«Третья сила» - Иван Дорба

— Мне приятно сообщить, что вам доверяют, — продолжал Боярский. — И прежде чем отправить на ответственное задание, которое, кстати, по месту исполнения совпадает с заданием Околова, я давно хотел поговорить с вами по душам.

— А теперь, Олег, расскажите все, что вы знаете об этом деле, — вмешалась Ксения Околова.

— А для ясности, Олег, Центр интересуют все детали о профашистском воинском формировании Каминского, в частности, о том, какие надежды возлагает на эту бригаду исполбюро НТС, — добавил Боярский.

— Понимая, что блицкриг с Россией затянется, руководство НТС пришло к убеждению, что следует создавать свою армию — «третью силу», которая после разгрома немцами Красной армии и победы союзников над фашистами скажет свое слово. Эта идея усыпляет совесть и аргументирует борьбу против Родины вместе с немцами. По этой причине исполбюро НТС направило поначалу в бригаду Каминского одного из опытных вожаков из германского отдела, тесно связанного с гестапо, Романа Редлиха, а вслед за ним — довольно многочисленную группу энтээсовцев для ведения пропаганды идей «солидаризма». Кроме того, Околов вызвал меня в Смоленск, чтобы с ним поехать в Кишинев за «Льдиной» и передать ее Каминскому с целью заслужить доверие и проникнуть в святая святых — подспудную деятельность бригады, в разведку и контрразведку, возглавляемую начальником окружной полиции Масленниковым.

— Нам известно, Яков Иванович, — вмешалась Ксения Околова, — что с согласия заместителя командующего 2-й армией генерала Шмидта Воскобойник и Каминский сколачивают в поселке Локоть так называемую «Национал-социалистскую партию России» и создают бригаду из крупных полицейских сил и целых военных формирований. Эта бригада состоит из военнопленных, обманутых крестьян, бывших меньшевиков и эсеров, отъявленных бандитов, уголовников, оказавшихся на свободе в результате внезапного наступления врага.

Боярский-Сергеев продолжал инструктировать Олега:

— Надо отыскать путь к внедрению в руководящие органы бригады. Твой будущий начальник, врач Незымаев, свяжет с партизанами, поможет добыть сведения о дислокации отделов бригады, ее составе и вооружении; тебе будет легче проверить надежность направленных в бригаду наших людей, работающих ездовыми, поварами, конюхами, санитарами. Всем им, занимающимся разложенческой работой, нужна связь и содействие. Все запомни, Олег, но перед твоим отъездом еще поговорим.

Во вторую встречу Боярский, сделав некоторые уточнения, жестковато, но по-товарищески добавил:

— У тебя, Олег, будет прямой доступ к типографии, товарищи помогут подобрать двух-трех типографов и наладить печатание листовок-сводок Совинформбюро о зверствах фашистов в области… Но главное — мешать формированию банды, так называемой «Русской народной армии»… Таков приказ Центрального штаба партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандующего…

— С кем я буду связан, кроме врача? — уточнил Олег.

— Все решит Незымаев.

— Лучше бы уж мне в партизаны податься, — вздохнул Чегодов, — с оружием я обращаться умею…

— Ты это брось! — строго оборвал Боярский-Сергеев, закуривая самокрутку. — Отводи еще вечерок-другой душу с Алексеем Денисенко да с сестричкой Леоновой. И прощай, Витебск! Ни пуха тебе, ни пера!…

«Сдам ли я этот экзамен? Хватит ли у меня выдержки? Главное, выдержки! Самообладания, ума и смелости, не той, что "города берет", а той, которой когда-то учил Алексей Алексеевич Хованский?» — задавал себе вопросы Олег, чувствуя свою идейную неподготовленность. Он поднялся по лестнице к себе на Ветеринарную.

На стук — звонок не работал, не было электричества, — дверь отворил Леонид Евгеньевич.

— Олег Дмитриевич, как приятно вас видеть! — обрадовался он, протягивая дряблую руку и взирая с высоты своего роста через очки на Чегодова. — Пришел поболтать! Блинков поесть! Прелестно. Раздевайтесь! — И, взяв Олега под руку, направился в столовую. Потом одернул пиджак, поправил галстук и, хитро щурясь, спросил: — Как вы относитесь к Ницше?

— Как к сумасшедшему, Леонид Евгеньевич, — усмехнулся Чегодов.

— Мой дядя любит пофилософствовать, как вам известно, — улыбнулась, в свою очередь, Ксения Сергеевна, показывая глазами на Леонида Евгеньевича, — скажу по секрету: его не следует опасаться, однако и доверяться тоже необязательно. Он ненавидит Гитлера, но и не совсем согласен со Сталиным…

Ксения Сергеевна пошла на кухню смешивать подошедшее жидкое тесто. Вскоре запахло блинами. А Леонид Евгеньевич вытащил из чемоданчика бутылку водки.

