К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №31 от 22.12.2009 - К барьеру! (запрещенная Дуэль)

Об этом нам поведали в своих произведениях Александр Савич Солженицын и Варлам Шаламов, а вот в оборот большой зоны, как иногда называли Советский Союз, то есть в оборот уже общественного мнения, это выражение пустила великий русский поэт Анна Андреевна Ахматова. На замечание, что ну как же так, надо видеть и положительное в деятельности Сталина, Анна Андреевна сказала, это примерно, это широко известно, это общеизвестно, это примерно так же, как сказать, да, конечно, он людоед, но нельзя не признать, что он неплохо играет на скрипке. Четвертое высказывание: какой факт, по которому мы с господином Мухиным достигли полного консенсуса. Факт в отношении протокола Молотова – Риббентропа и его реализации состоит вот в чем, и так и должен описываться.

Предусмотрен был раздел Польши, это было названо разграничением сферы интересов и первого сентября Гитлер вторгся на территорию Польши, а 17 числа вторглись наши войска. Вот это, таким образом, должен описываться чистый факт, а вот дальше историки могут спорить относительно того, как это? Было ли это, можно считать, оценкой того, что Сталин выступил на стороне Гитлера или это надо считать, что отстаивали собственные интересы. Идет спор по этому поводу, вообще, и вот, например, историк Строй, да и не только он, исходя из того, что агрессор первого сентября напал на независимую страну, с которой, между прочим, у СССР был договор о ненападении, а затем в спину ударили наши войска, значит, это нужно оценивать. Понятно, да? Что пришли на помощь Гитлеру. Сам Гитлер, между прочим, тоже высказывался, что он был избавлен от задачи уничтожения там остатков польской армии. А можно, наверное, никто же не отрицает право высказывать самые даже глупые, безумные оценки, сказать: Советский Союз, он преследовал исключительно свои интересы. Ну, можно сказать, что как это пошло на пользу Советскому Союзу. Что вот эта оценка, опять повторяю, Советский Союз в данном случае, он облегчил свою войну с Германией, опровергается простым фактом, что вот этой новой границей, которая была установлена по пакту Молотова – Риббентропа, германская армия прошла буквально, чуть ли не за два месяца и докатилась до Москвы, три миллиона военнопленных, фактически разгромлена была советская армия, вот так Сталин подготовился к войне.

Но я оставляю, ваша честь, это, это всё сфера оценок и, наконец, вот такое высказывание: «Сталин и члены политбюро, вынесшие обязательное для исполнителей решение о расстреле поляков, избегая моральной ответственности за тягчайшее преступление». Моральная ответственность, тягчайшее преступление – это оценки, оценка правовая, оценка моральная, а вот первая часть - она фиксирует факт.

Наша позиция, ваша честь: речь идёт во всех этих случаях относительно массовых репрессий, которые были при Сталине. Относительно пакта Молотова – Риббентропа, относительно вторжения в Польшу, относительно решения о катынском расстреле, всё это наша сторона считает общеизвестными фактами, которые избавляют нас от обязанности доказывания. Мы представляли вот эти доказательства в обоснование того, что действительно эти факты общеизвестны, по той причине, что сторона истца это пыталась отрицать. Ну, а общеизвестными факты признаёт суд, но какие факты признаются общеизвестными? Понятно, это факты, которые фиксируются на высоком государственном уровне, они признаются, изложены в решениях руководства страны, никем не опровергнуты на этом же уровне, либо они настолько признаются очевидными в науке, что включаются в учебники, в учебники для школьников и студентов.

И вот такого рода документы были представлены, причём, очень важно, ваша честь, что они в разного рода источниках. Каждый, кто хочет поинтересоваться, может эти источники прочесть, посмотреть и в этом деле убедиться. Это было ответом, опять же, на доводы истцов, которые утверждали «да никаких Сталин обязательных указаний никому не давал», опять же немножко всё-таки исказили смысл вот этих документов, которые были представлены, а я брался доказывать единственный факт, кем бы Сталин ни был, вот кем бы он ни был, он был генеральным секретарём, он был просто секретарём, он возглавлял Совет труда и обороны, он возглавлял Совет народных комиссаров, он затем, на краткое время, опять после войны пошёл в ВКП(б), в Политбюро, дальше он опять вышел оттуда.

