Время перемен (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

– Так ведь война не спрашивает – большевик ты, или еще кто. Если война началась – болтай поменьше, да в окопы иди, – вздохнул я и усмехнулся. – Уж извините, Иван Иванович, доказывать ничего не стану, да и солдатская книжка дома осталась. Так как в проводниках-то оказался?

– Так после переворота санитарный поезд обычным стал, а я при нем и остался, попривык. Куда только не ездил – и в Харьков, и в Одессу, а один раз даже до Иркутска мотались. Три месяца туда – четыре обратно. Уже не помню, сколько раз нас грабили, не то пять раз, не то десять. Правда, этого вот вагона не было, сегодня прицепили, за ради вас. И меня к вам приставили, как самого опытного. Мол, Иван Иванович, не подведи!

– А с чего вдруг ради меня такие хлопоты? – поинтересовался я ради приличия, хотя и знал ответ.

– Так ведь начальник большой. Такому положено либо в персональном поезде кататься, а то и в бронепоезде.

– Хлопотно это, в бронепоездах раскатывать, – пожал я плечами. – Это же и график перекраивать, да и вообще, неудобно. Да, вот еще о чем спросить-то хотел… А как та воздушная гимнастка, что с ней? Ну, которая Лизонька.

Грустный рассказ проводника навевал на минорный лад. Так и вспомнилась песня Вертинского о похоронах балерины. А тут воздушную гимнастку сопровождал бы старый цирковой атлет.

Но Иван Иванович расплылся в улыбке:

– А что с ней? Слава богу, все хорошо, мальчишку родила, в цирке до семнадцатого года выступала. Ну, потом не до представлений стало, цирк закрыли – кто уехал, а кто работу сменил, так она дома сидит, мужа из рейса ждет. И еще ребеночек есть, девчонка.

Глава восьмая. Нэп глазами транспортного чекиста

В Вологду мы прибыли на следующий день, ближе к вечеру. По сравнению с тем, как это было в восемнадцатом году – явный прогресс. Возможно, доехали бы быстрее, но в Ярославле пришлось простоять четыре незапланированных часа – не то колесо отвалилось, не то тендер прогорел. Все-таки, наши паровозы за время гражданской войны изрядно обветшали, признаю. Нет, надо хотя бы десяток купить. Капля в море, но хоть что-то.

Пирожки и вареные яйца, которыми меня снабдила добрая Лидочка, я честно поделил со своим проводником, а Иван Иванович не только поил меня всю дорогу настоящим чаем, но на стоянке прикупил и вареной картошки, и соленых огурцов и даже сала. Правда, покупки делал на мои деньги, но это не страшно.

Иван Иванович, хотя и душевный человек, но он тяготился присутствием рядом с собой большого начальника и старался особо не докучать, а я, откровенно-то говоря, не очень и стремился к общению. Так, чайку попили, поговорили, и хватит.

Но все-таки, узнал от проводника кое-какие любопытные вещи. Оказывается, ко всему прочему, мне еще полагалась и железнодорожная охрана, но из-за того, что я ее не затребовал, решили, что товарищ уполномоченный возьмет свою личную. Теперь Иван Иванович переживал, что если в дороге кто-нибудь нападет на поезд, то отбиваться нечем, а у него, кроме пудовых гирь, другого оружия нет. А если, не дай бог, что-то случится с уполномоченным, то разбираться не станут, а виноватым сделают его.

А еще в Наркомпути ходят слухи, что по окончанию гражданской войны, отменят не только персональные поезда для высоких чинов, но и особые вагоны. Ну, разве что, разрешат ездить наркомам, да членам политбюро. Вот уж, в чем не уверен, так это в отмене привилегий. С трудом себе представляю народного комиссара, добирающегося из Москвы в Хабаровск, или в Читу в пассажирском поезде или члена ЦК РКП (б), едущего в плацкартном вагоне. По мне – персональные вагоны нужны, а вот личные поезда – излишество.

К моменту прибытия в Вологду успел хорошо выспаться, а теперь переживал – как бы мне увильнуть от торжественной встречи? То, что она будет, я даже не сомневался. Без духового оркестра, разумеется, но парочка чиновников точно будет. Наверняка в канцелярии Совнаркома есть кто-нибудь, кто позвонил в Вологду, сообщив, что через их город будет проезжать специальный уполномоченный товарища Ленина, а он может остановиться, посмотреть, с кем-нибудь поговорить, а потом рассказать вождю что-нибудь несоответствующее надеждам руководства губернии. Потому, данного уполномоченного следует сразу брать в оборот, показывать ему только то, что стоит показывать.

