Тем, кто не любит - Ирина Степановская

Как быстро отлетел в прошлое тихий вечер! Что за странная сила может двигать поступками взрослых людей! Один короткий порыв ветра среди полного штиля, и вот уже мчатся на всех парах навстречу друг другу не озабоченные сексом прыщавые подростки, а двое взрослых людей – солидный коммерсант Алексей Фомин и его институтская подруга, руководитель научной лаборатории, замужняя дама Наталья Нечаева. А ведь еще час назад ничего подобного и не намечалось… Неисповедимы дела человеческие!

У Наташи осталось самое меньшее полчаса. Ей нечего было делать, пришлось ждать. Машинально она включила кнопку проигрывателя. Оркестр Поля Мориа играл ее любимое адажио. Естественно, она и думать не думала, что тот, кто откроет дверцу, узнает эту музыку. Что с того, что когда-то он подарил ей такую пластинку. Подумать только, пластинку, то есть черный диск, который нужно было прослушивать на стационарном проигрывателе! Как мчится время! Сейчас таких проигрывателей не сыщешь ни у кого. Даже дома у папы и мамы место проигрывателя занимает современный плоский телевизор.

Она даже не помнила, по какому случаю Алексей вообще подарил ей пластинку. И уж наверняка не слушал ее никогда. Где теперь эта пластинка? Выбросили, наверное, давным-давно. Но вот однажды, проходя мимо музыкального отдела, Наташа услышала это адажио. И тут же купила диск. Что с того, что давно миновали дни ее юности? Юность тут вообще ни при чем. Адажио звучало удивительно мощно. Наталье хотелось бы, чтобы так же прозвучала и история ее жизни.

Наташа вытянулась на переднем сиденье и закрыла глаза, слушая музыку. Густые, тяжелые звуки оркестра торжественно качались в воздухе, как волны моря накатываются в шторм на светлую полосу пляжа и, отходя, увлекают неумелых пловцов от берега вдаль. И низкое небо, и сизое море были сродни равномерной мелодии и запаху любимых духов. Их аромат возбуждал и пьянил. Она улыбалась. Она думала, что теперь, в середине жизни, стала умелым пловцом – храбрым, опытным, не боящимся волн. И вовсе не из-за девчачьей любви стала звонить своему институтскому приятелю в этот вечер. Ее записная книжка сама раскрылась на нужной странице лишь потому, что нужно было расставить все точки над «i». Потому что ей надоело каждый приезд в этот город вспоминать бывшего друга. Потому что одной из возможных кандидатур на роль «темного человека» был он – Алексей. Потому что ей надоело зависеть от памяти. Потому что Наташа хотела показать, какой она теперь стала. И потому что не могла простить ту холодность, которую он проявил к ней в юности и которую ничем не искупил до сих пор.

Разве она любила его очертя голову, как это бывает с другими? Говорят, от любви до ненависти всего один шаг, а что между ними, какие полутона? Равнодушие, нежность, а может быть, гордость? Кто знает…

6

«Мне нечего волноваться», – Наташа расслабленно следила за цифрами, регистрирующими часы и минуты. Они будто замерли на приборном щитке. Уж сколько раз бывало в жизни: человек, когда-то оставивший о себе наиприятнейшее впечатление, на поверку оказывался гнусным негодяем. И ничего страшного. Принимаешь это к сведению, да и только. А тут задача была и вовсе проста: отыскать недостатки, убедиться, что человек, когда-то пренебрегший ею, сам оставляет желать много лучшего. Что в этом особенного? С возрастом стало легче отыскивать недостатки, чем достоинства.

Наташа успокаивала себя. И не напрасно. По тому, как колотилось сердце, она понимала – волнуется. К счастью, многолетняя практика умения расслабляться на короткое время дала о себе знать. Наташа закрыла глаза и представила себе Каменный остров и ту свою незабываемую неделю на нем.

За ней тогда прислали большую черную машину. Прямой как стрела проспект несколько раз пересек большие и малые рукава Невы, и машина свернула в соловьиный рай. «Дачный поселок бывшей партийной номенклатуры», – определила Наташа, в то время как лимузин катился между высоких заборов. Она и до этого знала, что где-то здесь, на острове, находились дачи советских партийных чиновников.

Был ранний июнь, черемуха нависла над водой в роскошном кружевном наряде, и соловьи заливались так, будто тот вечер, в который Наташа приехала сюда, был последним на земле.

Радушная хозяйка, мать больного ребенка, возлагающая на Наташу большие надежды, тут же стала настаивать, чтобы Наталья Васильевна из гостиницы переехала погостить к ним на дачу, тем более что была обещана полная свобода. Вся семья на следующий день отбывала в Финляндию, и этот огромный старинный дом с эркером и мансардой, с шофером и помощницей по хозяйству полностью оставался в Наташином распоряжении. Наталья не успела открыть рот, как была отдана команда немедленно перевезти из гостиницы ее вещи. С молниеносной быстротой в одной из комнат дома уже поместилась ее дорожная сумка. Наташа покорно вздохнула. К ней подвели ребенка. Воспитанная девочка – чуть рыжеватая, тоненькая, бледная – понравилась Наташе. После осмотра и разговора с матерью последовал обед. Вечером гостью отвезли в Мариинку. Она успела ко второму акту и одиноко сидела в престижной ложе. Дверь в коридор была услужливо закрыта, но Наташе все равно откуда-то дуло в спину. С сожалением она подумала о толпах страждущих, оставшихся за театральным порогом. Человек семь запросто могли бы занять пустующие за ее спиной кресла и тем самым спасти ее от радикулита.

Эта мысль ее развлекла. Наташа все еще находилась под впечатлением осмотра маленькой пациентки и снова обдумывала правильность своего заключения и все возможные варианты лечения. Наконец она успокоилась, решив, что все было сделано правильно, и музыка потихоньку начала проникать в ее душу и вызвала легкую влагу между веками.

Пока шел спектакль, прошумел короткий ливень и вымочил листву и площадь перед театром. Никольский собор сиял вверху своей золотой крышей. Машина дожидалась Наташу у обочины. Она поехала обратно и, вернувшись, зашла посмотреть на девочку.

Та давно спала в своей прелестной комнатке в окружении игрушек. Наташа осторожно вытянула медведя из-под тоненькой руки и пощупала девочке лоб. Голова, шея и спина ребенка плавали в горячем поту. Хозяйка стала менять на дочери рубашку, а Наташа мельком подумала о том, что делает сейчас ее собственная дочь. Но Серов был хорошим отцом. Язык не поворачивался называть его отчимом. Наташа вздохнула и шагнула в коридор. Хозяйка вышла в слезах и взяла с Наташи слово, что, если понадобится, та будет приезжать из Москвы наблюдать за ходом лечения. Потом они вместе пили чай. Заснула она без задних ног и без единой мысли в голове, убаюканная трелями соловьев. Утро Наташа провалялась в постели, в глубине души сознавая, что поступает невежливо, но ничего не могла с собой поделать – так приятно было нежиться на мягкой перине, наблюдая, как ползет по стене солнечный луч и склоняются к окну зеленые ветки деревьев. Она томно приоткрыла глаза, только когда хозяйка осторожно постучала в дверь, чтобы попрощаться.