Обречённые. Том 1 - Павел Буркин

Выбрав краник в тёмном промежутке между лампами, Мэтхен занял место, но подставить рот и повернуть кран не решался. Некстати вспомнилась статья электронной газеты про жизнь в Подкуполье. Теперь он знал, что хватало там и преувеличений, и откровенного вранья, но кое-чему верил. В статье говорилось о составе так называемого пойла, рецепт которого создали в лабораториях Свободного Мира: неочищенный технический спирт, кокаин и ещё какая-то дрянь в качестве ароматизатора. То, что именно эта дрянь разрушительно влияет на ДНК и провоцирует мутации, особенно при пьяном зачатии, он узнал у бывшего одноклассника, ныне работающего на фармацевтический трест генетика.

Мэтхен обзаводиться детьми пока не планировал. Возможно, он уже импотент после полученной под радиоактивным ливнем дозы. Значит, нечего и переживать. Если случится чудо и он вернётся в свой мир, можно будет похвастаться: он пил мутантское пойло — и остался жив. И всё-таки ржавая труба, которую наверняка заглатывал по самый краник не один монстр, не вдохновляла, взбунтовались привычные представления о гигиене. Мэтхен в последний раз заколебался, но, увидев счастливую блиноподобную рожу мутанта напротив — решился. Только не протолкнул трубку в глотку, как тот, а раскрыл рот, оставив до трубы не более сантиметра.

Краник с тихим скрипом провернулся. Пойло оказалось холодным, но спиртом не пахло совершенно — у него был странный, ни на что не похожий привкус мяты и одновременно малины. А ещё оно было сладким — ни алкоголь, ни кокаин на первый взгляд совершенно не чувствовались, и всё-таки Мэтхен тут же почувствовал тепло, оно разливалось по всему телу, снимая усталость и давая взамен приятную слабость, во рту приятно покалывало. Потом сознание вовсе уплыло, и что было дальше, он не помнил. Помнил только, что видел кучу дивных снов, в том числе и о прежней России — где, если верить последним бумажным книгам середины прошлого века, по улицам городов ходили медведи и лихо скакали пьющие водку «Smirnoff» прямо из горла казаки с саблями… Порой они спешивались, и тогда занимались… То, чем они занимались, заставляло его краснеть даже в видениях.

Пробуждение пришло рывком — и уж точно было менее приятным, чем погружение в нирвану. Ныло, словно его усердно пинал покойный Забойщик, всё тело. Голова кружилась и горела, будто засунутая в печку, виски зверски ломило, его подташнивало — будто количество полученных миллирентген, наконец, перешло в качество. А ещё зверски, просто чудовищно хотелось пить. Будь рядом горшок с мочой, он, честное слово, ещё сказал бы «спасибо». Но не было даже мочи, а было…

Он лежал на чём-то мокром, стылом и вонючем. Над головой нависли облепленные слизью ветки, покрытые склизким мхом. Листьев на них почти не было, а те, что были, одного со стволом цвета. Ещё выше было свинцовое небо, местами с бурыми, местами с гнойно-жёлтыми вкраплениями, кое-где цвет сгущался до почти чёрного. По небу плыли дымные космы, часть из них опускалась вниз, превращаясь в вонючий, душный смог.

Что было до похода к краникам, Эрхард с пятое на десятое, но помнил. А вот что он и остальные вытворяли ночью, с момента, как присосались к краникам — как отрезало. Долбанные медведи, долбанные казаки — ведь он знает достаточно, чтобы понять глупость той статьи, а вот же, полезла чушь всякая в голову. Правильно говорят про сон разума. «Интересно, а не были ли казаками эти мутанты? — подумал он. — Но это что же тогда получается — что я… с ними…» Мэтхен бы покраснел, не будь ему так хреново. Сейчас, будь под рукой зеркало, он увидел бы лишь чумазое, бледное с похмелья лицо.

Болело всё тело, но Эрхард превозмог себя и перевернулся на живот (ещё раз извозившись в грязи), потом встал на четвереньки. Теперь можно разглядеть ствол злосчастного дерева, за ним — редкий лес таких же чахлых и болезненных растений. Листьев тоже почти не видно. Пару раз метрах в пяти пробежали какие-то бурые раскормленные твари — наверное, те самые крысосуслики и просто крысы, разок пролетела голошеяя, как стервятник, ворона вроде вчерашней — больше никакой фауны не было и в помине. Опираясь на осклизлый ствол дерева, Эрхард поднялся. Теперь голова кружилась сильнее, усилилась и тошнота. Сдерживаться Мэтхен больше не мог, и пару минут его просто выворачивало наизнанку. Ему не было так плохо даже после студенческих оргий с портвейном и виски. А как местные-то выживают? Или и правда поправляются из луж? Во рту был непередаваемо мерзкий вкус — он просто не знал, что надо съесть, чтобы такой получился, то есть теперь знал — а ещё сушь, как в нынешнеё Африке. В то же время нестерпимо, до рези внизу живота, хотелось в туалет.

