Латекс - Эва Хансен

Оставался вопрос с замком, но расстаться с ним не хватало духа, это прямое наследство обожаемого Ларсом деда. Дом стоял закрытым, даже киношники перестали туда ездить, а ведь раньше не давали покоя.

Перебравшись с острова в Норрмальм, они поселились в квартире на Библиотексгатан, принадлежавшей Осе и Линн, места хватало и им, и Мари, и Осе со Свеном. А для занятий БДСМ уединялись на Эстермальмсгатан.

Теперь, когда той квартиры больше не было, Линн иногда ловила себя на том, что ей не хватает остроты отношений. Зато у Бритт их было с избытком, но убийство Густава прямо на распятии надолго выбило из состояния равновесия и подругу. Вряд ли она скоро решится встать к распятию или позволит кому-то взять в руки флоггер (если это вообще случится).

Обращение Ларса «дорогая» живо всколыхнуло прежние ощущения, тем более Линн только пристроилась с тетрадью в кресле перед камином.

– Линн, что у тебя происходит?

– Ничего, Ларс, все в порядке. Просто я сегодня разбирала вещи Бритт и Густава в их доме, а сейчас одна.

– А Бритт где? – В голосе мужа беспокойство.

– Она уже улетела в Осло.

– А Осе?

– Бабушки заняты друг дружкой, им не до меня.

– Линн, мне вернуться? Хочешь, я немедленно отправлюсь обратно? Утром буду дома.

– Вот еще! У меня все в порядке. А ты завтра куда?

– Хотел дальше в Галливаре, но теперь сомневаюсь.

– Нет-нет! Ларс, делай, что задумал. Я, правда, в порядке.

Они еще поговорили о том, как там их малышка, о Швейцарии, о дороге, о ближайших планах. Собственно, Ларс планы строить не мог, все зависело от результатов поисков. Линн объявила:

– Ложись спать, тебе завтра рано выезжать!

– Что я слышу в твоем голосе? Дорогая, а что ты намерена делать?

– Я?.. Возьму в руки скрипку…

– Линн, я хочу быть рядом!

– Очень хочешь? – замурлыкала девушка.

– Ты даже не представляешь как.

Беседу прервал звонок по второй линии у Ларса и появление в его номере отеля администратора. Договорившись не скучать и созвониться завтра, Линн и Ларс распрощались.

Линн действительно взяла скрипку. Много лет скрипка была настоящей отдушиной, но в последние месяцы она практически не играла. Человек, научившийся плавать, ездить на велосипеде или играть на музыкальном инструменте, никогда этого умения не забудет. Тем более, если играл хорошо.

Скрипка пела, выводя забытую мелодию (сегодня почему-то не хотелось играть «Шторм» Вивальди, а ведь это одно из любимых произведений у них с Ларсом), Линн была настроена на лирический лад, потому выбрала арию Каварадосси из «Тоски». Пела и плакала скрипка, плакала вместе с ней и Линн.

Почему? Потому, что уже не вернуть того, что было. Не вернуть сумасшедших дней в замке, когда Ларс поил ее замечательным вином и соблазнял, как мог. Было страшно и волнующе, она словно стояла на самом краю пропасти, а его стальные глаза так и манили сделать решающий шаг.

Она этот шаг сделала и уже много месяцев жила в состоянии свободного падения, испытывая одновременно восторг от парения и ужас от ожидания приближающейся встречи с землей. Иногда казалось, что Ларс подарил ей крылья, потому гибели не будет, но потом вдруг выяснялось, что крыльев за спиной нет. В последний миг он словно протягивал руку и вытаскивал ее из пропасти, но с каждым разом пропасть становилась все глубже и подниматься наверх для нового полета все трудней.

Линн могла бы играть всю ночь, но подумала о соседях и отложила скрипку после нескольких мелодий.

Когда-то в замке они устроили с Ларсом настоящий музыкальный поединок, играя «Шторм» на двух скрипках и буквально упершись лбами. Ларс еще только завоевывал Линн, ее доверие и делал это своеобразно.

Но сколько бы ни играла, ее манила тетрадь. Не потому, что хотелось узнать секреты Фриды, наоборот, хотелось понять, как сам Густав воспринимал их отношения, какой видел Фриду и почему сменил ее на Бритт.

Что испытывает человек, впервые взявший в руки плеть?

Не знаю, кто что, а я почувствовал страстное желание исполосовать девушку так, чтобы на ее спине не осталось кожи, одна кровоточащая рана.

