Самшитовый лес. Этот синий апрель... Золотой дождь - Михаил Анчаров

Но и отклонение можно было разбить на мелкие кубики, а если все равно получались отклонения, их можно было опять раздробить и так и далее. А до каких пор?

- Пока они не станут круглыми, - сказал Сапожников.

- То есть? - спросила завуч.

А как раз тогда проходили понятие "бесконечность", и если делить без конца, получаются частицы, из которых эти кубики состоят.

- Ну и что? - раздраженно спросила завуч. - Это физика. А к математике какое это имеет отношение?

- Математика ведь тоже для жизни?

- Начинается… Ну и что?

Завуч хотела загнать его в угол. Вид Сапожникова вызывал у нее тоску и отвращение.

- А в жизни частицы мечутся хаотически. Броуново движение.

- Ну и что?

- А когда они сталкиваются, они друг о друга стачиваются. Как галька морская.

- Во-первых, кто тебе это сказал? А во-вторых, как же ты из круглых частиц сложишь граненые? Кристалл, к примеру?

- Приблизительно.

- Кристалл? Приблизительно?.. Сапожников!

В общем, для Сапожникова противоречие между математикой и физикой было такое же, как в свое время между физикой и законом божьим. Можно, конечно, вычислить, сколько ангелов поместится на острие иглы, но для этого надо доказать, что ангелы существуют. А пока это предположение не доказано, то и вычислять нечего.

Мозг у Сапожникова был грубо материалистический, и ничто научно-возвышенное в нем не помещалось, а вернее, не удерживалось.

Сапожникову как объяснили, что весь мир состоит из материи, так он сразу и понял, что материя должна как-нибудь выглядеть. А всякие там кванты света, которые одновременно и частица и волна, его начисто не устраивали, и он полагал, что, значит, как теперь говорят, модель еще не придумана, и уж он-то, если понадобится, конечно, придумает наверняка. До сих пор у него нужды не возникало.

- Твердое тело, жидкое тело, газообразное тело, - зудело у него в ушах услышанное в школе.

- А дальше что?

- А дальше пустота, - сказал учитель.

- А в пустоте что?

- Ничего.

- Значит, мир состоят не только из материи?

- А из чего же еще? - спросил учитель.

- И из пустоты, - сказал Сапожников.

- Пустота - это не вещество, это пространство, ничем не заполненное, - сказал учитель. - Потому в космосе так холодно, почти абсолютный нуль. Нет частиц, которые сталкивались бы.

- Значит, движению тел ничто там не мешает?

- Вот именно.

- Почему же тогда все планеты и звезды не собрались в одну кучу?

- А почему они должны собраться?

- Закон Ньютона…

- Должны были упасть друг на друга.

- Ну ты же не веришь в притяжение, - сказала завуч.

- Но вы же верите?

- Останешься после уроков.

- Хорошо, - сказал Сапожников.

Сапожников считал, что всякая материя должна как-нибудь выглядеть. А что никак не выглядит, то и не материя. А раз не материя, то этого и нет вовсе.

- А совесть, а мораль, а чувства?

- Что чувства?

- Они же никак не выглядят. Значит, нематериальны.

- Почему? Раз я что-то чувствую, значит, что-то происходит, значит, что-то влияет на что-то, значит, какие-то частицы сталкиваются или колеблются, самая материя и есть, - сказал Сапожников. - А если не колеблются и не сталкиваются, никаких чувств нет, одно вранье. Все рано или поздно объяснится.

- Какое грубое воображение у этого мальчика, - сказала завуч. - Даже странно в таком возрасте. Ничего святого…

- А что такое святое? - спросил Сапожников.

- Святое, милый друг, это когда люди что-нибудь считают высоким… идеальным…

Может быть, тебе и это объяснять надо? - спросил учитель.

- Не надо.

- Ты, случайно, не марсианин? - спросила завуч. - Ах да, ты из Калязина… Такие понятия надо всасывать с молоком матери.

- Значит, понятия - это вещества? - спросил Сапожников.

И так во всем. Кстати, это был первый раз, когда Сапожникова спросили, не марсианин ли он. Потом его спрашивали не раз. Но он не признавался. Говорил "я и сам не знаю".

- Фокусник ты, - сказал учитель после педсовета, где обсуждалась судьба Сапожникова, - фокусник ты. Зачем делаешь вид, что не понимаешь, о чем речь? Ты всерьез думаешь, что математика не нужна? Да без нее в физике ни шагу.

- Наверное, - сказал Сапожников.

- А зачем завуча дразнишь? Зачем сказал, что можешь решить теорему Ферма?

- Могу. Частично, - сказал Сапожников.