Неважно, кем бы он ни был, к нему обращаются руководители органов государственной безопасности за согласием и за разрешением привлечь кого-то к уголовной ответственности, направить дело в суд. Это, ваша честь, факты абсолютно очевидные по той причине, что они признаны уже. Много лет назад, общеизвестно, начиная с 1956 года, это выступление Хрущёва на съезде партии, единственный документ представлен, это комиссия Шверника, которая работала очень долго и которая констатировала вот эти преступления, прежде всего, Сталина перед страной.

Дальше, ваша честь, по Катыни. Исходя из того отношения ко всем правителям после, видимо, наверное Черненко, даже не знаю, или Андропов тоже относится к числу вот этих вот, как они говорили, наверно, не относится, я вот думаю. (Мухин: «Тонкошеих вождей?»). Значит, думаю, что к несостоятельным абсолютно руководителям, которые по сравнению со Сталиным бледная тень какая-то, ну уж точно абсолютно в негодяях у нас руководители страны, когда она стала на путь демократических реформ.

Это отношение к Горбачёву, это отношение к Ельцину и, как мы выяснили сейчас, частично отношение к Путину. Давайте представим себе, можно предположить, мы много наслушались здесь предположений, разных трактовок, сопоставлений, оценок, что оставим уделу историков. Но вот предположить, что руководитель страны, вначале СССР, а затем России демократической, признаёт ответственность Советского государства за расстрел польских офицеров и передаёт туда документы, вообще не удостоверившись в их подлинности. Ведь дело в том, что Горбачёву и Ельцину не надо было ждать расследования, которое проводит Яблоков или ещё кто-то там, ещё другой, они-то имели доступ, простите, к этой секретной папке, и тогда, когда они, люди, которые видели множество документов с подписями Сталина, прекрасно знали его почерк, они, между прочим, могли бы, естественно, из секретной папки, которая хранится за семью печатями, убедиться в том, кто повинен в расстреле польских офицеров. А ведь действительно, на протяжении тридцати шести лет вина работников НКВД в расстреле поляков, она отрицалась. И действительно, была комиссия Бурденко создана, и каких-то девять, соответственно, военнослужащих было там описано, здесь я просто вынужден повториться, но это важно, ваша честь.

Нюрнбергский процесс, куда были представлены вот эти доказательства советской стороны как подтверждения преступления против человечности гитлеровских преступников. Нюрнбергский процесс счёл эти доказательства весьма неубедительными, и в приговоре Нюрнбергского трибунала они отсутствуют. Что касается суда Конституционного, то я уже соответственно говорил, факты, которые являются преступными, Конституционный суд признавать не вправе, если нет окончательного постановления на этот счёт уполномоченного органа. Это может быть судебный приговор, ну, разумеется, это может быть, как и постановление о прекращении дела, не отменённое, не изменённое на тот момент. Такого рода решения, которые выносили бы правоохранительные органы, общей юрисдикции суды, их не было. Поэтому я могу только оценить как весьма недобросовестную оценку постановления Конституционного суда, который якобы отверг, чуть ли не признал фальшивками вот эти документы, которые были вброшены. По этой причине, ваша честь, констатация этих фактов на таком высоком уровне, непересмотренность их в настоящий момент, широкое их представление в разного рода источниках, научных источниках, учебниках, естественно, делает эти факты общедоступными. Соответственно, общеизвестными. А мы, повторяю, представляли наши доказательства просто, в ответ на позицию представителей истца, для того чтобы просто ещё раз напомнить и как-то укрепить, что действительно такого рода обстоятельства являются общеизвестными. Я уже, ваша честь, говорил о том, что представители истцов использовали судебное заседание как трибуну для пропаганды своих политических и, отчасти, научных взглядов, я не выполню свой профессиональный и правозащитный долг перед моими доверителями, если очень кратко не коснусь значения этого процесса.

Представитель истца господин Жура заявил о том, что этот процесс имеет политический характер, я б сказал так: он имеет некоторую политическую окраску, которая абсолютно никак не должна влиять на то, что решение гражданский суд выносит в рамках своих полномочий и на основе тех правил, которые установлены в законе. И соответствующий прецедент европейского суда, в разъяснениях пленума Верховного суда, но не могу не коснуться. И это прямо вытекает из характера этого иска, если выявляется о защите чести и достоинства Сталина, это означает, что истец и представители считают, что этот человек обладает высокими моральными качествами, которые порочатся вот этими высказываниями.