— Жена не сможет прийти, у нее инфлюэнца, или, как теперь модно говорить, грипп, — мягко выговаривал Леонид Евгеньевич. — Все меняется, смещается: заповеди Господни, законы, обычаи, традиции, честь дворянская и девичья…

— Какая уж теперь честь, — засмеялся Чегодов, — коли нечего есть?… Война… Действует закон силы!

При этих словах Леонид Евгеньевич встал в воинствующую позу, вышел из-за стола, поправил очки и, уставясь на Олега внимательными близорукими глазами, торжественно произнес:

— А вот вы и не правы! Да-с, не правы… Людьми в любых условиях правят инстинкты, но сознание контролирует их, поэтому и произошло несчастье: в сознание миллионов людей попал вирус злой идеологии, она разрушает сознание и превращает людей в зверей… Но это пройдет, люди одумаются…

— Нет, не одумаются, — быстро возразил Чегодов. — Только сила приведет в чувство фашистов. Только новая сила! — И он, сжав кулак, погрозил в окошко…

Денисенко разлил по рюмкам водку, подняв указательный палец:

— Позвольте мне слово? Года четыре назад я гостил в Черногории в доме чудесного старика, любящего зверей и птиц и все живое. Я говорю о чико Васо Храниче, — обратился он к Чегодову. — У него на лесном участке поселилось семейство фазанов. Гнездо свое они свили у самой дороги, в то время пустынной. С наступлением лета дорога оживилась, сновали люди и телеги. Старик перенес гнездо на несколько метров в сторону, чтоб сберечь уже вылупившихся птенцов. И представьте себе: фазаниха не захотела кормить своих птенцов на новом месте, а, сделав вираж там, где было гнездо, улетела прочь. Чико Васо вернул гнездо на прежнее место, но мать не пожелала признать своих птенцов… Они умерли бы с голоду, если бы старик не принес их домой и не подсадил к курице. Таковы загадки природы. Так и с людьми. Никогда нельзя повернуть историю вспять…

В прихожей раздался продолжительный звонок, потом два коротких.

— Вроде Яков Иванович? — замерла у плиты Ксения Сергеевна.

— Я открою! — предложил Чегодов и направился в прихожую.

Капитан Боярский-Сергеев крепко пожал Олегу руку, потом, обняв за плечи, повел в столовую.

«Что-то произошло серьезное, — подумал Олег, — капитан никогда еще сюда не приходил, ведь мы час как расстались». И, как ни в чем не бывало, шепнул:

— Телогрейка, Яков Иванович, вам не к лицу. На крестьянина вы все равно не похожи. Вот в Бухаресте у вас было пальтишко что надо!

Боярский предупреждающе нахмурил брови и сжал рукой плечо. Потом, не раздевшись, вошел в столовую, сделал общий поклон, улыбнулся одними губами и сразу посерьезнел.

— Прошу прощения, но придется прервать ваш пир.

— Что-нибудь случилось? — заволновалась Ксения.

— Случилось! — Он сделал небольшую паузу. — Час тому назад Владимир Владимирович Брандт, или, как его сейчас называют, Вилли, встретился в бывшей ризнице старой церкви на Марковщине с вахтером Игнатом, который сообщил, что в больнице прячут раненых партизан; поступили они, дескать, совсем недавно, вчера или позавчера, а может, и третьего дня, когда у пристани была стрельба.

— Там взорвали склад горючего! — напомнил Чегодов.

— Брандт велел Игнату осторожненько наблюдать за всеми врачами и сестрами; куда кто отлучается и где прячут раненых, и поинтересовался здоровьем полковника Тищенко, — продолжал Боярский-Сергеев. — Так что вы, Ксения Сергеевна, на подозрении.

— Значит, Игнат не один! — испуганно охнула Околова. — Куда же девать раненых?…

— Игната давно следовало гнать из больницы под любым предлогом, я сколько раз говорил, — нервно буркнул Денисенко, закуривая немецкую сигаретку. — И с Вилли давно пора разделаться, впрочем, как и с его родичами замбургомистра Львом, или Лео, Брандтом, и его сынком Александром Львовичем, редактором фальшивой газетенки «Новый путь»…

— Ладно, об этом после. А сейчас что делать? Вилли убрать не просто, у него охрана, он заместитель начальника полевой жандармерии! Завтра, чего доброго, обо всем доложит в абвер или Дольфу. — Боярский поглядел на Чегодова: — Знаю, что тебе неприятно с ним встречаться, но ты лучше всех его знаешь. Каково твое мнение?

— Вилли — соня, любит поспать. Часикам к одиннадцати, когда прибывает большое начальство, он пойдет на Успенскую горку. — Чегодов поглядел на часы и поднялся. — Скоро семь, до комендантского часа осталось шестьдесят восемь минут. Время у нас есть. Что, если с Брандтом поговорить?