Изнанка миров - Антон Фарб

— В чем дело?

Мощный затылок Усанги пошел складками, когда тот попытался повернуть голову.

— Пробка, бвана, — виновато прогудел он. — Километров на пять-шесть.

Шастри захихикал:

— Видимо, дорожной полиции это не касается, а, Ахашверош?

Я пожал плечами, вытащил из холодильника баночку «энки-колы» и включил телевизор. Передавали выпуск новостей. Очередное ковровое бомбометание в Ангкоре Шане уничтожило три гектара плантаций опиумного мака. В результате дипломатических договоренностей снята блокада Тортуги. Продолжаются уличные бои в Тхебесе, город во власти мародеров. Власти Шангри-Ла не комментируют слухи о кончине далай-ламы. Базар Ирама полностью уничтожен ядерным взрывом, на месте трагедии работают спасатели из Тифарета; ответственность за теракт взяла на себя группировка «Дети Самума». В клинике «Авичи» в Амаравати произошло очередное удушение младенцев, убито более двадцати новорожденных, официальный ашрам матери Кали отрицает свою причастность. А теперь — главная новость дня: в Сеннаар прибыла живая скульптура Иштар. Репортеру канала «Упарсин» удалось снять…

— Выключите, — потребовал Шастри. Он вдруг стал еще белее прежнего, и сквозь кожу проступили голубоватые ниточки вен. — Вот что, Ахашверош. У вас будет три объекта для охраны. Первый — тело Иштар. Я подобрал его в такой дыре, о которой вы даже и не слыхивали, но после того, что я с ним сделал, оно стоит полмиллиона долларов. Тело застраховано, но его могут попытаться убить или похитить. Второй объект — душа Иштар. — Шастри достал из кармана пиджака гештальт-диск. — Она бесценна, и я всегда ношу ее с собой.

— А третий? — спросил я.

— А третий объект — самый важный, — сказал Шастри. — Третий — это я.

Блошиный рынок располагался на огороженном сеткой пустыре под боком у мусоросжигающего завода. Сюда свозили отходы со всего Дулькуга — промышленной зоны Сеннаара, постепенно вымиравшей по мере того, как сеннаарские корпорации выносили производство в оффшорные миры вроде Тхебеса и Гондваны; сегодня Дулькуг был уже не сердцем мегаполиса, а чем-то вроде селезенки, где любые, даже биологически и химически активные отбросы большого города превращались в экологически чистый пар.

Пар этот и днем и ночью валил из заводской трубы, выпадая на Дулькуг мокрым липким снегом. Чтобы укрыться от снегопада, торговцы на блошином рынке накрывали свои лотки прозрачными полиэтиленовыми навесами. Снежинки налипали на грязный полиэтилен, таяли и длинными густыми соплями свисали вниз, срываясь на головы покупателей.

— Ненавижу Дулькуг! — проворчал Метемфос, потуже натянув кепку и подняв воротник плаща. — Погода здесь даже хуже, чем в Тхебесе!

— Зачем вы меня вызвали? — спросил я.

Тут можно было не опасаться быть подслушанным: мы стояли в самом центре блошиного рынка, в окружении картонных ящиков с ношеной одеждой, ворованных велосипедов, рассохшейся мебели, поломанных телевизоров, старинных пластинок, настенных часов, дешевой бижутерии, отсыревших альбомов с семейными фотографиями, потрепанных книжек, детских игрушек и прочего хлама, выставленного на продажу для иммигрантов из Бадтибира и антикваров из Авденаго. Гомон стоял такой, что можно было спокойно обсуждать любые дела.

— Где сейчас Иштар? — спросил Метемфос.

— В клинике доктора Седраха, проходит курс реабилитации перед инсталляцией гештальта. Все по плану.

— Хорошо, — кивнул Метемфос и резко ввинтился в толпу, бросив мне через плечо: — Идемте со мной, Ботадеус. Нам надо кое-что прикупить.

Активно работая плечами и локтями экс-полковник «Мастабы» пробивался в ту часть рынка, где торговали пиратским софтом. Тут за смешные деньги можно было купить новейшие игровые симулякры «Адме Севоим», нелегальные копии блокбастеров с участием Нимврода Великого и пластинки оркестра Унута Джебути, голограммы живых скульптур и гештальт-диски на любой вкус. У одного такого ларька с гештальтами Метемфос остановился так резко, что я чуть на него не налетел.

— Вот, — сказал Метемфос. — То, что нам нужно.

То, что нам нужно, оказалось обычным лотком, заставленным самопальными гештальт-дисками без маркировок. За прилавком восседал продавец, коренастый и очень широкий дверг в кожаном жилете и с мелированной бородой.

— Господа желают? — залебезил он с сильным нифльхеймским акцентом, извлекая из недр прилавка список товара.

— Какого черта мы тут делаем, Метемфос? — не выдержал я.

— Наш клиент хочет избежать насилия, — вполголоса сказал тхебесец, изучая список гештальтов. — Ему крайне необходимо получить тело Иштар без повреждений. Ее гештальт значения не имеет. Понимаете, Ботадеус, к чему я клоню? Вам не придется ее похищать. Она сама сбежит с вами…

Я глубоко вздохнул. Все-таки Метемфос как был ограниченным служакой, так им и остался… Даже хорошие идеи он умудрялся опошлить.

— Как вам этот вариант: покорная рабыня, готовая на все ради хозяина? — прочитал он из списка дверга.

— Пойдемте, Метемфос, — сказал я, беря его за рукав. — Мы ничего не станем здесь покупать.

На станции метро Э-Сагглиа было холодно. Кто-то поджег и опрокинул урну, и ветер, налетавший из туннелей, гонял по почти пустому перрону тлеющие обрывки бумаги. Отделанные кафелем колонны по центру перрона обросли, как лишайником, наслоениями бумажных реклам и объявлений, отсыревших от влажного подземного воздуха. На закругленной стене туннеля гудела вполнакала неоновая паутина схемы метрополитена.

На скамейке у одной из колонн спал бомж, укрывшись рваным пальто. У турникетов тусовалась стайка подростков со странными прическами и вживленными под кожу косметическими имплантами. Внешне, да и повадками своими, включая вспышки кудахчущего смеха, они чем-то напомнили мне шедусов…

Поезд вынырнул из волглой темноты туннеля, как огромный трехглазый змей. Его округлая морда, будто поршень в гигантском шприце, вытолкнула перед собой стену затхлого и пыльного воздуха, и по пустынному перрону загуляли маленькие смерчи, закружив горящий мусор в странном танце.

Потом поезд зашипел совсем по-змеиному, притормозил и изрыгнул из своего чрева толпу людей в костюмах и при портфелях. В одно мгновение пустынную станцию Э-Сагглиа заполонила толпа белых воротничков, спешивших перейти на станцию Уру-азагга, с которой, если верить неоновой паутине, можно было добраться до кольцевой линии и очутиться в районе Атрахасис, деловом центре Сеннаара, где все носят костюмы и портфели. Я позволил этой толпе подхватить меня и увлечь в длинную бетонную кишку, заканчивающуюся эскалатором. Там, на эскалаторе, меня и догнал Ксатмек.