«Совок» - Вадим Агарев

беда будет. Ты поверь, мне моя жизнь дороже всех твоих разработок и я активно рыть буду! Последней фразой я не оставил Локтионову никакого выбора и мы это оба понимали.

- Ладно, видно и впрямь по-другому никак, – майор вытер рукавом со лба обильно выступившую испарину и продолжил, – В общем, я там тему с левой продукцией нарыл. Вроде бы экономическая статья, но масштаб там такой, что никакой ОБХСС не посмеет вякнуть, что я на их грядку залез. И я так полагаю, что без покровительства бэхов там не обошлось. Хищают там в особо крупных размерах. И я не предполагаю, я это точно знаю. У меня дома часть доказухи спрятана. Документы. Не только копии, там есть и оригиналы. Тебе пока не надо знать, где. Потому и поселил тебя к себе, ты уж извини! – подставивший меня майор виновато понурился. – Все бы нормально было, если бы ты там никуда не залез! – произнося это он старался быть убедительным.

- Ты, Михалыч, не отвлекайся, ты продолжай! Чего уж теперь каяться, теперь спасаться надо! Всем спасаться, – задавив в себе недобрые мысли к старшему инспектору, подстегнул я майора.

- Да чего там продолжать, по моим прикидкам, это дело потянет на 93 прим. А это сам понимаешь, статья расстрельная. Ребята там замазаны серьезные, с такими я еще не бодался. Знал бы с самого начала, что такой масштаб, я бы и близко не подошел! Чтобы не вставать к стенке, они нас с тобой обоих закопают. И тебя, Володя, вместе с нами до кучи, – Локтионов криво усмехнулся сбледнувшему Нагаеву. – Потому и спрашиваю, Серега, где там твои уши вылезли? Куда ты там залез? Опять же, где, с кем и какие разговоры ты вел? Кому и какие вопросы ты задавал? Ты очень хорошо вспоминай, иначе не просчитаем мы их и вот тогда уж, точно нас завалят, – старшой окончательно перестал таиться и вел открытый разговор. Было видно, что испугался Валерий Михайлович Локтионов, до кровавого поноса испугался.

- Если честно, теперь я и сам удивляюсь, что не с меня они начали, – пожал он плечами, – Недооценил я этих злодеев. Старею, наверное, – без какого-либо кокетства вздохнул майор. – Ты их чем-то спровоцировал, Серега! Думай, чем ты их царапнул? – Михалыч поднялся со скрипнувшего сиденья и протянул руку, – Ладно пошел я, мне лампочку через час глотать.

Про гостинцы, принесенные нами с Вовой, он забыл. Мы тоже о них вспомнили только после того, как Локтионов скрылся в отделении.

Глава 8

Сегодня мы тем же составом опять посетили гражданина Черняева. Он уже три дня, как был отпущен из спецприемника, где полностью, от звонка до звонка отбыл свои пять суток по ментовскому беспределу. По-хорошему, надо было бы дать Чирку еще пару дней в себя прийти, но время поджимало и, мобилизовав Толика с его «буханкой», мы с Вовой снова поехали на «мясуху». Нормы христианства нарушать мы не стали и, чтобы не ввергать в соблазн ближнего, местную шпану, то есть, машину опять оставили у проходной комбината.

Калитка была не заперта и мы беспрепятственно прошли к дому. Стучать пришлось долго. Я был уверен, что Юра дома, поэтому, устав пинать дверь, кивнул более массивному Толику. Кирзовые ботинки Еникеева были покрепче моих легкомысленных туфель и вскоре из-за двери послышалось шарканье ног. А потом и вопросительное шамканье вроде бы чирковского рта.

- Юрий Николаевич, открывай, это мы к тебе опять в гости пришли, – я не стал интриговать Чирка, притворяясь сантехником или почтальоном, как это делают в кино опытные сыщики.

За дверью послышался скулящий стон и невнятное бормотание, в котором смутно угадывались непечатные выражения. Что-ж, пока Юрий Николаевич матерится не в общественном месте и, тем более, у себя дома, он в своем праве. Впрочем, в недовольной нецензурщине Чирка было больше горя и болезненной безысходности, чем агрессии или нахальных амбиций. Однако, как бы там ни было, но нам опять в этом доме были не рады. Дверь открылась и на пороге появилось то, что еще совсем недавно было Черняевым Юрием Николаевичем. Теперь это был совсем другой человек, он даже ростом стал на полголовы ниже. Чирка было не узнать! Вместо лица был один сплошной распухший синяк. А по его болезненно-скрюченной фигуре было видно, что передвигается он с большим трудом. Как же мне все это знакомо.. Уж кто-кто, а я-то хорошо знал, как сейчас Черняеву тяжело, больно и грустно.

- Здравствуй, Чирок! Ты чего такой помятый, уж не в приемнике ли с кем подрался на сутках? – решил я немного потролить своего будущего агента.

Глаза Чирка сверкнули узкими щелками, но тут же и погасли, став совсем незаметными на фиолетовой и распухшей подушке его физиономии.

- Ты, Юра, опять как-то неуважительно нас встречаешь, нехорошо это, Юра!

Чирок ничего не ответил и, придерживаясь за стеночку, молча поковылял вовнутрь своего жилища. Расценив это как приглашение, мы пошли за хозяином дома, отмечая по пути следы погрома и обходя обломки мебели.

Домовладелец прокрался боком к кровати и, по-бабьи охая, все также боком завалился на неё. В мою сторону Юра смотреть избегал и потому мне пришлось поставить единственный уцелевший стул так, чтобы глаза от меня он отводить не мог. Усевшись напротив, я начал сочувствовать Чирку.

- Тебя, Юра, может быть, в больничку отвезти? Или, хочешь, я тебе врача назавтра прямо сюда вызову? – настойчиво проявлял я участие, добавляя в голос искренности.

Кособокий гражданин Черняев лежал, зажмурив свои и без того узкие глаза. Голову он отвернуть по причине многочисленных травм не мог, а смотреть на меня ему почему-то не хотелось. С ответом он тоже решил воздержаться.

Пора было начинать разговор о главном и я махнул рукой своим спутникам, чтобы они удалились. Вова понятливо кивнул и подтолкнул Толика к выходу. Вербовка агента есть ритуал абсолютно интимного свойства и потому свидетелей не терпит. Мои товарищи вышли, закрыв за собой дверь.