Дневники и письма комсомольцев - Катаева М. Л. Составитель

может. Вот Маркелов — парень рубаха, как говорится. Этот не будет личное менять на общественное. Сегодня вечером долго с ним говорили обо всем и о Мишке.

18 декабря. Нахожусь под мобилизацией. С часу на час жду: придут и скажут: «Ну, товарищ, собирайтесь на работу». А дело было так. Шло у нас производственное совещание. Приходит парень из коллектива комсомола и говорит: товарищи, партколлектив мобилизует двоих. Желающих самомобилизоваться не было. Тогда записался я, а потом Стоянович. Мишка Нечаев мобилизации испугался. Во всяком случае, ее избежал, и избежал дезертирски.

Завтра Николин день. Опять рудник охватит призрак прогулов. Опять сотни прогульщиков опозорят социалистические принципы труда.

21 декабря. Сегодняшний день увенчался невиданным успехом для меня. Вывез из забоя 24 вагона, т. е. дал 12 тонн угля! Мишка злится, почему он столько не дал. Все-таки он хотя и старше намного, но в детство впадает часто.

Нынешний вечер морозный, ясный свет от лампочек, фонарей прокинулся в небо. Вчера получил от Вовки письмо. Да скорее бы уж получить от Маруси Староверовой первое письмо! Как-то на днях видел ее во сне. Прошлое, все, что с ней связано, всплыло передо мной, снова проснулись угасшие боли сердечные. И любовь, выраженная в глубоком уважении, вспомнилась снова со страстью. Что я, любил ее? Или нет? Сам я того, пожалуй, не знаю. Но все в одном для меня связалось — это в уважении глубоком.

Нашел в «Комсомольской правде» свою заметку, озаглавленную «Душат рабочую инициативу», и другую, о кадрах. Наконец-то увидел свою фамилию в газете под ответственной статьей.

23 декабря. Вчера работал в «24/19», дал 21 вагон. Принимая во внимание, что днем раньше дал 24 вагона, то ясным станет, что очень устал, устал до плаксивого состояния. Денег нет. Кошель пустует. А в желудке хоть кати шаром…

Булимов вчера рассказывал: пошли мы крепить, и десятник говорит, если ты проявил себя хорошим крепильщиком, уж ступай по крепи. И вот ходим мы по крепи с Офицеровым. Но приходим на работу — надо, как хорошим рабочим, покурить. А покуривши, надо сказку порассказать. Так и пройдут два часа. Приходит Новиков, спрашивает: «Ну как, ребята, дела идут?» А мы и не принимались еще. Покурили. Офицеров говорит: «Я посплю, а когда смена придет, разбуди». — «Ладно, — говорю, — ложись…» Парни вроде хорошие, но лентяи, с ними еще много работать.

Очень хочется в забойщики. Что будет дальше — видно будет. Пока же настроение никудышное, можно сказать, упадочное. Теперешний период можно охарактеризовать периодом исканий и неустойчивости.

28 декабря. Сегодня наконец купил шерстяной материи и бумажной. Завтра надо будет послать посылку домой.

Парень, приехавший на днях из деревни, откуда и Никишин, рассказал, что сортировки, веялки и молотилки портятся в деревне очень здорово. Инвентарь принадлежит Комитету крестьянской помощи. Бедняки относятся к машинам хорошо, а вот зажиточные портят. Мы с Никишиным вывели, что они подрывщики. Он заявил, что как только приедет в деревню, так возьмется за зажиточных подрывщиков. Пусть за их счет исправят инвентарь.

Теперь, когда классовая борьба разрешается уничтожением кулака как класса, когда остатки капитализма выкорчевываются со всей решительностью, интересно жить в деревне. Там опасно и там такой непочатый край работы.

29 декабря. Нынешний день такой морозный. Окна в узорах. Небо бороздили тучки. Ветер гудел, снежную пыль неся. Собрал посылочку домой семье родной. Послал материю и ситец. Материал недорогой, но долго он мне во снах снился.

Мне снилась семья родная,

А среди ней и я, шахтер.

Родные просеки, поляны

И богатырь сосновый бор…

Я духом бодр, я духом

комсомолец,

Я нашей часть живой братвы.

31 декабря. Сейчас пишу на собрании всей коммуны. Информацию о Дне ударника делает Чубайкин. Затем намечаются кандидаты к премированию: Булимов, Никишин, Стоянович, Кулешов, Нечаев, Молодцов.

Я выдвигаю Суворова. Отводят, мотивируя тем, что вчерашнее расширенное собрание Совета коммуны критиковало поведение Суворова. Он лучший производственник, а в идеологическом отношении еще не вырос до ударника.

Внеочередной вопрос — положение с Антоновым. Дело в том, что на производстве он коммунар, но заработка не делит вместе, а получает индивидуально. Антонов дает обещание делить заработок. Антонов остается членом коммуны.

Молодцова избрали казначеем.

…Сейчас идем в клуб на вечер ударника. Торжественная часть окончена. Из намеченных премированы Кулешов и Нечаев. Кулешову — ботинки, Нечаеву — брюки.

Ровно 12 часов. Вошли в новый год — 3-й год пятилетки. Выполним угольную пятилетку в 3 года. Поздравляю тебя, Володька, с новым, социалистическим решающим годом.

1931 год

7 января. Выступали в клубе. Вечер очень удачный и бодрый. Подняли настроение и бодрый дух пробудили. Решил, если будет отпуск, провести в деревне Маркелова. Поеду в деревню для того, чтобы проверить себя на деревенской работе. Прочел «На глухарей» Куприна, очень понравилось. Просто упоен этим эскизом. Больше писать не хочу, да и этого писать не следовало бы.

12 января. У нас Нечаев, Виктор, он приехал 9/I. Новости нерадостные. После нашего отъезда ребята распустились до того, что предались разгульной пьянке. Виктор с нами три смены лазил в шахту. Одевали его в спецовку и давали лампу. О работе отзыв дал плохой. «Ну и работа…», «Уж очень вагончики тяжелы, ни одно колесо не вертится!», «А газы — ведь это очень вредно». Завтра он уезжает.

Сегодня было заседание бюро.

Наметили лучших для передачи в партию.

Получил от мамы письмо, оно мне очень дорого. Мать в нем высказывает мысль действительно по-большевистски. Она говорит, что раз поехал, взял на себя ответственность за ликвидацию прорыва, то трудись: «взялся за гуж, не говори, что не дюж».

26-я лава начинала оседать. С боков кровля сыпалась давно со всех сторон. Оголовки ломались с медленным треском и образовывали букву М. В нескольких каморках прорвало, верх давить стало сильнее.

— Убирай инструмент, а то затопит, отвертывай молотки, выноси спецовки, — гремело в воздухе. Обстановка приобретала торжественность. А лава помалу садилась. Настойчиво давил уголь, громче и отчаяннее трещали верхняки и стойки, не выдерживая напора, ломались.

Из лавы ушли все. Опустели каморки, только мы с Мироновым остались в 26-й с последними вагонами. Одна лопата на двоих. Лава близилась к тому состоянию, которое называется «лава идет», «лава пошла». Точно дрова сосновые в печи, жарко трещали крепи. Потянуло чуть-чуть ветерком. Ветер в шахте.

— Давай вывезем вагоны, а то как бы не засыпало! — Вывезли вагоны, еще неполно нагруженные углем. Наблюдаем лаву. Вдруг ветерок сильнее потянул, где-то забулькало, треснуло надрывисто