Время предательства - Луиза Пенни

Он повернулся к Мирне:

– Как вы себя чувствуете сегодня?

– Ужасно, – ответила она, слабо улыбнувшись.

Судя по виду, она почти не спала ночью.

Клара взяла подругу за руку.

– Инспектор Лакост сегодня утром получит всю информацию, собранную Монреальской полицией, – сказал Гамаш. – Я поеду в город, и мы опросим свидетелей. Главный вопрос вот в чем: знал ли убийца, кто она на самом деле?

– Вы хотите сказать, было ли это случайное убийство, или целью была Констанс? – спросил Оливье.

– Это вечный вопрос, – кивнул Гамаш.

– Вы думаете, что хотели убить именно ее? – спросила Клара. – Или это случилось по ошибке? Ограбление, которое пошло не по сценарию?

– Был ли это mens rea, виновный разум, или убийство произошло случайно? – подытожил Гамаш. – Это мы и должны выяснить.

– Постойте, – сказал Габри, который присоединился к ним некоторое время назад, но хранил необычное для него молчание. – На что вы намекали, когда говорили «кто она на самом деле»? Не просто «кто она», а «кто она на самом деле». Что вы имели в виду? – Габри перевел взгляд с Гамаша на Мирну и снова на Гамаша. – Кем она была?

Старший инспектор подался вперед, собираясь ответить, потом посмотрел на Мирну, молча сидевшую в своем кресле. Он кивнул. Мирна не одно десятилетие хранила тайну. Кому, как не ей, принадлежало право ее раскрыть.

Мирна открыла рот, но тут раздался ворчливый голос:

– Она была Констанс Уэлле. Тупица.

Глава одиннадцатая

– Констанс Уэлле Тупица? – спросил Габри.

Рут и Роза уставились на него.

– Фак-фак-фак, – пробормотала утка.

– Она – Констанс Уэлле, – пояснила Рут ледяным тоном. – А тупица – ты.

– Ты знала? – спросила Мирна у старой поэтессы.

Рут посадила Розу к себе на колени и принялась гладить, как котенка. Роза выпрямила шею, потянулась клювом к Рут, удобно устроилась в гнезде старого тела.

– Не сразу. Я думала, что она просто занудная старая жопа. Вроде тебя.

– Постой, – сказал Габри, помахав своей большой рукой перед лицом, словно чтобы рассеять недоумение. – Констанс Пино была Констанс Уэлле?

Он посмотрел на Оливье.

– Ты знал?

Но лицо его партнера ясно говорило, что он удивлен не меньше.

Габри оглядел собравшихся и наконец остановил взгляд на Гамаше:

– Мы говорим об одном и том же? О пятерняшках Уэлле?

– C’est ça[23], – ответил старший инспектор.

– О пятерняшках? – повторил Габри, все еще неспособный осознать это полностью.

– Именно, – заверил его Гамаш.

Но ответ старшего инспектора лишь усилил недоумение Габри.

– Я думал, они уже умерли, – сказал он.

– Почему все вокруг говорят об этом? – удивилась Мирна.

– Ну, это ведь было так давно. В стародавние времена.

Наступило молчание. Габри точно выразил общее мнение. Удивляло не столько то, что одна из Уэлле умерла, сколько то, что кто-то из них все еще оставался в живых. И даже общался с ними.

Пятерняшки были легендой Квебека. Канады. Всего мира. Они были феноменом. Чуть ли не цирковыми уродцами. Пять маленьких девочек, совершенно одинаковых. Они родились в худшие годы Великой депрессии. Были зачаты без помощи каких-либо таблеток, усиливающих репродуктивную функцию. Не в пробирке, а в естественных условиях. Единственная из известных пятерня, в которой все младенцы выжили. И последняя из них дожила до семидесяти семи лет. До вчерашнего дня.

– Кроме Констанс, никого из них не осталось, – сказала Мирна. – Ее сестра Маргерит умерла в октябре от инсульта.

– Была ли Констанс замужем? – спросил Оливье. – Фамилия Пино – от мужа?

– Нет, никто из них так и не вышел замуж, – ответила Мирна. – Они жили под девичьей фамилией матери – Пино.

– Почему? – спросил Габри.

– А как по-твоему, ослина? – фыркнула Рут. – Не все же хотят быть в центре внимания.

– Откуда же ты узнала, кто она такая? – спросил Габри.

Ко всеобщему удивлению, Рут ответила молчанием. Все ждали от нее какой-нибудь грубости, а она плотно сжала губы.

Но наконец соизволила ответить:

– Она сама мне сказала. Но мы с ней на эту тему не говорили.

– Да брось ты, – возразила Мирна. – Она сказала тебе, что она одна из пятерняшек Уэлле, а ты не задала ей ни одного вопроса?

– Можете мне не верить, – проворчала Рут, – но, увы, это правда.

– Правда? Да ты бы не узнала правду, даже если бы она укусила тебя за твое «увы»! – сказал Габри.