Когда я высказал свои соображения, Иван Иванович ненадолго задумался, потом сказал:

– Сейчас поезд из Екатеринбурга на соседних путях должен стоять, если не опоздал, как и мы. Но там паровозы покрепче, не должен сломаться. – Глянув в окно, проводник кивнул. – Вон, стоит. Я вас через другую дверь выпущу, а вы проводнику денежками махните – дескать, возьми безбилетника. Товарищ вы представительный, он возьмет, а денежка, мимо кассы, нынче не лишняя.

В общем, так я и сделал. Позабыв про начальственную спесь (это иной раз полезно!), выскочил через другую дверь, перебежал пути и рванул к сонным вагонам, к которым стояла парочка командированных, вроде меня, только с портфельчиками поплоше, и с десяток крестьян с мешками. Выбрав себе вагон покрасивее, к которому не было очереди, махнул денежками перед проводником и тот немедленно запустил меня наверх. Забирая бумажки и, пересчитав, проводник честно сказал:

– Только, товарищ командир, если ревизор сядет, я не причем, вы меня заставили.

– А ревизор сядет? – весело поинтересовался я.

– Обычно, либо в Череповце садится, либо в Суде. Увижу – предупрежу.

– Ну, я в Череповце сойду, так что не страшно, – успокоил я человека.

– Так лишка дали-то, товарищ командир, – застеснялся проводник. – Билет от Вологды до Череповца и всего-то тридцать тысяч стоит, а вы мне сто сунули, как до Питера.

Я только отмахнулся от совестливого дядьки, не став объяснять, что сколько ухватилось, столько и сунул. Слегка удивился железнодорожным ценам – в Москве за одну остановку трамвая приходится отдавать десять тысяч, а тут за сто двадцать километров только тридцать, но тем, кто составляет прейскурант, им виднее. Есть, видимо, какие-то соображения и расчеты, неведомые простому пассажиру, вроде меня.

Проводник колебался, а не вернуть ли часть денег, но в конце-концов жадность победила. Но я и сам хорош – способствую распространению коррупции, которая начинается с малого. Но здесь коррупцию победить просто – нужно только разрешить проводникам поездов самим продавать билеты пассажирам, но до такого НКПС дойдет уже скоро, без моего вмешательства.

Зато довольный проводник устроил меня в служебном купе и даже предложил чайку, от которого я отказываться не стал, а зря. Чай был уже остывшим, и по вкусу напоминал березовый веник. Видимо, кипяток набирал на какой-то из предыдущих станций, а заваривал то, что оказалось под рукой. И вагон нетопленный. Как народ из Екатеринбурга в Питер едет в холоде? Вспомнилось, как доводилось ездить в теплушках, в арестантском вагоне, так нынешний – образец комфортабельности, а я недоволен.

– Во сколько в Череповце будем? – поинтересовался я.

– Часика в два ночи, – сообщил проводник и постучал по двери. – Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.

Часика в два… М-да, кажется, перемудрил самого себя. Надо было остаться в Вологде, переночевать где-нибудь, а потом ехать. Спрашивается – что я стану делать в Череповце в два часа ночи? Гостиницы, если они остались, по ночам закрыты, государственные учреждения, куда собираюсь нанести визиты тоже. К тетушке идти, мириться, тоже рано. М-да, дела. Ладно, решу на месте. На крайний случай, посижу в зале ожидания пару часов, а потом уже отправлюсь к тетушке.

Тащились до Череповца долго, но прибыли. Выскакивая на перрон, обратил внимание, что под фонарем стоит товарищ в армейском полушубке, в шапке с красной звездой, внимательно приглядывающийся к пассажирам. Мужики с мешками у него интереса не вызвали, напротив, судя по приветственным возгласам, кое с кем он был знаком. По виду – не то чекист из транспортного отделения, не сотрудник уголовного розыска. Вполне возможно, что еще недавно товарищ в полушубке отлавливал мешочников, а теперь, вишь, нельзя. Увидев меня, смерил подозрительным взглядом, но зацепится оказалось не за что. А товарищ показался знакомым. Лицо слегка тронуто оспой, пышные гвардейские усы. Точно…