- Ну вот, опять за свое - триста лет академики решить не могут.

- Они сложно решают. А Ферма написал, что нашел простое решение. Я же читал.

Правда, могу. Не для всех чисел. Для некоторых.

- Да ты сдачу в магазине толком не можешь подсчитать! Что я не знаю?

- Я округляю.

- А для каких чисел можешь решить? - спросил учитель.

- Для Пифагоровых.

- То есть?

- Ну, который квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Для других не пробовал.

- Ну?

- Ну, например, три в квадрате плюс четыре в квадрате равно пять в квадрате. Так?

- Ну? - нетерпеливо спросил учитель.

- Ну вот, для таких чисел из которых получается это равенство, могу доказать.

- Что именно?

- Что от этих чисел все другие степени - кубы, четвертые и так далее - никогда не дадут равенства.

- Ну-ка, давай на доске.

Перешли к доске.

- Давай по порядку, - сказал учитель. - Сначала саму теорему. Надо доказать, что а в степени n плюс b в степени n никогда не равняется с в степени n, при n больше двух - пишу an+bn не равно cn при n больше двух.

- Ага, - сказал Сапожников.

- Ну и как ты это доказываешь.

- Только для Пифагоровых, - сказал Сапожников. - Для других не пробовал.

- Да, да, не тяни.

- А вот так - 33+43#53- могу доказать, что не равняется.

- Господи, не тяни.

Сапожников вдруг остановился и выпучил глаза:

- Да что ты. Ведь триста лет ждали… А если сейчас все решится вдруг…

- Да что ты за человек?! - крикнул учитель.

- Каждая степень - это умножение, так? - сказал Сапожников.

- Так.

- А каждое умножение - это сложение, так?

- То есть?.. Ну, можно сказать и так. И что из этого вытекает?

- А то вытекает, что 33+43#53можно записать так: 32+32+32+42+42+42+42#52+52+52+52+52, а теперь по обеим сторонам можно вычеркивать по Пифагорову равенству.

- Ну вычеркивай.

Сапожников стал вычеркивать поштучно. Начал с левой стороны, потом перешел на правую, и когда все тройки квадратные с левой стороны кончились, то осталась одна четверка квадратная, а с правой остались две пятерки квадратные: 42#52+52.

- Лихо, - сказал учитель.

- И всегда так, - сказал Сапожников. - Когда степень больше двух… Если начинать вычеркивать, то слева материал быстрей кончается, а справа еще остается.

Это же очевидно.

- Мне надо подумать, - сказал учитель..

Он ушел думать. Думал, думал, думал, а потом на педсовете сказал:

- Этого мальчика нельзя трогать. Надо его оставить в покое. - И рассказал о теореме Ферма для Пифагоровых оснований.

Но всем было очевидно, что Сапожников, который магазинную сдачу округлял и складывал пять и семь, воображая столбик, не мог решить теорему Ферма ни для каких чисел.

- Он, наверно, у кого-нибудь списал, - предположила преподавательница литературы.

- Не у кого, - сказал учитель. - Не у кого.

Не мог Сапожников решить теорему Ферма, потому что в психбольницах перебывала куча математиков не ему чета, которые пытались эту теорему решить. Их так и называют "ферматиками", и каждое их доказательство занимало пуды бумаги.

- А может быть, этот мальчик гений? - мечтательно спросила преподавательница литературы.

- Гений?! -вскричала завуч. - Гений? Этот недоразвитый?! На его счастье, педологию отменили! А помните, в шестом раздали таблички? И всего-то нужно было проткнуть иголкой кружочки с точками, а без точек не протыкать. Все справились, кроме него!

- Я тоже не справился, - сказал учитель.

- Значит, вы тоже гений?

- Упаси боже, - сказал учитель. - Но ведь потому педологию отменили…

- Да бросьте вы! - сказала завуч. - Знаем мы, почему ее отменили! Чтобы дефективных не обижать. Все нормальные дети с заданием справлялись нормально.

- А может быть, он безумец? - мечтательно спросила преподавательница литературы.

- Его давно надо на обследование послать, - сказала завуч, - сидит всю перемену и двумя подшипниками стучит по бумаге!

- Ну-ка, ну-ка, это интересно, - сказал учитель физики.

- Раньше на насос пялился… теперь у него новая мания - шары… Все у него теперь круглое.

- Раньше он в Ньютоне сомневался, - сказала литераторша.

- А теперь? - спросил учитель.

- Вам лучше знать, вы классный руководитель, - казала завуч.

Учитель подумал об Эйнштейне и похолодел. Слава богу, про Нильса Бора и Макса Планка он Сапожникову еще не рассказывал.