Проигнорировав его, Рут вперилась взглядом в Гамаша, который внимательно глядел на нее.

– Ее убили, потому что она была одной из пятерняшек Уэлле? – спросила она.

– А вы как считаете? – ответил вопросом Гамаш.

– Не могу понять зачем, – признала Рут. – И все же…

«И все же, – подумал Гамаш, вставая. – И все же. Какой еще мог быть повод для убийства?»

Он посмотрел на часы. Почти девять. Пора ехать. Старший инспектор извинился и пошел позвонить из бара, вовремя вспомнив, что его сотовый здесь не работает и электронная почта сюда не доходит. Он представил себе, как сообщения мелькают в небесах над деревней, не в силах опуститься. Ждут, когда, уезжая из Трех Сосен, он поднимется на холм, и тут же обрушатся на него, как пикирующие бомбардировщики.

Но пока он оставался здесь, ни одно сообщение не могло до него добраться. Арман Гамаш подозревал, что этим отчасти объясняется его крепкий здоровый сон. И что именно поэтому Констанс Уэлле сумела здесь расслабиться.

В Трех Соснах она чувствовала себя в безопасности. Здесь ее ничто не могло достать. И только уехав, она нашла свою смерть.

Или…

Он слушал гудки в трубке, а его мысли обгоняли друг друга.

Или…

Ее убили не тогда, когда она уехала отсюда, понял Гамаш. Констанс Уэлле убили, когда она собиралась вернуться в Три Сосны.

– Bonjour, patron, – раздался в трубке бодрый голос инспектора Лакост.

– Как ты догадалась, что звоню я? – спросил он.

– Идентификатор выдал слово «бистро». Это наше кодовое слово для вас.

Он задумался на секунду, прикидывая, правда ли это, но тут она рассмеялась:

– Вы все еще в Трех Соснах?

– Да, собираюсь уезжать. Какие у тебя новости?

– У нас есть результаты вскрытия и криминалистическая экспертиза из Монреальской полиции, а я сейчас читаю протоколы опроса соседей. Уже отправила вам.

«Витают где-то надо мной в облаках», – подумал Гамаш.

– Что-нибудь важное?

– Пока ничего. Похоже, соседи не знали, кто она.

– А теперь знают?

– Мы им не говорили. Нужно как можно дольше придерживать эту информацию. Пресса пустится во все тяжкие, когда узнает, что последняя из пятерняшек убита.

– Я бы хотел еще раз осмотреть место преступления. Ты сможешь подъехать к дому Уэлле через полтора часа?

– D’accord[24], – сказала Лакост.

Гамаш посмотрел в зеркало за баром. Увидел в нем свое отражение, а за спиной у себя – бистро с рождественскими украшениями и окном, выходящим на заснеженную деревню. Солнце уже взошло и повисло над верхушками деревьев, а небо голубело самой бледной зимней голубизной. Большинство посетителей бистро вернулись к своим разговорам, возбужденные, взбудораженные известием о том, что своими глазами видели одну из пятерняшек Уэлле. Гамаш чувствовал, как флюиды их эмоций гуляют по залу. Сенсационное открытие взволновало их. Потом они вспоминали, что Констанс мертва. Потом возвращались к феномену пятерняшек. Потом говорили об убийстве. Это было похоже на атомы, мечущиеся между полюсами, не в состоянии обрести неподвижность в каком-либо из мест.

У камина друзья выражали сочувствие Мирне. И все же… Пока он глядел в зеркало, у него возникло ощущение какого-то движения. Кто-то посмотрел на него и быстро опустил взгляд.

Но одна пара глаз постоянно следила за ним. Не мигая, не уставая.

Глаза Анри.

Пес невозмутимо сидел на полу, не замечая шума вокруг. Он смотрел на Гамаша. Смотрел как загипнотизированный. Ждал. Он мог ждать вечно, абсолютно уверенный в том, что Гамаш о нем не забудет.

Гамаш поймал взгляд овчарки и улыбнулся ему в зеркало. Анри замахал хвостом, причем его тело оставалось совершенно неподвижным.

– Что теперь, patron? – спросил Оливье, зайдя за стойку бара в тот момент, когда Гамаш повесил трубку.

– Теперь я еду в Монреаль. Дела ждут.

Оливье снял трубку:

– И у меня тоже дела. Удачи, старший инспектор.

– Удачи и вам, mon vieux.

Старший инспектор Гамаш встретился с Изабель Лакост перед домом Констанс, и внутрь они вошли вместе.

– А где Анри? – спросила она, включив свет в доме.

День стоял солнечный, но в комнате царил сумрак, словно все краски ушли из него.

– Оставил его в Трех Соснах с Кларой. Оба, кажется, были абсолютно счастливы.

Он пообещал Анри, что вернется, и пес ему поверил.

Гамаш и Лакост сели за кухонный стол и стали просматривать протоколы опросов соседей и данные криминалистической экспертизы. Монреальская полиция провела большую работу, сняла показания и отпечатки пальцев, отобрала образцы.