За семью замками. Снаружи (СИ) - Акулова Мария

Костя кивает, как бы спрашивая, она мотает головой. Просто не может из себя ничего выдавить. Даже просьбу отпустить, уйти…

Хоть какую-то просьбу…

Но Костя, кажется, всё понимает сам.

Смотрит туда же, откуда Агата недавно отвела взгляд. Кивает…

— Она с мужем. Вам нечего делить…

Всё понимает сам. Но по-своему. В очередной раз подтверждая свой статус бесчувственного эгоистичного человека.

Агате становится по-особенному тошно и тоскливо. Первая волна паники, с которой удается справиться, накрывает, когда бокал из чьих-то рук разлетается о пол со звоном и писклявыми женскими смешливыми вскриками…

— Всё нормально…

Костя вроде как успокаивает, Агата же закрывает глаза, мотает головой, пытаясь справиться самостоятельно…

Это состояние похоже на то, что переживает человек, испытывающий спазмирующие приступы боли, которые переносить раз за разом должен он сам, но рядом находятся люди, которые вроде как убеждают его, этой боли не чувствуя, что он с ней справится, а он…

Единственное, чего хочет — это сбежать из собственного тела. Потому что знает, что боль повторится. Знает, чем закончится.

Не знает только, за что его мучают.

Второй раз Агата почувствовала, что не вывозит, когда на сцене включили микрофон и он отозвался невыносимым скрипом из колонок. Многие потянулись к ушам, потому что звук действительно был не из приятных, но вряд ли хоть кто-то захотел забиться в угол. А Агата — очень…

Отступила даже, но Костя придержал.

— Просто колонки…

И пояснил. За что громадное спасибо.

Действительно ведь… Просто колонки.

Просто колонки, а она душу богу готова отдать. И это не кажется худшим из вариантов.

— Костя, пожалуйста…

Агата прошептала, снова вжимаясь в его плечо, жмурясь и мотая головой…

— Полчаса и мы уедем.

И он вроде как почти сжалился. Ведь полчаса всего… Но Агате захотелось плакать. Потому что полчаса для нее — это адская бесконечность.

Она даже засечь их не смогла бы. Ни проверить, ни стребовать.

— Выпей что-то…

Костя предложил, Агата перевела голову из стороны в сторону, пытаясь взять себя в руки в очередной чертов раз.

Выдохнула, запрокинула голову, чтобы отчего-то повлажневшие глаза не пролились слезами.

И сама не знала, зачем держится. Зачем все это… Но не могла ни отпустить себя, ни в руки взять. Находилась в пограничном состоянии между максимальным напряжением и легчайшим сумасшествием, когда все уже пох.

Так же, как когда-то с ним у обрыва. Потихоньку наклоняясь. Осознавая неизбежность. Будто даже стремясь оказаться там — за чертой.

Только тогда он забросил ее на плечо и оттащил. А сейчас скорее пихает в спину.

Но ни пить, ни есть Агата не могла.

Понимала, что вернула бы прямо тут.

Стояла рядом с Костей, смотрела на пол перед собой. Осознав, что блуждать по залу — плохая идея. Мутит от людей и их движения. Очень повезло, что они с Костей стояли хотя бы не по центру и не передвигались. Что за спиной — стена. И та самая спина напряжена, конечно, но хотя бы нет непреодолимого желания вращаться вокруг оси, чтобы убедиться — сзади безопасно.

Новый зудящий взгляд Агата почувствовала тоже почти сразу. Не такой, как прочие. Более пристальный что ли…

Такой, что дыхание само собой учащается, хотя казалось бы, куда уже…

Очень захотелось сжать руку Кости сильнее, а лучше услышать, что необходимые ему полчаса прошли.

Но нет.

Костя разговаривал с человеком…

Агата чувствовала, что нерациональный страх растет. Слишком этот взгляд был ощутим, чтобы не пробраться под её колпак. Слишком зудел, чтобы отмахнуться.

Слишком страшно было его найти. И не найти тоже слишком страшно.

Агата задержала дыхание, подняла глаза…

Пыталась скользить по залу, храня свою призрачную фантазию о том, что она вроде как смотрит 3D фильм и люди вокруг — иллюзия. Если никто не подходит, не касается, если в момент не выстреливает слишком яркий раздражитель — это работало.

