Необыкновенный кот и его обычный хозяин. История любви - Питер Гитерс

Однако прежде чем Нортон смог бы вернуться в Сан-Диего, ему предстояло познакомиться с уникальным городом Лос-Анджелесом.

Нортон, Эстер и я забрались во взятую напрокат машину и направились к побережью. Но перед тем как выехать на автостраду, мы сделали единственную остановку у супермаркета. Там я объяснил менеджеру, зачем мне понадобились две пустые коробки, и тот оказался настолько отзывчивым, что даже не взял за них деньги. Поездка завершилась быстро, запомнившись лишь потому, что Нортон решил провести ее половину у меня на плече, высунув голову в открытое окно, а Эстер всю дорогу жаловалась на запах, сохранившийся после того самого инцидента с Нортоном.

Высадив Эстер у отеля «Беверли-Хиллз», я направился во «Времена года». По моему мнению, в «Беверли-Хиллз» многовато народа из шоу-бизнеса. Здесь почти невозможно пройти через вестибюль или поесть, не услышав таких магических фраз, как «Пошли они к черту, если думают, что я соглашусь на поэтапную сделку», или «Идея отличная, но концепция в корне неверная», или «Конечно, я могу обратиться к Дасти, но подойдет ли он для этого?». Причем произносят их люди, которые на самом деле готовы убить за поэтапную сделку. Они не имеют представления, что значит отличная идея, и до смерти боятся услышать хоть одну из них, поскольку тогда им придется принимать решение. Они могут сделать предложение Дасти лишь в случае, если столкнутся с ним на улице и начнут разговор со слов: «Извините, мистер Хоффман, вы меня не знаете, но…»

После случая в самолете я был слегка насторожен, поэтому для меня стало большим облегчением услышать, как девушка за стойкой, широко улыбаясь, сказала мне:

— А это, наверное, Нортон.

Пока кот сидел на стойке, нас быстро и без проблем зарегистрировали, а потом проводили в номер. Я был по-настоящему счастлив, а после того, как поставил лоток с кошачьим туалетом и наполнил пепельницы водой и едой, мое настроение разделил и Нортон.

Кот сразу проникся симпатией к Лос-Анджелесу. Единственная проблема возникла у него в доме моих родителей. Хотя правильнее было бы сказать: проблемы.

Первая проблема была из категории неразрешимых. Мои родители жили на холмах над Колдуотер-каньон, и по окрестностям бродили койоты. Однажды, вернувшись в полночь со званого ужина, они столкнулись с парочкой хищников, стоявших на подъездной дорожке прямо перед воротами гаража. К счастью, животные испугались так же, как и мои родители, поэтому никто никого не съел. Но множеству мелких животных из этого района повезло меньше. У соседей жил очаровательный маленький пудель. Из-за бродивших по округе хищников они не выпускали собаку по ночам, опасаясь нападения койотов под покровом темноты. Но другое дело днем — они решили, что с пуделем ничего не случится, если отпускать его порезвиться на улицу. И вот однажды в 10 часов утра они выпустили пса погулять, а в полдень отправились его искать и нашли лишь оставшиеся от него голову и четыре лапы. Жуткое зрелище.

Трудно испытывать к койотам жалость — они непривлекательны внешне и не вызывают особой симпатии, — но в одном им следует посочувствовать. Множество строений вокруг Лос-Анджелеса вытеснили койотов с их исконных территорий. Они лишились своих земель, им стало негде жить и охотиться. Пришлось бродить вокруг домов богатых людей, копаясь в мусоре и нападая на их питомцев. Я пытался объяснить это Нортону, но не слишком преуспел. Похоже, его не волновало затруднительное положение койотов. Кота беспокоило лишь то, что ему запретили выходить на задний двор, который так его манил. Но я твердо решил, что пусть он лучше расстроится из-за домашнего ареста, чем станет чьим-то обедом.

Вторая проблема заключалась в том, что мои родители держали двух золотых ретриверов, которые и размером, и умом походили на динозавров. Долли и Рирайт — милые, как и все собаки. Но находиться рядом с ними все равно что оказаться рядом с двумя из «Трех недотеп». От их радостного виляния хвостами дорогой хрусталь вдребезги разлетается по полу. Они подпрыгивают, желая поприветствовать тебя, и белый льняной костюм оказывается покрытым грязными отпечатками лап. Погладьте их, и вам несколько минут придется смывать собачью слюну с пальцев, рук и даже шеи. Родители без ума от этих собак. Мой отец привык называть их своими «детками», и когда я звонил из Нью-Йорка и забывал спросить о них, меня сурово отчитывали. На тот момент я был более чем уверен, что Долли и Рирайт упомянуты в завещании раньше меня и брата.

