Сэкетт - Луис Ламур

За леском начинался луг. Я поехал по нему шагом. Земля была почти сплошь покрыта альпийскими лютиками, ярко-желтыми, здорово приятными для глаза. А по берегам мелких ручейков, текущих из-под тающих снегов, росли примулы-первоцветы.

Деревья тут были в основном голубые ели, постепенно сменяющиеся осинником, а на высоких гребнях, выше кромки леса, попадались редкие щетинистые сосны, искривленные от бесконечной войны с ветром.

Несколько раз я находил места, где тот или то, что я выслеживал, останавливался — сорвать травинку или напиться воды из ручья.

И совершенно внезапно я добрался до места, где след обрывался. Здесь это существо взобралось на большую скалу, и подошвы оставили на камне травяные пятна. Вполне понятно. Он, она, оно, или что уж это там было, заметило, что я иду за ним по следу.

С верхушки скалы я посмотрел назад, на путь, по которому добрался сюда, и, будьте уверены, на протяжении последних миль он просматривался в добром десятке мест.

Ну, сел я на камень и какое-то время изучал местность не спеша. Если я не ошибаюсь, этот приятель засел где-то недалеко отсюда, сидит и смотрит на меня. А я хотел показать, что не замышляю ничего плохого.

Чуть позже я вернулся к своей лошади, которая пока паслась на доброй луговой траве. Я взобрался в седло, переехал мелкую струйку воды и двинулся шагом вверх по склону, вдоль длинной ложбинки, пока не взобрался туда, где не было ничего, кроме крохотных щетинистых сосенок да редких сухих деревьев, побитых молниями.

С правой стороны, чуть подальше, я увидел поток, стекающий с горы на северо-восток. Похоже, именно там был другой путь из этой мешанины хребтов, гребней и горных лугов.

Я тронул аппалузу и обратил внимание, что он поставил уши стрелкой. Проследив за взглядом коня, я заметил движение, далеко впереди, на опушке осиновой рощицы ниже по склону. Но раньше, чем я успел вытащить подзорную трубу, оно, ну, то, что там было, уже скрылось.

Я поехал дальше и нашел место, где кто-то опустился на колени у ручейка талой воды, видно, напиться хотел. Если я правильно прочитал следы, это уже третий раз за последние пару часов. Может, даже за меньшее время… и это высоко в горах, во влажном воздухе… что-то слишком часто оно пьет. Да и погода не такая уж теплая.

Озадаченный, я двинулся дальше. И вдруг следы стали ясными и отчетливыми. Кто бы это ни был, он двигался прямо к какому-то месту и слишком торопился добраться туда, чтобы думать о запутывании следов… а может, решил, что я отстал или сбился со следа где-нибудь внизу.

Через минуту я увидел место, где преследуемый упал, потом поднялся и двинулся дальше.

Больной… может, он и пил так часто из-за лихорадки.

Больной и, если я не ошибаюсь, совсем одинокий.

Следы исчезли. Несколько минут я крутился и искал, пока нашел, кажется, нужное место. Дальше я двигался скорее по догадке, чем по следам, потому что он перебирался по камням, а их тут была уйма.

Аппалуза с трудом взбирался на камни, пришлось мне спешиться и идти дальше ножками.

Приближалась ночь, а ночью мне с горы не спуститься.

Время от времени я останавливался, пытался услышать что-нибудь или унюхать дымок, но ничего не было.

Тот, за кем я гнался, уходил в дикую местность, где только и были камни да спаленные молнией деревья, и седые гребни, ободранные и исхлестанные бурей.

На горизонте собирались громадные черные грозовые облака, а я знал, что в грозу это место превратится в сущий ад. Нужно как-то спускаться отсюда вниз, и поскорее. Пару раз мне уже приходилось попадать в грозу в горах, но не на такой высоте. Я заметил молнии, проскакивающие от пика к пику, время от времени взметались целые простыни синего пламени.

Вокруг был каменный лабиринт. Громадные глыбы стояли торчком, словно замерли на лезвии ножа, с виду — как ряды сломанных зубов, расколотых и гнилых. И вдруг, без всякого предупреждения, передо мной открылся каньон глубиной, может, пятьсот футов; прямо из-под ног падал вниз почти что отвесный обрыв. Только слева виднелась тропинка — как бровь на лбу скалы.

Куда угодно с этого голого гранитного гребня, любое место мне сейчас покажется раем, — и я заторопился к тропинке. Я слышал, как из-под копыт лошади срывались камни, но мы продолжали спускаться — я шел пешком и вел коня за собой.

Наконец я достиг луга у подножия тропы и посмотрел вверх. Это было все равно как стоять на дне узкого провала. Только полоска темного неба над головой.

Через луг уходила тропа, и на ней виднелись те самые следы. Я кинулся по ним, подгоняемый бурей.

Гром грохотал, как будто в пустом каменном зале катались великанские кегельные шары. Внезапно в каменной стене передо мной обозначилось отверстие. Я натянул поводья и закричал.

Ответа не было.

Я соскочил с аппалузы и вытащил из чехла винтовку. Перед отверстием протянулась скальная полка, может быть, ярдов на тридцать вдоль обрыва и на десяток ярдов в глубину. Видно было, что когда-то здесь жили и работали люди. Я закричал снова, и мой голос эхом раскатился в глубине каньона.

Только замирающее эхо, только безмолвие и пустота. Упали первые крупные капли дождя. Я медленно двинулся через полку к зеву пещеры.

Тут была устроена вроде как стенка, частично прикрывающая отверстие. Она была сложена из подогнанных друг к другу камней, без раствора. Я обогнул ее и заглянул внутрь.

На стене висела старая уздечка. В углу валялось ссохшееся седло, рядом — винтовка. В очаге, которым пользовались много раз, чернели мертвые угли. Под стенкой была устроена постель, а на постели лежала девушка.

Я зажег спичку — и тут у меня просто челюсть отвалилась. Это была молоденькая девушка, махонькая — и хорошенькая дальше некуда. Целая копна рыжевато-золотистых волос рассыпалась по рваным одеялам и медвежьим шкурам, на которые она свалилась без памяти. На ней было заплатанное платье и мокасины. Красные щеки просто огнем полыхали.

Я обратился к ней, но она не отозвалась ни звуком. Я наклонился и потрогал ей лоб. Она вся горела от лихорадки.

И тут разразилась гроза.

Я выскочил наружу и привел лошадь. Пару минут провозился. Там была еще одна пещера — фактически, часть той самой, где лежала девушка, — а в ней что-то вроде простецкой кормушки. Когда-то тут держали лошадь или мула.

Привязал я коня, вернулся назад, взял дров из кучки возле входа, развел огонь в очаге и поставил воду греться.

При огне стало лучше видно, я нашел еще одно одеяло и укрыл ее сверху. По всему было видно, что раньше тут жили двое, хотя теперь она была одна. И, похоже, она оставалась одна уже какое-то время.

Винтовка была чистая, но незаряженная, и я не нашел нигде патронов, сколько ни искал. Разыскал только кремневый нож с кое-как обозначенным лезвием — видать, тот самый нож, которым она отрезала мясо тогда, в прошлый раз.