Факультет прикладной магии. Простые вещи - Таис Сотер

Петер привел нас в тот же гостиный дворик, где я пила кофе с его дядей, и, заказав всего понемножку, начал развлекать нас придворными и факультетскими сплетнями. Марта, мало что знавшая о столичной жизни, была золотым слушателем для моего друга, я же опять ускользнула в свои мысли.

Захотелось курить. Я знала, что Петер терпеть не может сигаретный дым, поэтому извинилась и вышла на крыльцо, накинув на плечи пальто. Прикурила сигарету и затянулась дымом с вишневым привкусом. Черт, еще одно напоминание о менталисте.

– У тебя что-то случилось? – Петер подошел незаметно и закутал меня в свой шарф. – Простудишься. Ну так что?

– Устала немного, – призналась я. – Ты оставил Марту одну в зале?

– Она вышла припудрить носик. Как она тебе?

Искоса взглянула на зябко ежившегося молодого мужчину.

– Почему ты это спрашиваешь? Не мне же с ней встречаться.

– Ты важный человек в моей жизни, твое мнение мне небезразлично, – серьезно ответил Петер.

– Она не похожа на твой тип. И кажется, очень тобой увлечена.

– Ревнуешь? – усмехнулся Петер, испытующе глядя на меня.

– Ты так думаешь? – вяло спросила я, стряхивая пепел на припорошенную рано выпавшим снегом траву.

– Нет, – тихо ответил приятель. – Тебе всегда было все равно, с кем я провожу время.

– Неправда. Я бы хотела, чтобы ты встретил кого-то хорошего и по-настоящему полюбил.

– Я уже люблю, и не надо говорить, что мои чувства фальшивка.

Ну вот, мы вновь вернулись к старому разговору.

– Тогда зачем морочишь девочке голову?

Петер горько рассмеялся.

– Беспокоишься за нее? Боишься, что соблазню и брошу? Не стоит. Марта – дочка мэра Торнема, богата, хороша собой и, что самое важное, не раздражает меня. И коли моим чувствам к тебе так и суждено остаться безответными, то почему бы не жениться на милой крошке Марте?

– А как же твоя невеста? – вырвалось у меня.

Артефактор заледенел.

– Откуда ты знаешь? – глухо спросил он.

– Твой дядя рассказал.

– Давно?

Я вздохнула.

– Достаточно. Она же из рода Ланге? Наверное, эта не та помолвка, которую легко расторгнуть.

Во взгляде Петера вспыхнула какая-то безумная надежда.

– Ты поэтому отвергала мои ухаживания? Боялась, что я обману тебя? – он схватил меня за плечи, заставляя посмотреть на себя. – Я разорву помолвку в тот же момент, когда ты согласишься выйти за меня замуж! София, стань моей, прошу.

– Восемнадцатое, – произнесла я, прикрыв глаза, не желая видеть лицо Петера в этот момент. Его разочарование, его злость. – Восемнадцатое предложение. Это уже давно перестало быть забавным.

Меня почти отшвырнули от себя.

– Забавным? – голос Петера зазвенел от ярости.

Марта выбрала не самый лучший момент, чтобы найти нас. Переводя испуганный взгляд с Петера на меня, она спросила:

– Что-то случилось?

– Все хорошо, – я выдавила улыбку.

– Нет, ничего не хорошо. Одевайся, Марта, мы уходим.

– Не надо, я уйду сама.

Мужчина не стал возражать.

Вернувшись домой, я поняла, что так и не отдала Петеру его шарф.

На следующий день у меня был практикум с Шефнером-старшим. Если он и знал что-то о нашей ссоре с Петером, то предпочел не подавать вида. Да и я вскоре отвлеклась – плетение ментальных чар требовало полной концентрации. Тем более что видеть плетения, как и все маги-не артефакторы, менталист не мог, только чувствовать, и был не способен контролировать мою работу.

Артефакторов порой называли чародеями, потому что они единственные могли видеть и создавать чары с помощью нитей, из которых состояли потоки силы. Которые, в свою очередь, использовали маги в заклинаниях. Но подобное тонкое видение накладывало свои ограничения – мы не могли непосредственно оперировать самими потоками или зачаровывать людей. «Нити» были слишком «тонки» для живых объектов, постоянно изменяющихся и обладающих своим запасом жизненных сил.

Зато кое в чем другом нашей братии повезло. В отличие от других магов, которые хоть и были способны управлять потоками с помощью вербальных заклинаний или даже напрямую, артефакторы не были ограничены одним направлением. Мы могли создавать и целительские артефакты, и атакующие, и даже сочетать разные виды магических искусств. Вот только ментальные чары артефакторам не давались. Ментальная магия была изменчива, даже эфемерна, ее нельзя было статично зафиксировать в виде чар. Так, по крайней мере, считалось.

