Видящий - Валерий Пылаев

с огромными мечами. Среди них особенно выделялся один — самый рослый, в доспехах, украшенных золотым орнаментом. В свете факелов я смог даже разглядеть его лицо — гладкое, правильной формы, обрамленное длинными светлыми волосами. Вылитый Принц Чамминг из «Шрека». Или Джейме Ланнистер из популярного десять лет назад сериала… Ну, или основательно похудевший Николай Басков примерно из той же эпохи.

Прямо в его золоченый нагрудник и ударилась стрела… и тут же отскочила. Лук Сакса был прекрасным оружием, но для топовой брони урона и пробивной силы у него оказалось маловато.

— Йотуновы кости… — устало выдохнул Хроки. — Держись, Антор…

Всадники влетели прямо в строй скандов и тут же разбили его. Меня швырнуло на землю, и в паре сантиметров от моего лица свистнул клинок того самого Баскова. Я кое-как поднялся на ноги, бестолково озираясь по сторонам и готовясь снова драться.

Но без толку. Нас избивали. На каждого измотанного и раненого сканда приходилось по двое имперцев, не считая всадников, круживших по вдруг ставшему таким тесным монастырскому двору и крушивших мечами щиты и шлемы бойцов тэна Олафа.

— Отходим! — Я схватил пошатывающегося, но все еще упорно рвущегося в бой Хроки и потянул к храму. — Спрячемся внутри!

Тот почти не сопротивлялся. Видимо, не все сканды мечтали о славной смерти, и в отдельных исключительных случаях тактическое отступление допускалось. Правда, нашу точку зрения разделяли не все. Покрытый кровью и истыканный стрелами тэн Олаф, похоже, считал подобное позорным бегством и вырывался, пока я в конце концов не подставил ему подножку и не потащил волоком. Нам едва хватило сил втянуть его в темное нутро храма. Следом успел проскочить только вездесущий Сакс, до сих пор сыпавший стрелами похлеще толкиеновского Леголаса.

— Закрывай! — крикнул я. — Им уже не помочь!

Хроки выдохнул и взялся за тяжелый засов. Он не хуже меня видел, что во дворе сражение сменилось резней. На ногах держались еще от силы трое из наших, и тем жить оставалось считанные секунды. Последнюю стрелу Сакс вогнал уже через закрывающуюся дверь в горло одному из всадников — прямо в щель между кирасой и шлемом с глухим забралом, по самое оперение. Не знаю, как просчитывала такое местная игровая механика, но в реале имперца ждала бы верная смерть.

Дверь захлопнулась, засов с грохотом опустился на свое место, и на нас тут же навалилась тишина. Ни криков, ни лязга железа, и даже топота копыт — сражаться с имперцами во дворе монастыря было уже некому. А они почему-то не спешили ломиться внутрь. Теперь я слышал только тяжелое дыхание распростертого на полу тэна Олафа. И полный отчаяния голос.

— Зачем? Зачем вы не оставили меня умирать с моим хирдом?.. Йотуново отродье, будьте вы прокляты!

Глава 9

Тэн умирал. Не знаю, смог бы ли спасти его какой-нибудь высокоуровневый целитель или жрец, но в реале человеческое тело не выдержало бы и трети таких ран. Все могучее тело Олафа Неудачливого было покрыто глубокими порезами от мечей и копий, броня напоминало решето, а в широкой груди торчало три стрелы. Еще столько же, наверное, осталось обломками в спине и боках. Одна точно пробила легкое — при каждом выдохе на губах тэна надувались кровавые пузыри.

Черт бы побрал такую реалистичность! Тут не то, что «восемнадцать плюс»… Во время драки времени на тонкие переживания попросту не оставалось, но сейчас меня накрывало по самое не балуй. На моих руках умирал буквально превращенный в кровавое крошево человек, и я чувствовал, что готов то ли выйти в реал и выдернуть из своей башки чертов разъем вместе с нейрошунтом… то ли хотя бы проблеваться.

Но я не мог сделать ни того, ни другого. Если Антон Евгеньевич Смирнов, бывший писатель-фантаст, ныне безработный тридцати лет от роду и мог позволить себе дать слабину, то склаф Антор — нет. В самом деле, что вообще могло напугать или смутить того, кто еще подростком три дня пролежал закопанным в землю? Кто выдержал поединок воли с жутким епископом Утером и получил покровительство самого бога войны?

— Возьми себя в руки, Олаф, сын Кольбьерна! — Я попытался вложить в голос все двенадцать очков Воли. — Не пристало воину оплакивать свою судьбу.

— Это была славная драка, мой тэн, — подхватил Хроки. — Будет, о чем рассказать в чертогах Всеотца.

— Лучше бы мне спуститься в темное царство Хель… — Тэн прикрыл глаза. — Мой дом опустел, мой драккар сгорел… Мой хирд пал, и конунгу не видать добычи… Я опозорен.

— Клянусь Тиром, мы отомстим, мой тэн. — Хроки стянул с головы шлем. — Нас немного, но…

— Инородцы и ты, мой друг, — мрачно усмехнулся умирающий. — Многое ли под силу одному воину, пусть даже его имя Хроки Гриматерсон?

— Я не один! — Хроки нашарил на груди и крепко сжал в кулаке жреческий амулет. — С нами Тир! Пусть Антор и не рожден на островах, но боги слышат его!

— Быть может, быть может… — Тэн повернул голову ко мне, и его взгляд чуть посветлел. — Подойди ближе, склаф.

Я опустился на корточки, и тэн Олаф тут же ухватил меня за запястье. Я поморщился. Даже близость смерти не лишала могучего сканда сил.

— Да, я чувствую… — пробормотал он. — В тебе особенный дар. Твоя дорога не закончится здесь, склаф.

— Сильно сомневаюсь. — Сакс скривился и постучал кончиками пальцев по засову. — Этой хлипкой дверце долго не простоять.

— Молчи и слушай! — Хроки ткнул Сакса кулаком в бок. — Того, кто стоит на пороге Асгарда, боги наделяют пророческим даром.

— Ваши судьбы теперь связаны. — Тэн Олаф все еще крепко держал меня, голос звучал все тише и тише. — Я… я вижу дальние моря и корабли. Антор, Хроки… боги проведут вас по пути чести и славы.

Сакс едва слышно фыркнул. Видимо, обиделся, что в пророчестве не нашлось места для него. Впрочем, если уж он обещал следовать за мной, чести и славы хватит на всех.

— Впереди еще много битв… — Тэн протянул руку и коснулся окровавленными пальцами моей щеки. — Но ты пройдешь их все, склаф, и станешь лишь сильнее, как каленая сталь. С тобой наши боги…

Внимание! На вас действует «Благословление умирающего»!

+3 % сопротивляемости урону. Продолжительность — перманентно.

Выскочившее полупрозрачное окно интерфейса ненавязчиво напомнило, что я все еще в игре. Вот так плюшка! Три процента — не так уж и много, зато навсегда, и без всякой брони.

— Мой меч, Хроки. — Хватка тэна на моей руке разжалась. — Забери… он твой.

Когда сердце Олафа Неудачливого перестало биться,