Маргарита Ангулемская и ее время - А. Петрункевич

Однако пока вернемся к Лефевру, которого в 1521 году защитил сам король, принудив Сорбонну оставить в покое ученого. 15 апреля 1521 года состоялась церемония проклятия Сорбонной Лютера и его учения. Лефевр предпочел покинуть Париж. Он уехал к своему другу и ученику, епископу Брисонне, в город Mo (Meaux).

Брисонне, граф де Монбрен (Montbrun),[44] очень молодым постригся в монахи и быстро прошел все ступени духовной иерархии. Побывав два раза в Риме в качестве посланника, он вернулся оттуда не столько ослепленный блеском и роскошью Ватикана, сколько удрученный теми безобразиями, которые успел заметить вокруг престола наместника Христова и среди своих товарищей, важнейших князей церкви. Епископ Брисонне был человек очень скромный и очень мягкий, понимавший свои пастырские обязанности так, как они были установлены в первые времена христианства.

Получив назначение в Mo, большой торгово-промышленный город, Брисонне был поражен царившим в его епархии беспорядком и твердо решил положить все свои силы на исправление зла. Эти планы встретили горячую поддержку со стороны Лефевра и некоторых его учеников, тоже укрывшихся от ненавистной Сорбонны у гостеприимного епископа, и работа началась. Брисонне отнял проповедь у монахов-францисканцев и передал ее Жерару Гусселю, Мишелю Аранду и Фарелю. Этим поступком, а также и теми строгостями, которые епископ возобновил в монастырях и среди всего духовенства, он сразу восстановил всех против себя.

Лефевр занялся переводом на французский язык Нового Завета, для того чтобы все люди могли сами, без посторонней помощи, обращаться к божественной книге. Через год, осенью 1522 года, этот труд был закончен и выпущен в свет. В предисловии к своему переводу Лефевр написал:

Пусть каждый священник походит на того ангела, которого видел Иоанн в Апокалипсисе. Он летел в небесной вышине, держа в руках Вечное Евангелие, чтобы передать его всем народам, языкам, племенам и нациям. Придите, первосвященники; придите, цари; приди всякий, жаждущий правды. Народы, пробудитесь от света евангельского в жизнь вечную! Слово Господа достаточно!

В этом последнем восклицании резюмируется вся Реформация так, как ее понимал Лефевр и его друзья. «Познать Христа и Его слово – вот единственная, живая, универсальная теология. Тот, кто знает это, знает все», – утверждал М. д'Обинье.

Между тем Сорбонна, фанатично отстаивавшая старый порядок, направляла свой гнев на ученых, которые пренебрегали схоластикой, не признавали комментарии Священного Писания, составленные средневековыми докторами, и смело брались за написание своих комментариев. Она обещала громы небесные на тех, кто изучит греческий и еврейский языки, предсказывала, что всеобщее знание их неминуемо приведет к гибели мира. А люди нового времени, гуманисты, смело шли вперед – читали Библию в оригинале, исправляли ошибки, сделанные когда-то отцами церкви и, вооружившись уже не схоластической, а настоящей аристотелевской логикой, стремились к познанию истины, которая, уступая страстной настойчивости искателей, понемногу открывалась перед их очарованными взорами.

Религиозное движение, сосредоточившееся в Mo, нашло серьезную поддержку при дворе в лице Маргариты, герцогини Алансонской. Она лично была знакома с членами реформаторского кружка и с 1521 года состояла в переписке с епископом Брисонне.

Не удовлетворенная тем, что давала ей жизнь, Маргарита имела все данные для того, чтобы увлечься именно религиозным движением века. Личными своими качествами она сослужила великую службу делу Реформации.

Брантом говорит:

Она направляла все свои действия, мысли, желания и стремления к великому солнцу – Богу, и поэтому ее подозревали в лютеранстве. То почтение, с каким к ней относились, то высокое мнение о ее уме и сердце, которое сложилось у всех, больше привлекали к Евангелию, чем любой проповедник.

Вероятно, под ее влиянием и Франциск, и Луиза относились к возникавшему учению не только невраждебно, а с видимым интересом. Когда Мишель Аранд вернулся в Париж, он переводил для Луизы некоторые части Писания. Таким образом, обстоятельства, казалось, благоприятствовали реформаторам.

Дошедшая до нас переписка Маргариты с Брисонне содержит 56 писем, некоторые их которых чрезвычайно объемные (до 100 страниц). В одном из первых писем герцогиня просит епископа прислать Мишеля Аранда, присутствие которого послужило бы ей большим утешением. В ноябре 1521 года Маргарита пишет Брисонне:

Не знаю, должна ли я радоваться тому, что меня причисляют к тем, на кого я очень бы желала походить… Мне кажется, что лучше всего заставить замолчать невежду, ибо король и Madame [Луиза] твердо решили внушить всем, что Божья истина не ересь.

Позже Маргарита сообщает:

Отсылаю к Вам мэтра Мишеля, который, уверяю Вас, не терял здесь времени, и учение Господа, через его уста, поразило сердца тех, кто уже склонялся к принятию Духа Святого [Франциск и Луиза]… Но, умоляю Вас, среди всех Ваших благочестивых стремлений к реформации церкви, которой король и Madame симпатизируют больше, чем когда-либо, и среди заботы о спасении несчастных душ – не забывайте одну из них, самую, может быть, несчастную и несовершенную…

Из этих двух выдержек видно, что Франциск смотрел благосклонно на Реформацию, понимая ее как исправление церковных злоупотреблений, а не догматов, и намеревался не только не мешать распространению мыслей первых реформаторов, но даже принять какие-то меры для «внушения всем, что Божья истина не есть ересь». В этих взглядах его сильно поддерживали сестра и мэтр Мишель, который своим горячим и убежденным словом, по свидетельству современников, производил всегда чрезвычайно сильное впечатление на своих слушателей. Таких же мыслей, как сын, держалась в то время и Луиза.

Но епископ Брисонне все еще не верил в серьезность и глубину обращения Франциска и его матери. Он пишет Маргарите 22 декабря 1521 года:

Не знаю, не померк ли у Вас тот истинный огонь, который давно уже вселился в Ваше сердце… Я боюсь, что Вы рассеяли его и расточили. Прославляю Господа, что он внушил королю желание сделать то, о чем я слышал. Сделав это, он покажет себя истинным носителем того великого огня…Ибо сказано в Писании: кому много дано, с того много и взыщется.

Очевидно, епископ не вполне доволен и самой Маргаритой; он опасается, что святой огонь не горит в ней с прежней яркостью, что она недостаточно отдается начатому делу возрождения религии. Но вскоре тон его меняется. В письме он говорит Маргарите:

Посланный держал нам грустные речи, по поводу которых господин Фабри [Лефевр] и я высказали мнение и умоляем гонца передать его Вам. Соблаговолите прикрыть огонь на некоторое время. Дерево, которое Вы хотите зажечь, слишком зелено; оно затушит огонь, и мы по многим причинам советуем Вам не делать этого опыта, если Вы не хотите совсем загасить светильник.