А вот получилось же! Тот древний браслет и собственноручно связанный мною шарф были лучшим доказательством. Сказать, как это у меня вышло, я не могла, действовала почти инстинктивно. Но, наблюдая за тем, как Шефнер создает и распускает свои заклинания, ловко оперируя силой, а потом пытаясь перенести все это на артефакты, я постепенно начала улавливать суть ментальной магии и своих способностей.

Даже изменчивость и эфемерность ментальных заклинаний опирались на некоторую устойчивую константу – на сознание самого мага-менталиста. Недаром все ментальные маги были довольно занудными типами, любящими порядок и построение всяческих планов. Разум мага был точкой опоры для их собственных заклинаний, меняющих разум других людей.

Но такой константой не мог выступить неживой предмет. Нарушался принцип подобия – только разум может влиять на разум. Точно так же целители лечили людей, используя свою жизненную энергию. И тогда я – совершенно случайно! – вложила в свои чары слепок своего сознания, уподобив себе самой артефакт.

Звучит безумно, но, кажется, я наделила свои творения псевдожизнью. Правда, собственной воли у моих ментальных артефактов не было, но оно и к счастью. Не хватало еще восстания машин, обладающих к тому же моим собственным неуживчивым характером…

Шефнер, если и делал выводы по поводу моих способностей, озвучивать их не стал. Но явно заинтересовался возможностью создания слепка с сознания других людей. На вопрос, зачем оно надо, он пожал плечами и не стал развивать тему, как и просить меня о чем-либо. Так что мы просто работали с тем, что есть, оттачивая мое мастерство.

Так как мои чары оказались завязаны на моем же сознании, успешность работы над ментальными артефактами зависела напрямую от моего настроения. А на следующий день после ссоры с единственным другом оно было крайне нестабильным. Поэтому чары дрожали и рассыпались, а те плетения, что я уже нанесла, деформировались от моих манипуляций. Испортив результат месячного труда, я в ярости отшвырнула болванку для артефакта и вылетела в коридор.

Шефнер последовал за мной и даже помог приоткрыть окно, чью раму заклинило. А вот мою попытку закурить пресек на корню, конфисковав портсигар.

– Отдайте немедленно!

– В здании СБ нельзя курить, – укоряюще ответил менталист.

– В первый раз слышу, – проворчала я. – И уверена, что вы это только что придумали.

– Здесь мое слово – закон, – усмехнулся Шефнер. – Подышите свежим воздухом, попейте чаю. Думаю, сегодня нет смысла возвращаться к работе.

Я потерла гудящий лоб.

– Если вы не возражаете, поеду домой.

– Не возражаю, но осмелюсь предложить вам кое-что другое. Вы расстроены и встревожены, а в таких случаях лучше не грустить в четырех стенах в одиночестве, а отвлечься на что-то необычное и интересное.

– Вы предлагаете что-то конкретное? – рассеянно спросила я.

– Сегодня премьера нового спектакля в императорском театре. Говорят, постановка получилась весьма скандальной и в то же время смешной. Не хотите составить мне компанию?

Я не знала, что стоит за его предложением – простая вежливость, подкуп или что-то еще, но на всякий случай отказалась, сославшись на головную боль. Шефнер не поверил, но давить на меня не стал.

– Приказать отвезти вас домой?

– Не надо.

Маг внимательно на меня посмотрел и, вздохнув, внезапно спросил:

– Хотите, я вставлю мозги этому мальчишке, и он прибежит к вам с извинениями?

Я вздрогнула.

– Вы знаете?

– Петер вчера обвинил меня в том, что я пытался вас поссорить, рассказав правду о его невесте. Несложно догадаться, что у вас с моим племянником не все хорошо.

– Вы, должно быть, этому рады, господин Шефнер.

– Ну да. В душе я злобно хохочу и ликую, – невозмутимо кивнул менталист.

Я хмыкнула и призналась:

– Может, сочувствуете, а может, и правда ликуете. Я плохо разбираюсь в людях. А вы так и вовсе загадка для меня.

– Так ведь вы, София, даже и не пытаетесь меня узнать.

Отвела глаза.

– Для чего мне это? Узнавать вас?

– Я бы ответил, – тихо сказал Шефнер, – но боюсь, вы снова меня оттолкнете.

Он хотел сказать что-то еще, но его отвлек один из подчиненных, и я, пока обо мне забыли, тихо смылась домой.

После этого нашего разговора, странного, полного недосказанности, между нами почти ничего не изменилось. За исключением одной детали. Всякий раз после конца занятий Шефнер приглашал меня куда-нибудь. При этом ни разу не повторился. За два месяца я уже упустила возможность побывать с ним в цирке, в дендрарии, в зоопарке, на ипподроме. И даже на незаконных боях и в игорном заведении, уж не знаю, с чего он решил, что это может мне понравиться.