Чудовище Боссонских топей - Дуглас Брайан

И вдруг, выкатив свой единственный глаз, который вполне мог бы принадлежать какому-нибудь пьянице, светлый, с красными прожилками — Гримнир рявкнул:

— Не мог! Не мог я вам помочь!

От неожиданности я даже присел с полуоткрытым ртом. А потом завопил прямо в его усатую морду:

— Почему? Объясни тогда! Почему? Гримнир тоже заорал, сверкая крупными желтыми зубами:

— Потому! Тот, кто взялся за это дело, должен решить все для себя сам!

— За это дело еще никто не взялся! — крикнул я.

— Не уверен! — вопил Гримнир. — Не уверен! А убить Чудовище может только человек! И никто иной! Понял ты, недоумок лупоглазый?

Взбешенный до полуобморочного состояния, я заорал:

— А имя данного героя должно начинаться на букву «К»! Иначе ничто не поможет! Да? И он непременно должен быть киммерийцем — и никак иначе! Да?

— Так ты киммериец? — удивленно проговорил Гримнир, обращаясь к Конану. — А сам ни словом не обмолвился.

Конан смотрел на него без улыбки и молчал,

— Кстати, он не просто киммериец — он в душе очень мирный человек и ненавидит всякую войну, — сообщил я.

Гримнир фыркнул. Я видел, что он мне не поверил.

— В любом случае, — заявил он, — твой друг — просто находка, маленький, преданный Кода. Ведь все местные жители трусливы, как распоследние цверги. От одного только слова «змей» они лезут под стол и заворачиваются в скатерть.

Гримнир спрыгнул на землю. Мне показалось, что несчастное дерево вздохнуло с облегчением. Великан обтер о штаны испачканные в смоле руки и радостно ухмыльнулся.

— Я рад тебя видеть, Гримнир, — сказал, наконец, Конан. — Прости за неуместный вопрос: ты сам разве не человек?

— Нет, разумеется, — беспечно откликнулся Гримнир. — Ты разве еще не догадался?

— Я не занимаюсь разгадыванием чужих тайн, — сказал Конан. — Когда я слышу: «Это Гримнир, странствующий воин», я, как правило, верю на слово.

Гримнир ничуть не смутился.

— Я действительно странствующий воин. Но этим моя личность далеко не исчерпывается… Ну что, пошли?

Он затопал по лесной дороге, возглавив наш небольшой отряд. Мне совсем не хотелось идти за этим вероломным типом, по Конан принял его приглашение, не задумываясь, а бросать друга в трудную минуту, когда одной его храбрости мало и явно требуется еще немного ума — нет, такое не входит в мои привычки.

Я видел, что могучая магия, которой, несомненно, обладал этот Гримнир, в данном случае ни при чем. Конан пошел за ним добровольно. По крайней мере, в этом Гримнир вел себя честно. В случае чего напущу на него холеру, подумал я. Дождусь, чтоб он расслабился и перестал контролировать влияния извне, и напущу. Будет знать, как проявлять вероломство.

Гримнир вывел нас к вырубке, посреди которой стояло нечто вроде избушки. Вырубка успела зарасти сорными кустами и прочей жизнерадостной дрянью, вроде сочной травы в человеческий рост. Все эти поросли скрывали под собою пни и вывороченные корни, так что пройти по поляне и не переломать себе ноги могло считаться своего рода искусством.

Домик состоял из хлипких стен и крыши, которая протекала — это было заметно даже в сухую, ясную погоду. Имелась там огромная печь, зато труба отсутствовала, и поэтому бревна внутри этого чрезвычайно уютного жилища были покрыты копотью. Черные жирные пятна покрывали также солому, заменявшую постель. Крохотное окошко залеплялось в случае непогоды маленьким ставнем.

— Прошу, — сказал Гримнир, толкнув низенькую дверь.

Он стоял возле избы с таким видом, будто предлагал нам посетить один из дворцов Шадизара.

Конан нырнул в дом. Проходя вслед за ним мимо Гримнира, я не удержался — посмотрел на него с подчеркнутым удивлением и покачал головой. Великан, разумеется, не обратил на это внимания.

В комнате водилось огромное количество комарья. Оно гнездилось в кустах неподалеку от дома. Представляю себе, как эти твари обрадовались нашему появлению. Ненавижу кровососущих. Во-первых, они забиваются в шерсть. А во-вторых, уши от укусов очень чешутся и распухают, что отнюдь не служит мне украшением.

Эрриэз уже разлеглась на соломе. Рожица у нее стала блаженная, словно она попала домой к папе с мамой.

Я подтолкнул ее в бок.

— Чему ты радуешься?

Гримнир здесь, — сказала она задумчиво. — Теперь все будет в порядке.

Как же, все будет в порядке. Не доверяю я существам, чей рост превосходит мой втрое. В два, ну — в два с половиной раза — еще куда ни шло, но выше — сигнал тревоги. Гримнир наверняка так устроит, что Конана под конец авантюры ждет верная гибель, а плоды его победы загребет сам великан. Знаю я таких. Интересно, что Эрриэз в нем нашла? Возможно, Гримнир вообще — тролль.

— Кто он такой? — спросил я. — Он тебе родня? Она подавилась смешком, но промолчала. Надо же, какая таинственность.

— Ты хоть давно его знаешь?

— Давно, — нехотя сказала она. — Всю жизнь. Он могущественный. Отвяжись, Кода.

Я понял, что больше из нее ничего не вытяну, развалился на грязной соломе и стал гонять комаров.

Конан принес дров. Они с Гримниром завозились возле печки, переговариваясь на сугубо мирные темы. Я дремал, кусаемый комарами, под сладкую музыку домашних хлопот.

— В печке какой-то мусор, — сказал Конан. — Надо бы ее вычистить. А то будет здорово дымить.

— Не лезь голыми руками, — буркнул Гримнир, — здесь должна быть кочерга.

Они долго гремели поленьями, а потом Конан вытащил кочергу и тут же уронил ее Гримниру на ногу. Великан взвыл и сделал попытку убить моего друга, но врезался своим могучим кулаком в печь, едва не разворотил ее, после чего заметно успокоился.

— Киммериец косорукий, — проворчал он. — Я бы тебе с удовольствием отрезал и руки, и ноги, и голову заодно, чтоб не мучился. Все вы годитесь только грабить мирных жителей.

— Вот это точно, — сказал Конан, хмыкнув. Гримнир дунул в печку, подняв тучу пыли, копоти и мусора, порылся в куче золы и извлек несколько обгоревших пряжек. По поводу этой находки можно было строить Самые различие предположения, но Конан не стал этим заниматься. Он поджег хворост, и из печки повалил едкий белый дым. Всю комнату заволокло. Потом огонь пришел в себя, распрямился, и дым уполз в открытую дверь, расстилаясь по траве у порога. Комары, понятное дело, мгновенно исчезли.

— Все предусмотрено, — сказал по этому поводу Гримнир и гулко закашлялся.

Глава девятая

Чудовище

Накануне я нашел в закопченном доме целый бочонок меда и объелся. Наутро у меня начался жар. Лежа в углу, я слушал, как Гримнир переругивается с Конаном, и каждое их слово болезненно резало мне слух. «Наверное, я смертельно заболел, — подумал я в ужасе, — а как же чудовище? Я ведь не допущу, чтобы мой человек отправился на подвиг без меня. В конце концов, я ведь, тоже что-нибудь значу, верно?»