Журнал «Вокруг Света» №02 за 1963 год - Вокруг Света

Наутро метель усиливается. Вход в палатку завален огромным сугробом.

Володя досадует:

— Надо что-то предпринимать.

— Все великие путешественники, — отвечаю ему из спального мешка, — такие дни отдавали отдыху. Воевать с пургой можно лишь терпением.

Только к вечеру третьего дня замечаем прояснение на востоке.

Метель уплотнила и, точно ювелир, обработала снежные заструги: из сугробов вырезаны миниатюрные «горные страны». Мы шагаем на лыжах, разрушая «хребты», «утесы» и «долины». А вот и самая верхушка купола. Уклон совсем незаметен. Плоская белая равнина. Еще никто никогда не проникал здесь в глубь купола. Наша скважина будет первой.

Под метровым слоем снега обнаружили фирн. Бур вошел в него легко, как в масло.

Бурим. Первый метр, второй-шестой... Опускаем в скважину термометр: с глубиной температура повышается. Таково уж свойство фирна: прогреваясь талыми водами, он долго сохраняет тепло, даже когда на поверхности купола свирепствуют пятидесятиградусные морозы.

Мы и не заметили, что проработали до самой «полуночи».

Сбросили на снег рукавицы и огляделись. Какая тишина! Лишь откуда-то издалека доносятся истерические крики чаек да приглушенный рокот трактора. Даже не верится, что это «белое безмолвие» пришло на смену вою ветра и пляске метели. Небо полно бесшумного движения облаков, освещенных полуночным солнцем. Облака то зеленые, то песочно-желтые, то янтарные. Край купола оторочен голубой каемкой. Местами из-за горизонта выкатываются мохнатые клубы тумана...

Утром — последние работы на Лунном. Тепло, солнечно. Свет раздражает глаза даже в темных очках, и ощущение такое, будто они засыпаны песком. По всем признакам, мы «подцепили» настоящую полярную болезнь — снежную слепоту.

Собачья упряжка подкатывает к палатке неожиданно. Каюр — радист полярной станции Саша — вместо приветствия кричит срывающимся голосом:

— Куда смотрите? Вокруг вас звери ходят! Три медведя! Как в сказке!

— Где?

— Вон, совсем рядом, чуть выше!

Из-за «снежной слепоты» мы ничего не видим — белая пелена застилает глаза. А три гостя действительно пришли посмотреть на нашу палатку.

Собаки с визгом рвутся к медведям. «Звери из сказки» бросаются наутек.

Мы укладываем на нарты вещи, усаживаемся. Володя становится на лыжи и на буксире едет за нартами. Он хочет продемонстрировать новый «вид спорта» — снежный акваплан.

...С западной окраины архипелага — Земли Александры — мы перелетаем на самый восток архипелага, на остров Греэм-Белл. Земля Франца Иосифа с воздуха видна почти вся от северной сплошь ледяной Белой Земли до темного острова Греэм-Белл на юго-востоке.

Греэм-Белл — один из четырех самых крупных островов архипелага. Открыт он был еще в 1899 году, но до сих пор изучена лишь его узкая береговая полоса. Мы первыми вступим на вершины острова, проникнем в его ледяное сердце.

Самолет снижается над широкой холмистой равниной. Она желтого цвета. Это песок, совсем неожиданный после заснеженной Земли Александры.

Великолепный пляж из мелкого песочка, дальше — песчаные холмы с вершинами, рябыми от разноцветной гальки, «дайки» — невысокие хребты из застывшей базальтовой лавы. На склонах даек и холмов — белые и желтые маки, кустики травы, миниатюрные цветы — ясколки.

Дайки уходят под щит из нескольких слившихся ледовых куполов. Но что это? Купола издали кажутся синевато-черного цвета. Таких ледников мы еще не видели. Снежная метель, смешанная с песчаной бурей, выкрасила лед.

Самый восточный из них мы окрестили, по праву первых исследователей, Солнечным — в память о благоприятствовавшей нам погоде.

Надвигалась полярная ночь. Вечерами стало уже темно. В сумерках ледяные купола светились таинственным лунным светом. Пришел срок возвращаться.

Мы получили новые данные об отступлении ледников на всем архипелаге. Удалось установить, что оледенение на востоке архипелага отступает так же активно, как и на западе. Но многие загадки Страны Ледяных Куполов еще ждут исследователей.

