(Не) Золушка (СИ) - Богушева Екатерина

— Ты такая красивая…

Он вдруг резко потянул меня за подбородок и прошептал:

— Такая хрупкая и беззащитная сейчас… это так заводит… поэтому я должен пойти сделать тебе чай…

— Срочно!!!

Я ощутила его причину, которая уткнулась мне в бедро… потерлась о него и он вылез из под пледа, краем глаза заметила его эрекцию

— Да, у меня при виде тебя в штанах стало тесно! Всё иду в кухню… за чаем

Макс быстро вышел из комнаты…

Я усмехнулась и сперва лежала на спине, глядя в потолок, а потом услышала справа какие-то шорохи… но не придала этому особого значения. Наверное, Макс оставил окно открытки чтобы немного проветрить комнату, может птичка залетела или ветер форточку дёргает? Я перевернулась на другую сторону и… поняла, что в комнате и на кровати я не одна. Мы лежали и смотрели друг на друга… он на меня, а я на него… а потом я вскрикнула, но он прижал палец к своим губам, прикрыл ладонью мне рот.

И через собственную ладонь поцеловал…

— Ч-ш-ш-ш-ш

— Это я, хотел тебя проведать, но твой цербер не пустил через двери

Даниил рассмеялся

— Пришлось как привык, через форточку…

— Ну что ангелочек, рада меня видеть?

ГЛАВА 20

мама Макса… или тайное стало явным

— Ну что ангелочек, рада меня видеть?

Вопрос Громова поставил меня в тупик. Я не могла ответить, понимая, что любой мой ответ, все что я скажу ему будет ложью. Но он не должен узнать правду, никогда. То, что я чувствую к нему, не правильно. Это ошибка! Чудовищная и не правильная какая-то жажда видеть его, чувствовать его, касаться его широкой и такой сильной груди. Смотреть в его черные и страшные словно окутанные тьмой, что обитает глубоко в недрах его сердца, глаза, и содрогаясь вдыхать его аромат… свежий и соленый поцелуй моря…

— Вот ещё! Я в норме, так что преступников попрошу на выход…

Всё что смогла ему сказать, пытаясь не смотреть в чёрную бездну дьявольских очертаний ледяного превосходства…

— Что?!

Он усмехнулся сильнее на меня наваливаясь, за что был оттолкнут мной на более дальнее расстояние.

— Я говорю, пошёл отсюда, товарищ бандит!

Но Громов судя по всему и не думал даже уходить. Он схватил меня за руку и положив её себе на грудь, улыбнулся

Я слышала, как стучит его сердце, как бешено оно бьётся словно молот в наковальне, тогда как от касание его руки моей собственной, моё сердце участилось. Ритм ускорился и теперь сердце билось так, словно дикая пташка, что была поймана и посажена под замок, но отчаянно пыталась высвободиться из клетки, грезя лишь о свободе и небе… Ее полёт прекрасен, а помыслы чисты. Чисты как гладь синих просторов, что не запятнана ещё ничем и никем… и лишь полёт может заставить её жить… и снова любить…

— Громов, уходи. Не видишь я болею. Я на лекарствах и на чаях у меня сопли противные, и я вся страшная как дикая обезьяна, хочу спать.

Громов усмехнулся сильнее сжал мою руку в своих и поднеся к губам осторожно ими коснулся нежной кожи. Потерся щекой о ладонь и принялся покрывать её пылкими поцелуями… Не скрою, мне было приятно. Очень приятно и я хотела большего, но он никогда об этом не узнает!

— Спи, ангел мой. А я просто буду рядом… и прости за то, что было в лесу. Я испугал тебя, знаю…

Я решила сделать, как и всегда сбежав от вопросов и признаний. Просто закрыла глаза и прошептала:

— Я сплю, не мешай…

Громов снова усмехнулся, а его рука скользнула по моей щеке, погладила по волосам, пока вторая не выпускала моей руки, губы продолжили нежные поцелуи… он что-то нашептывал мне, или кажется пел? Да, пел колыбельную… это было так мило, у него был прекрасный голос… я летала на облаке счастья и невесомости… и даже не заметила, как подействовало лекарство, просто заснула…

Пробуждение было лёгким и прекрасным. Я проснулась видимо вечером, потому как за окном было темно. Открыла глаза и поняла что кроме меня в комнате никого нет, а окошко закрыто. Сползла с кровати, кое как ещё на ватных ногах подошла к столу, налила себе из графина немного воды и лишь когда, поднося стакан к губам сделала несколько глотков, заметила на столе одну белую розу, а под ней записку.

