Тетради Шерлока Холмса (сборник) - Джун Томсон

Следуя этой гипотезе, я стал просматривать газеты в поисках объявлений о грядущих событиях, которые могли привлечь обеспеченную публику, – ярмарках, благотворительных базарах и концертах. Вы были бы удивлены, Уотсон, узнав, как часто проводятся такие мероприятия, большей частью предназначаемые для сбора средств на филантропические цели. Состоятельные граждане стекаются туда толпами, чтобы потратить на домашнюю выпечку или книжные закладки ручной работы свои кровные, которые затем перечисляют в пользу наших неграмотных соотечественников на Борнео, моряков, потерпевших кораблекрушение, или неимущих шедуэллских швеек.

Понимая, что Вдова и Кавалер всегда найдут, чем поживиться в подобных местах, я догадывался, что они, скорее всего, будут действовать так же, как в церкви Св. Матфея. Иными словами, сначала нанесут предварительный визит, чтобы прощупать почву (скажем, выяснить, где расположены выходы и как обстоит дело с охраной). Затем придут во второй раз – теперь уже для того, чтобы совершить кражу.

Поскольку Паунд имел и другие обязанности, кроме как быть у меня на подхвате, я отправился на разведку в одиночестве. О, до чего ж это было скучное и унылое занятие, дружище! Вы не представляете, на скольких ярмарках я побывал! Обычно их устраивают в церквях и других просторных помещениях; мне приходилось часами слоняться там, делая вид, что меня интересуют выставленные на продажу товары, и время от времени покупая что-нибудь для отвода глаз. Прошло пять дней, а мои блуждания все еще не принесли никаких результатов, если не считать дюжины носовых платков с вышитыми на них инициалами «Ш. Х.» и расписанных вручную шкатулок для запонок и пуговиц.

Я уже был готов отказаться от своей затеи, когда, в последнюю среду месяца, наконец выследил их в одном зале для приемов в Кенсингтоне. Я так ликовал, что чуть было не пустился в пляс, но в последний момент сдержался. Они были там! Кавалер в этот раз был с седыми волосами, в очках и с небольшими усиками. Он выглядел как высокооплачиваемый банковский служащий или зажиточный галантерейщик. Ни один человек в здравом уме не принял бы его за подозрительного типа, тем более за профессионального вора.

Обнаружив Кавалера, я стал разыскивать в толпе разгоряченных посетителей Вдову и вскоре увидел ее: она спокойно изучала лоток с букетиками лаванды, выручка от продажи которых шла в пользу вдов обедневших миссионеров.

Это была миниатюрная молодая женщина, державшаяся очень скромно. Впрочем, я могу понять, что именно привлекло в ней Форогуда. Было в ней что-то очень трогательное, робкое, уязвимое, а вдовья вуаль лишь подчеркивала эти качества – так, без сомнения, и было задумано. С нею была маленькая девочка, примерно трех лет на вид, также одетая в черное, начиная с премиленького чепчика и заканчивая изящными сапожками.

Я стоял поодаль и рассматривал их, пытаясь уразуметь, как ей удалось распороть ридикюль леди Ди и вытащить из него кошелек, ведь обе ее руки, затянутые в черные митенки, были заняты: в левой была сумочка, правой она крепко сжимала маленькую детскую ручку, словно боясь потерять ребенка в толпе, толкавшейся у прилавков.

Вместе они составляли чудесную пару: мать и дочь, недавно потерявшие близкого человека (вне всякого сомнения, мужа и отца), стояли тут, рука об руку, и с пленительным простодушием рассматривали букетики лаванды.

Эта картина на миг покорила и меня. Не может быть, чтобы эта женщина – сама добродетель и честность – оказалась преступницей! И все же здравый смысл возобладал. Кажется, я уже говорил вам, Уотсон, что самая очаровательная женщина, какую я когда-либо видел, была повешена за то, что отравила своих троих детей, чтобы получить деньги по страховому полису[44].

Итак, я запретил себе умиляться, вышел на улицу, остановил кэб и отправился в Скотленд-Ярд, к Герберту Паунду. Мы с ним уговорились встретиться в Кенсингтоне на следующий день, надеясь, что Вдова и Кавалер будут придерживаться своего обычного расписания.