Признаюсь, мне и самому нравились мои четвероногие «брат» и «сестра», но Нортону было очень сложно проникнуться к ним симпатией, особенного из-за того, что их любимым занятием было загнать его под мою кровать и облаять во всю глотку, уступая по громкости лишь концерту рок-группы, на котором я побывал в 1972 году.

Нортону удалось поладить с несколькими собаками, с которыми он повстречался на Файер-Айленде. Обычно он держался настороженно в их присутствии, но старался видеть в них только хорошее. Не скажу, что собаки были в числе его лучших друзей, но мне доводилось видеть, как он спокойно лежал рядом с соседскими псами на заднем дворе на Файер-Айленде. Однако с Долли и Рирайт получилось все иначе. Ни о каком спокойствии не было и речи, когда эти трое оказывались в одном доме.

Проблема разрешилась довольно просто. Когда Долли и Рирайт находились на улице (койоты старались держаться подальше, когда там носились и прыгали два этих увальня), Нортон спускался вниз и обходил кухню, рабочий кабинет и гостиную. Когда собак запускали внутрь, поднималась заслонка, блокирующая им доступ в верхнюю часть дома. И тогда Нортон устраивался на лестнице, чтобы его было видно. Он был уверен, что собакам до него не добраться, и получал удовольствие от того, что одно его присутствие выводит их из себя.

Третья проблема оказалась сложнее.

Мой отец ненавидел и презирал кошек.

Я испробовал все, что только пришло в голову, желая познакомить его с Нортоном.

— Не приноси его домой! — отрезал он.

Я пытался объяснить, насколько мой кот отличается от обычных, какой он умный и не будет ему надоедать. Я рассказал, что раньше тоже думал, что мне не нравятся кошки, но когда я встретился с Нортоном, все изменилось. Однако мои слова разлетались как об стенку горох. Отец остался непреклонен и лишь повторил свой приказ:

— Не приноси его домой!

Пожалуй, следует кое-что о нем рассказать. Он был идеальным отцом, насколько у него получалось. Мы были отличными друзьями, и вряд ли я мог уважать его еще больше. Много лет отец являлся ведущим телевизионным сценаристом в Лос-Анджелесе, а в пятьдесят лет стал и ведущим телевизионным режиссером. Он был сложным человеком, привлекая окружающих и внешностью, и индивидуальностью. Его «визитной карточкой» были грубость и циничность, но в жизни я не встречал человека более заботливого и доброго. Отец решал проблемы, давал советы и был достаточно строг и непреклонен, чтобы отеческая поддержка пошла на пользу. Разумеется, он допустил немало ошибок в жизни и в карьере, но их во многом окупили правильно сделанные выборы. Синди, которая два первых года их знакомства боялась моего отца как огня, однажды призналась, что впервые встретила такого интересного человека. Я всегда считал его веселым, умным, талантливым, высоконравственным и наслаждался его обществом в той же мере, в какой получал удовольствие от общения с самыми близкими друзьями. Но он оставался моим отцом, а я — его сыном, и поэтому нам даже не требовался серьезный повод, чтобы довести друг друга до бешенства.

Но когда, собираясь к родителям, я впервые взял с собой Нортона, меня посетило странное чувство, что кот станет тем самым поводом-раздражителем.

Единственное, что я могу еще добавить к описанию ситуации, когда должно было состояться знакомство Нортона с семьей, — коротко рассказать о маме. В то время как отец любил пошуметь, она никогда не повышала голоса и, оставаясь в тени, пристально следила за благополучием каждого из нас. Мама всегда являлась скрытой силой нашей семьи, хотя сама не забывала отдать должное другим.

Дожив до пятидесяти пяти лет, мама не проработала ни одного дня за всю свою жизнь. Однажды она обедала в ресторане «Ма мэзон», который в то время считался модным. Неожиданно ей пришло в голову, что она хочет научиться хорошо разбираться во французской кухне, и сообщила об этом Патрику, владельцу ресторана. Полагаю, у нее на уме было нечто дилетантское — вроде поездки на несколько недель во Францию и окончания кулинарных курсов. Однако Патрик посоветовал моей маме пойти работать в ресторан — по три дня в неделю и без оплаты, — и тогда он гарантировал, что за полгода она станет отличным поваром. Мама так и сделала. Три раза в неделю она отправлялась в ресторан в качестве бесплатного подмастерья и за год не только стала отличным шеф-поваром, но открыла и возглавила кулинарную школу при «Ма мэзон». Через двенадцать лет она стала королевой кулинарии Лос-Анджелеса и автором нескольких авторитетных кулинарных книг.