«Выздоравливай скорее, мой ангел. Не буду мешать тебе отдыхать. Уже мечтаю, когда снова увижу тебя. Скучаю. Твой Г.»

— Твой «Г»…

Услышала я позади себя рычание и обернулась

— Г… не трудно догадаться кто, гораздо сложнее понять как.

Макс выглядел очень злым, ну просто очень. Он схватил меня за руку и потянул на себя, я едва не упала, но он придержал меня не позволив случиться свиданию с полом.

— Как он сюда проник?

Я захлопала лишь глазами пытаясь изобразить идиотку желательно тупую.

— Кто?

Макс замотал головой

— Не надо тут притворяться дурой, малая, тебе не идёт.

Я лишь пожала плечами

— Не понимаю о чём ты. А кто передал розу и записку?

С минуту Макс буравил меня взглядом тяжёлым и явно испепеляющим изнутри обращая душу в пепел…

— Хорошо, очень хорошо.

Наконец изрёк он и толкнул меня обратно в кровать. Заставил лечь на подушки. Быстро укрыл пледом и скрестив руки на груди, прошипел:

— Я ведь скоро узнаю, что за тайну скрываете ты и твой Громов. А пока…

Он протянул мне таблетку и стакан воды

— Давай… я жду

Меня позабавило то, как он типа «заботился» обо мне. Но улыбку сдержала

— Мне уже лучше, больше лекарства не нужны

— Нужны, давай пей. И запевай отваром шиповника, ну. Я жду.

Боже, что за детсадовский полицейский мать его??! Мне что пять лет?!! Да когда мать с отчимом уезжали в командировки я сама на месяц оставалась и так же болела сама и лечилась сама. И ничего страшного не произошло. Сама себя лечила, сама о себе заботилась… нас троих все устраивало. Они учили меня быть сильной, самостоятельной и независимой. О чем я и рассказала Максу, совершив ошибку…

— Они просто были эгоистами и не хотели заниматься ребёнком выбрав не тебя, а деньги поэтому и изображали желание сделать тебя самостоятельной, за которым скрывалось полное равнодушие к собственному ребёнку.

Ответ Макса сделал мне больно… я много раз думала об этом, но сама для себя придумала им оправдание… Я вдруг закрыла лицо руками и всхлипнула…

— Лиля, я не хотел обидеть тебя

Растерялся парень, я отвернулась

— Уходи… я хочу побыть одна.

Макс оставил лекарство и стакан на столе, развернулся и быстро ушёл. А я разрыдалась… понимая, что это глупо, но только сейчас трезво осознавая всю ситуацию. Они не любили меня, а лишь делали вид… Боже и как до меня это долго доходило. А я любила их, ставила на пьедестал почета и не желала видеть что-то кроме той сказки, которую сама для себя придумала ещё с детства и ею же жила… А сейчас глядя на Марьяну я понимаю, что такое материнская любовь. Но больно от того, что любви матери…

Я так и не испытала… и не ощутила… от этого стало ещё больнее… но кажется в такие моменты когда нас накрывает понимание, мы и взрослеем, мы становимся взрослыми, а детство остаётся там позади вместе со сказками, там в стране где мечты не сбываются, а истинные лица близких как и их поступки ранят до крови, причиняя боль, а оправданий больше нет… они заканчиваются…

Утром я проснулась совершенно разбитой и словно на обезболивающем для души, потому как больше ничего не чувствовала. Я сделала то, что делала всегда с самого детства. Я проглотила боль и забыла, просто забыла…

Марьяна стояла у плиты и готовила что-то, что так вкусно пахло на всю квартиру ванилью и шоколадом.

— Привет малышка, как ты?

Едва я вошла в кухню, тут же спросила она

— Мне лучше

— Вот и хорошо. А я готовлю сюрприз… Случайно услышала, как ты говорила своей Ивон о том, что любишь шоколадный кокосовый пирог. Всё. Рецепт нашла! Прочитано. Приготовлено. Ждёт твоего одобрения.

Я не знаю, что со мной случилось, но я как начала рыдать… не могу остановиться и всё. Подбежала к Марьяне и крепко её обняла.