюсти клочки промокашки, но вся русофобская тля, как и прежде, облепила экраны, и на беспросветном телевидении нет ни одной патриотической, державной программы. Он заключает договоры с Индией, Китаем и Ираном о поставках военной техники, спасая от крушения русский остановленный ВПК, но при этом срезает русские ракеты, топит станцию «Мир», гробит ядерный щит, превращая проект по созданию «Тополей» в летящий по ветру тополиный пух. Он возвращает внешнюю политику России в Ливию и Ирак, восстанавливает попранную дружбу с Северной Кореей, но глава МИДа Игорь Иванов, который носит под шелковым бельем медальон с личиком Олбрайт, предает Югославию, «кидает» Милошевича, последнего союзника России в Европе. Он чувствует угрозу талибов, строит военный союз с Киргизией, Узбекистаном и Таджикистаном, но при этом готовит сокращение армии до уровня караульного взвода, выводит войска из Грузии, «подмораживает» союз с Белоруссией. Он выступает в защиту русских, которых в казахстанских тюрьмах поливают кипятком, а в фашистской Латвии сажают на ржавую, оставшуюся от гестапо цепь, но дома, в России, он равнодушен к русским, и чуть выдается свободная от горных лыж минутка, так сразу едет в гости к Хазанову или в десятый раз смотрит свою любимую пьесу «Контрабас» в театре у чернозубого Райкина. Он справедливо, с некоторым преуменьшением, говорит о вымирании народа, о «тупике реформ», но экономическая политика крепкого, как желудь, Касьянова — с ростом цен на еду и лекарства, на жилье и проезд — есть устоявшаяся практика «экономического геноцида», выметающего из России миллион человек в год, и он не вырывает из рук «реформаторов» эту страшную «метлу смерти». Он, как в кинофильме «Россия молодая», провозгласил величие Державы, с Петровской прямотой обратился к народу, обещая соединить растерзанное на части народное тело, восстановить гордую мощь, привнести просвещение, учредить ремесла и науки, спустить на воды новый флот, привести в Полтаву русскую рать, поднять над Нарвой русский победный флаг, но «экономика Чубайса и Грефа» с удвоенной силой выкачивает из России живые соки, цепко выхватывает у русского каждый заработанный рубль и отдает его американцу и немцу.