В. Маркин

Фото автора

Бьерн — преданный друг

Человек и собака с трудом пробирались через загроможденное торосами и рассеченное трещинами ледяное плато восточного Лабрадора. Ирландский врач и этнограф Томас О"Нейл, запасшись медикаментами, покинул центральную факторию в глубине полуострова в конце ноября, рассчитывая добраться к эскимосским селениям на побережье до начала зимних снежных циклонов. Это было не первое путешествие О"Нейла по безлюдной снежной пустыне; ученого хорошо знали на Лабрадоре. Аборигены звали его «эскимосским доктором». Друзья предупреждали О"Нейла об опасности шестисоткилометрового перехода через ледяную пустыню, да еще в начале зимы. Но бродячие торговцы принесли в факторию весть, что на севере в зимних стойбищах эскимосов начался легочный грипп. Этот грипп станет смертельным для эскимосских детей, если только вовремя не доставить туда противогриппозную сыворотку. Ирландец взял с собой только лыжи и легкие сани, в которые впряг Вьерна — свою лучшую собаку. Бьерна подарили доктору эскимосы. Пес обладал всеми достоинствами упряжной собаки: был непритязателен в пище, вынослив и каким-то инстинктом мог находить потерянную в буране дорогу. С этим спутником О"Нейл надеялся благополучно миновать безлюдный участок пути. Циклон начался неожиданно и совершенно бесшумно. Он всей силой обрушился на путников, погнал их под защиту ближайшей скалы. Там они пробыли пятеро суток. Холод все больше охватывал тело. Съеден последний кусок пеммикана — смешанного с жиром сушеного оленьего мяса. Наконец буран стих. О"Нейл откинул оленью шкуру, прикрывающую вход в снежную пещеру, и выбрался наружу. Снег ослепил его нестерпимым блеском, и он, зажмурив глаза, сделал несколько шагов вперед. Потом ощупью вернулся. Дело в том, что, отправляясь в путь, О"Нейл забыл темные очки и еще перед бураном у него заболели глаза. А теперь он ослеп окончательно... В полумраке О"Нейл с трудом нацарапал на клочке бумаги план местности с координатами своего случайного убежища и несколько слов по-эскимосски: просьбу о помощи. Записку врач завернул в тряпку и, скрутив ее, повязал Бьерну наподобие ошейника. Он долго ласкал собаку, потом вывел ее из пещеры и, указав направление, скомандовал: «Вперед!» ...О"Нейл не знал, сколько суток он пробыл один в пещере. Один раз, проснувшись, он поднес часы вплотную к глазам: стрелки показывали за полночь. Он медленно поднялся, чтобы разжечь спиртовку. И снова сел: снаружи доносились человеческие голоса и громкий собачий лай. Совершенно обессиленный, он едва осознал, что пришло спасение. Оказалось, эскимосы сами вышли из стойбища навстречу О"Нейлу, чтобы провести его через самый трудный заснеженный участок пути. Но они думали, что доктор пойдет по старой тропе, которая находится много западнее, и отправились по ней. И вдруг кто-то из охотников заметил на гребне одного из отдаленных снежных холмов силуэт собаки. Услышав выстрел, собака из последних сил бросилась к людям. Бьерн исхудал до неузнаваемости, лапы у него кровоточили. Но, едва схватив предложенный кусок оленины, собака кинулась обратно к занесенному снегом человеку. Ее гнал туда инстинкт, такой же глубокий, как инстинкт сохранения жизни. О. Кокорин

Зоя Туманова. Алые снега

Ветер не унимался тридцатые сутки.

Никто не обращал никакого внимания, кроме Димки, конечно.

Избыток воображения Димка старался прикрыть иронией:

— Наша халабуда должна выдерживать до сорока в секунду. Мы это знаем. А что, если ветер этого не знает?..

Вопрос был неприличный до дикости, но Артем снизошел:

— Запомни, Димур, в эти стены, кроме дюраля и пенопласта, вложена конструкторская любовь. Штука прочная, не сомневайся.

Все же он невольно наклонил голову, вслушиваясь.

За стеной скрежетало так, будто кто-то драил наждаком помутневшее стекло неба. Ветер яростно и явственно погрозил: «У-у-убью-уу!» Всю эту катавасию перекрыл грохот. Свет в комнате точно вздохнул и погас.

— Проклятый ветряга! — пробасил Олег.

— К анекдотам о «сверх», — хихикнул в темноте Димка. — Сверхвезенье зимовщиков — нет связи, нет погоды, нет света...

Его тенорок был перекрыт очередным Искандеровым взрывом:

— Обыкновенные трудности! А ты как хотел? Иллюминацию, да? Фестиваль на высоте три семьсот?

Судя по звукам, он уже проник в кухню, разыскивал свечи, роняя все, что только могло стукнуть, брякнуть, покатиться со звоном.