Подкуполянин бы просто расстегнул прорезанную в комбинезоне дырку, и… А многие и расстёгивать бы ничего не стали, уповая на то, что ткань высохнет. Мэтхен до таких высот ещё не дорос — но проблема была даже не в этом. В Забарьерье за попытку помочиться, где не положено, можно нарваться на робота-полицейского и огромный штраф. А неположенными были все места, кроме платных туалетов и своих, личных. Так что идёшь в лес — имей с собой канистру, потом сольёшь в ближайшем туалете. И не стоит уповать, что вдали от города нет полисменов. Зато есть камеры, датчики запахов, следящие за сохранностью экологии беспилотные летательные аппараты с голубя величиной — ты их не видишь, а они тебя — видят всегда. По возвращении, дома, или, что хуже, в офисе, будет ждать штрафная квитанция. Привычка к постоянной слежке, следить за каждыь словоь и каждым действием въелась жителям Свободного Мира в плоть и кровь. Уже сто двадцать шесть лет, как приняли «закон Хаммерфилда», обязывающий в целях борьбы с терроризмом установить камеры слежения во всех помещениях, включая частные и жилые.

Тоже, между прочим, интересная тема — не менее запретная, чем Россия. Именно тогда Свободный Мир получил в безраздельное господство всю планету. Почему? Мэтхен подозревал, остальные попали под удар отточенных до совершенства «гуманитарных операций». Вроде бы ни войн, ни революций — а миллиарды людей куда-то делись, очищая планету для истинных хозяев жизни. Для тех, кого давно, чуть ли не в Первую Холодную, прозвали «золотым миллиардом».

Именно тогда, в начале прошлого века, едва провозглашённый Свободный Мир обрёл немыслимое могущество. Но сколько-нибудь умные люди в уходящем в небытие Третьем Мире понимали, откуда у их бед растут ноги. И мстили, как могли — а могли, пожалуй, только подорваться в людном месте, забрав с собой на тот свет побольше «неверных». Соответственно, и Свободный Мир начал принимать меры: президент Североамериканской Конфедерации Хаммерфилд гремел на весь мир: «Демократия предполагает сознательность граждан и их готовность её защитить. Те, кто не готовы поступиться частью ради целого, скоро потеряют и целое, и часть». Новосозданная Европейская Федерация подхватила призыв: за Законом Хаммерфилда последовало аналогичное постановление Председателя ЕФ. Ну, и понеслось…

Кто отказывался — тех объявляли пособниками террористов и сдавали в Интерпол. Ну, а там уже… нет, что вы, не ногами — психотропными препаратами учили уму-разуму и наставляли, что говорить суду. И камеры устанавливались — быстро и весело, в стиле «пятилеток в четыре года», что бушевали в забытой России в забытом ХХ веке…

А потом случилось страшное! Как ломились в операторы пунктов теленаблюдения всякие извращенцы! Поначалу командование Интерпола опасалось, что штатские будут прогуливать и опаздывать, даже ввело драконовские меры вроде штрафа в пол-зарплаты за пятнадцатиминутное опоздание. Какое там…

Они приходили и за час, и за два до смены, рвались на рабочее место. Порой забывали завернуть в бухгалтерию за получкой. Особенно ценилась ночная смена, ее ждали, как манны небесной. И главной проблемой было — не загнать ребят на работу, а выгнать после окончания смены, даже если смена тянулась двенадцать часов.

Были и нормальные — те, кому нужен не лишний оргазм, а деньги. Они добросовестно делали дело, но в бухгалтерию сходить за получкой не забывали. Главный доход у них был не на работе, а на подпольных рынках, куда часто уплывали самые пикантные съемки. Порой случались скандалы, операторов вышибали с работы, как и покрывавших их полисменов, но чаще всё сходило с рук. А главное, год работы позволял накопить первоначальный капитал и открыть своё дело — или, если жить экономно, на обеспеченную старость. А те извращенцы, кому не удалось пристроиться в службу слежения, имели возможность купить у подпольных торгашей «сидюки» из видеоархива Интерпола…

И что же, спрашивается, никто не возмущался в курилках (пока не был принят закон о курении), спальнях и туалетах? А то нет! Но когда кто-то, возможно, и сами интерполовцы, взорвали несколько домов, где жители отказались устанавливать камеры, протестующих поубавилось. Теперь лишь немногие вспоминают, что было когда-то такое естественное право — на тайну частной жизни. Остальные буйно радуются новой демократии, живя в огромном шоу «За стеклом», и уже не помнят, как оно было раньше…