Они, однако, вновь появились в зале для приемов лишь через три дня. Я уже потерял всякую надежду и хотел извиниться перед Паундом за то, что посягнул на его служебное время, но тут мы наконец заметили их. Вернее, первым увидел их Паунд, опознав парочку по моему описанию. Подтолкнув меня локтем в бок, он кивком указал в нужном направлении. Да, они вновь были здесь – Вдова и ребенок, как прежде, рука в руке. Однако нынче они уже не глазели на товары. Злоумышленница следовала по пятам за пожилой дамой и сопровождавшей ее молодой женщиной, которые медленно прогуливались вдоль прилавков. Одной рукой дама опиралась на трость, в другой держала старомодный ридикюль, в руках у ее спутницы было несколько маленьких свертков, в которых, несомненно, находились только что сделанные покупки.

Через несколько секунд я увидел и Кавалера: он держался на почтительном расстоянии от обеих дам, внешность его мало изменилась с тех пор, как я видел его в последний раз, только вместо усов он приклеил аккуратно подстриженную козлиную бородку.

Вид у обоих был сосредоточенный, и это убедило меня в том, что они наметили жертву и в скором времени приступят к выполнению своего преступного замысла.

Так и случилось. Мне оставалось лишь восхищаться их мастерством и безукоризненной согласованностью движений. Они решились действовать, только когда оказались в нескольких ярдах от выхода, где была настоящая давка. Мы с Паундом догадались об этом лишь по тому, что Кавалер внезапно ускорил шаг. Он обогнал Вдову и ее жертву и очутился впереди.

Вдова тоже устремилась вперед и быстро поравнялась с пожилой дамой и ее спутницей. Тут она на секунду потеряла равновесие, словно кто-то толкнул ее. А в следующее мгновение Кавалер, которому подельница что-то сунула в руки, ринулся к выходу, торопливо засовывая полученную вещь в карман своего пальто.

Похищение было совершено с такой дерзостью и мастерством, что старушка вначале не заметила пропажи ридикюля. Когда же она наконец обратила на это внимание, то вскрикнула, но слишком тихо и деликатно, чтобы теснившиеся вокруг люди могли ее услышать. К тому времени, когда ее спутница поняла, чт́о случилось, Кавалер уже вышел наружу, а Вдова с девочкой как раз собиралась проскользнуть в распахнувшиеся двери.

Я заранее условился с констеблем Паундом, что во время задержания мы разделимся: он схватит Кавалера, а я займусь Вдовой. Поэтому мы оба бросились выполнять свою задачу. Паунд последовал за мужчиной, я за женщиной. Она уже поняла, что их, выражаясь воровским языком, «засекли», и отчаянно пыталась отделаться от девочки, которая все еще цеплялась за ее руку и мешала скрыться, поскольку не поспевала за ней.

Лишь позже я понял, чт́о произошло затем, поскольку увидеть это своими глазами мне помешало пальто, которое было на Вдове. Воровка неожиданно отцепилась от ребенка и, подхватив юбки, побежала прочь, протискиваясь в толпе, словно большой черный заяц, а девочка осталась стоять одна. К крайнему моему изумлению, она по-прежнему держалась за женскую руку!

Но ведь это невозможно!

Если уж я был в замешательстве, то что говорить о малышке. Она еще несколько мгновений стояла, держа в руке то, что при ближайшем рассмотрении оказалось искусственной рукой в черной митенке и с ремнями, с помощью которых протез прикрепляется к плечу. Как только я увидел эти ремни, мне все наконец стало ясно.

Так вот как она воровала! Каким же глупцом я был, если не додумался до этого раньше!

Перед тем как отправиться на дело, Вдова пристегивала искусственную руку, затем продергивала ее через рукав пальто и подавала ребенку, который хватался за нее. А настоящую руку прятала под пальто, в боку которого имелась специальная прорезь. Вдова просовывала в нее руку и хватала ридикюль жертвы либо срезала его ножом или ножницами.

После совершения кражи к Вдове торопливо приближался Кавалер, и она передавала ему украденный ридикюль, который он ловко прятал в карман. Тем временем Вдова, все еще держа ребенка за руку, покидала место преступления, не вызывая ничьих подозрений.

Арест ей не грозил: едва ли нашлись бы свидетели того, как она воровала. Кража совершалась в считанные секунды, да и у кого достало бы черствости обвинить в столь тяжком преступлении молодую овдовевшую мать, не говоря уж о том, чтобы задержать и обыскать ее?

Это был дьявольски хитрый замысел, Уотсон, я даже в каком-то смысле восхищался изобретательностью преступников. Фальшивая рука! Овдовевшая мать! Прелестная малышка! Выбор места и жертвы был столь же гениален. Похищение устраивалось в многолюдном собрании, посещавшемся приличной публикой. Сама жертва также должна была выглядеть респектабельно. Люди этого круга обычно не ждут, что их обчистит трехрукая вдова, а если позднее что-то и заподозрят, то вряд ли станут поднимать шум.