Наверное, будь моя власть, запорол бы до смерти. Что это, психическое расстройство? Сара утверждала, что нет, сказываются детские воспоминания, когда отчим бил меня именно так – до кровавого месива на спине, а я из гордости даже никому не жаловался. Чем дольше я терпел, тем больше зверел отчим, он словно пытался выжать из меня хотя бы стон, но я знал одно: он скорее убьет меня, чем услышит этот стон.

Йен позволял себя использовать, Сара тоже занималась с отчимом сексом, пока… Только я сопротивлялся, вот и бывал бит.

Наверное, дело в этом, но все равно обнаружить в себе зверя страшно. Одно дело отчим, окажись он жив, с удовольствием убил бы еще раз, но совсем иное женские тела, я люблю их и готов любоваться бесконечно, например, на красивые ягодицы.

Линн проскальзывала взглядом имена, абсолютное большинство которых незнакомо. Какая разница, кто такая Сара, вероятно, это сестра Густава, именно ее и Йена пытался разыскать где-то в Галливаре Ларс. Тогда и Ане Гриммер тоже из этой компании. Тоже сестра? Сестры ведь меняют фамилии, когда выходят замуж. Нет, имя Ане вовсе не встречалось в тетради, во всяком случае, в первой ее части. И в самом конце, который Линн просмотрела еще в машине, тоже.

Обнаженное женское тело – лучшее, что существует на свете. Конечно, если это не бесформенная стокилограммовая туша, а стройная молодая фигурка.

Обожаю женские попки. Руки сами тянутся к каждой – стиснуть, раздвинуть или выпороть. Хорошо бы все подряд в той же последовательности.

Мужчина, который не умеет погладить эту часть тела так, чтобы женщина растаяла, не достоин обладать ею. Запустив руку в джинсы и добравшись до попки, можно сэкономить часы ухаживаний. Если девушка не против, она сразу поймет твои намерения и откликнется.

Нижняя не должна видеть твоего лица не потому, что может узнать, просто блеск глаз в прорези маски завораживает, особенно если от тебя зависит причинить ей боль или наслаждение через боль.

Л. умеет работать флоггером и плетью как никто другой. По коже пробегают только кончики, наверное, это обжигает. Сколько нужно тренировать руку, чтобы так владеть?

Линн понимала, что Л. – это ее Ларс. Он действительно владеет флоггером и плетью виртуозно, и кожаные хвостики в его руках становятся носителями жидкого огня, испытано на себе. И Густав прав – сколько же нужно тренировать руку, чтобы получалось, как надо? Где и с кем Ларс набивал руку? На ком тренируется сейчас, чтобы не потерять умение?

Вопросы появлялись не очень приятные, искать ответы на них не хотелось.

Линн ревновала мужа и ничего не могла с собой поделать. Что скрывать, красавец с глазами цвета стали всегда привлекал противоположный пол и, наверное, любил женские тела и попки не меньше Густава. Иначе откуда у него такая страсть к шибари и вообще БДСМ?

Ларс много раз твердил, что БДСМ – это не любовная связь, не роман, не занятие сексом. Сексуальные позы с точки зрения мастера ценны не своей сексуальностью, а возможностью применить то или иное умение или просто красотой. Там, где начинается секс, БДСМ обычно заканчивается.

И наоборот.

Поэтому Ларс порол жену, ставил на распятие, заковывал в наручники, занимался с ней сексом с применением чего угодно – колодок, распорок, самых разных ремней, платов, шариков… Но никогда не капал на кожу воском, не бил током, не портил соски слишком тяжелыми грузиками, не унижал и не оставлял шрамов.

Это другое, это не с любимой, а с рабыней, а Линн хоть и нижняя, но не просто модель, которая видится только как тело.

Она сама это понимала, иногда желала большего – боль сильней, удары порезче, мучений побольше, но Ларс умел остановиться, ведь увлеченная нижняя не всегда видит разумные границы и свои собственные тоже. Линн эта предусмотрительность почему-то немного обижала, словно он не доверял ее ощущениям, словно она все еще хрупкая игрушка, а не взрослая женщина.

Читая записи Густава, она начинала понимать Бритт, которая всегда хотела большего и получала это от партнера. Густав не берег – порол так до крови, зажимы прикреплял от души, связывал так, что у бедолаги искры из глаз сыпались. Бритт по несколько дней сидела на стуле боком, но терпела, прятала под воротником след от ошейника или даже сам ошейник, прикрывала рукавами потертости от наручников, иногда просто не встречалась с друзьями, чтобы не заметили очередных следов… И все-таки ей это нравилось.