Вот только раздражитель выстрелил.

Она проходилась взглядом по лицам, будто со стороны отмечая, что кто-то бородат, а кто-то улыбается неправдоподобно белыми винирами. Кто-то вроде как незаметно поглаживает собственную спутницу по заднице, а кто-то играет в гляделки с чужой…

Снова «поймала» ту самую Полину. Подумала сначала, что она смотрит на Костю, оказалось — на Гаврилу. Но быстро отводит взгляд, осознав, что это очевидно для Агаты. А еще очевидно, что на женской скуле будто бы царапина… Не сравнится с ее шрамом, который не остался без внимания конечно же, но какая уже нахрен разница? И до собственных шрамов, и до чужих царапин.

После Полины интуиция повела Агату дальше… По лицам-лицам-лицам. Улыбающимся. С игривыми выражениями. Вроде как расслабленным.

По людям-людям-людям. Красивым. Разнообразным, но очень похожим друг на друга вылизанностью образов.

До одного, который ничем не выделялся.

Абсолютно ничем не выделялся. Но просто обрушил мир.

Агата знала, что она в жизни не забудет этот взгляд. Она в жизни от него не избавится. Он всегда будет ей сниться и мерещиться.

Она вечно будет выискивать в мужчинах сходство с ним. И никогда раньше она не видела его таким… Явным.

Мужчина со взглядом её личного зверя смотрел четко на нее. Он не был тем же. Он не мог им быть.

Намного старше. А тот вообще мертв. Но это себе же не объяснишь, когда тебя кроет нерациональный страх, а реальность туманится, позволяя встать перед глазами картинкам…

— Костя… Меня стошнит сейчас… Пожалуйста…

Агата из последних сил заставила себя отвернуться от мужчины, шепнуть на ухо Гордееву, зная, что вот сейчас это абсолютная правда.

Вероятно, он тоже это понял. Снова прервал разговор, посмотрел на нее, нахмурившись.

Вполне возможно, рассматривал возможность отказать, но что-то не дало.

Кивнул Гавриле, дождался, когда тот подойдет.

— Агату проводи. Головой отвечаешь.

Гаврила быстро оценил обстановку, видя, что Агата закрывает рот рукой, бледнеет…

Она почувствовала, как с ее поясницы соскальзывает рука Кости, зато ложится Гаврилы. Он подталкивает ее, одновременно ограждая…

Они быстро идут из зала, оставляя за спиной его шум…

Гаврила умудряется делать всё так, чтобы её никто не касался…

И Агата понимает, что за это стоило бы поблагодарить, но что будет, если попытаться, тоже понимает…

После зала — светлый холл. Дальше — контрастно темный коридор.

Агате казалось, что они идут куда-то не туда… Но у нее просто не было возможности спорить и спрашивать.

Что будет дальше — она знала. Просто хотела дотянуть себя до места, где можно будет впасть в истерику спокойно, как бы каламбурно не звучало.

Они остановились у двери, Гаврила поднес магнитный ключ, открыл…

В номере (а это был он), зажегся свет…

Агата дернула ручку уборной, щелкнула по включателю здесь, увидела унитаз и тут же упала на колени к нему, чувствуя, что начинает выворачивать.

Скручивает до боли. Спазмами и всхлипами.

Потому что вместе с тем, как раз за разом желудок сжимается, перенапряженное тело и нервная система взрываются истеричными слезами и крупной дрожью.

Это всё физически больно.

Это всё очень унизительно и утомительно.

Это делает её максимально беззащитной и максимально же убогой.

Ей нечем рвать, потому что она ни черта толком не ела последние несколько дней.

Но в ушах стоит человеческий гул, звонкий громкий смех, писк колонок, звон стекла. Перед глазами сначала мельтешение, а потом снова показавшийся тем самым взгляд…

И желудок выдает новую порцию желчи…

Глава 10

Агата не знала, сколько времени провела над унитазом, сколько раз её вырвало, как это смотрелось со стороны и что думал себе Гаврила.

Который сначала еще стоял в дверном проеме, вероятно, контролируя, потом же отошел вглубь номера.