Червоточина - Андрей Буторин

– Да нет же, я серьезно. Ведь неизвестно, где мы на самом деле окажемся, «умерев» здесь. Но я полагаю, эту идею мы проверим в самую последнюю очередь.

– Может, ты и прав, – успокоилась девушка и вновь опустилась на сиденье. – Но сейчас мы этого делать точно не будем. Это уж действительно на самый крайний случай. Давайте думать, что делать сейчас.

– А давайте поедем куда-нибудь подальше, – сказал Витя. – Может, это только здесь такая байда, а в других местах все нормально?

– Не думаю… – нахмурилась Соня, но идею Виктора поддержал Нича:

– А что нам мешает убедиться? Все лучше, чем просто так сидеть.

И, не дожидаясь ответа, он развернулся к баранке и повернул ключ в замке зажигания.

Выехав на федеральную трассу, Нича остановился. Посмотрел направо, налево. Куда ехать? Логичней казалось направо – ближайший город находился в той стороне, но Нича почему-то повернул налево. Впрочем, самому-то себе можно и признаться почему. Потому что ему стало страшно. Нича был почти уверен, что и соседний город тоже окажется пустым и мертвым. И тогда… Тогда – прощай, последняя надежда. Конечно же, раньше или позже с ней все равно придется распрощаться, но уж все-таки пусть лучше позже. Хоть на чуть-чуть! Хотя бы еще лишний час-полтора потешить себя этим сладким, но капризным и ветреным чувством с женским именем, которое, привередничая, даже умереть стремится последним.

Соня и Виктор то ли не смотрели в окна, то ли им было все равно, куда ехать, но ни парень, ни девушка никак не прокомментировали Ничинин выбор. Что ж, решил он, поудобнее устраиваясь в кресле и расслабив пальцы, так что ладони теперь просто лежали на рулевом колесе, не сжимая его, – теперь можно и отдохнуть, просто покататься, наслаждаясь процессом.

Действительно, до этого Ниче приходилось водить этот несчастный микроавтобус только в экстренных случаях, когда деваться было некуда, как только сесть за руль – и гнать. Там уж было не до впечатлений от процесса езды. Теперь же можно было недостаток этих впечатлений восполнить. Что он и делал, сознательно не разгоняясь более восьмидесяти километров в час, чтобы продлить минуты удовольствия. Ибо некое внутреннее чувство упорно бубнило ему, что лафа скоро кончится.

Пока же за окном тянулись обычные, знакомые пейзажи. Леса, поля, перелески. Смотреть на все это было куда приятней, чем на безлюдные городские кварталы. На мгновения вообще забывалось, что с окружающим миром что-то произошло. Но стоило взгляду вернуться к ленте шоссе – абсолютно пустой в такое-то время суток! – как сразу все вспоминалось, и приходилось приложить усилия, чтобы не дать захлестнуть себя волне отчаяния.

Вскоре лес вокруг стал более густым и высоким, плотнее подступив к дороге. С одной стороны, это создавало некую иллюзию защиты, но в то же время навевало подспудную тревогу. Тем более еще через какое-то время Ниче стало казаться, что с окружающим миром стало что-то не так. Сперва он не мог понять, что именно, да, откровенно говоря, и боялся этого понимания, хоть и догадался уже, что безмятежности путешествия скоро наступит каюк.

Он и наступил, когда из салона послышался Сонин возглас:

– Смотрите, что это?!.

Нича сбросил скорость, подрулил к обочине и остановился. Скользнула мысль, что встать можно было и посреди шоссе, хоть на встречке, но мысль была бесполезной и мелкой, потому он выбросил ее из головы, обернулся в салон и переспросил Соню, уставившуюся в окно:

– Чего ты там увидела?

– Посмотри на деревья…

Нича повернул голову и глянул в лобовое стекло. Деревья как деревья!.. Разве что ветви и листья совершенно неподвижны, так это всего лишь из-за отсутствия ветра.

– Нормальные дере… – начал он, вновь обернувшись в салон, но тут его взгляд проник за окно, в которое смотрели Соня и Виктор. – Ничо так! Что это за хрень еще?..

Деревья, которые по ходу движения казались совершенно обычными, с обратной стороны выглядели нарисованными! Причем зачастую условно, в виде торопливых штрихов и пятен. То же самое касалось травы и самого шоссе, которое возле микрушки было прорисовано еще более-менее детально, а вот назад простиралось неаккуратной графитовой штриховкой.

Нича потянулся к дверной ручке, намереваясь выйти и, что называется, пощупать очередные чудеса. Но Соня, оторвавшись наконец от окна, заметила его движение и закричала:

– Не выходи! Не вздумай!

– Почему? Надо же посмотреть, что это такое…

– Зачем надо? – еще больше испугалась Соня. – Не надо. Совсем-совсем не надо! Лучше давай поедем.

– Да почему не надо-то? – взбунтовался Нича. – Если мы на все будем глаза закрывать, то и не поймем ничего!

– Мы и так не поймем. Только хуже себе можем сделать. Машину это шоссе держит – значит надо ехать. А человека – неизвестно еще, выдержит ли.

– Или выскочит из нарисованного леса ластик-ужастик и сотрет тебя на фиг! – хохотнул Виктор.

Нича удивленно посмотрел на него: как же быстро адаптировался к чудесам парень! То чуть в обморок не падал от малейшей неожиданности, а теперь вон – и хохмить уже начал.

– Я на тебе сначала проверю, – сказал Нича, и даже Соня не поняла, пошутил он сейчас или нет. Витя же вообще моментально заткнулся.

– Может, поедем, Коля? – попросила Соня.

– Куда? – вздохнул Нича. – Назад? Вперед?

– Сначала вроде бы лес нормальным был…

– И что мы теперь, в лесу жить будем?

– Ну, давай тогда вперед.

Нича и дал бы. Но тут из леса вышел волк.

7

От неожиданности Геннадий Николаевич вздрогнул. Ну ведь не было никого рядом только что! Откуда этот кадр взялся, из-под труб, что ли, вылез?

«Кадр» стоял, протянув к ним руку, словно просил милостыню. Но на нищего он похож не был. Впрочем, на того, кто мог бы вот так нагло указывать им, что делать, а что нет, – тоже. Хотя бы из-за возраста; вряд ли этому белобрысому и розовощекому парню исполнилось тридцать. Другое дело, если бы он был в форме – тут уж на возраст не смотрят. Так нет же, одеждой «кадр» ничуть не отличался от массы прочих молодых людей: джинсы, клетчатая рубаха навыпуск, распахнутая кожаная жилетка, на шее – наушники от плеера.

Геннадий Николаевич уже набрал в грудь воздуха, чтобы порекомендовать парню, куда тому следует пойти, но его запястье вдруг крепко сжали пальцы Ненахова. С удивлением глянув на друга, он удивился еще больше: отставной полковник побледнел и принял позу, очень напоминающую стойку «смирно». Впрочем, в голосе его, когда он вложил в протянутую ладонь смятую пулю, подобострастия не ощущалось.

– Это важная улика. В маршрутку стреляли. По колесам. Потому она и…

– Мы уже поняли, – кивнул парень. – Спасибо за помощь. Но больше заниматься подобным не надо. Все необходимое мы сделаем сами.