Охота на льва - Лариса Петровичева

Хела слушала его и кивала. Большая часть ее миссии была выполнена.

Хотя Андрей и не испытывал особого восторга от обновленной столицы, здесь были места, которые ему очень понравились. Гуляя по городу, он с удовольствием отдыхал в маленьких парках так называемого Зеленого ожерелья вокруг группы заводов либо заходил в библиотеки, которых в столице было больше десятка, и в них было полно читателей. Шашунка, которая в прежние времена являла собой обычную речонку-тухлячку, куда сливали отходы и нечистоты, преобразилась в чистую звонкую реку, украшенную мостами и закованную в гранит, – Андрей частенько сидел на скамье возле берега, рассматривая бело-золотую столичную панораму, и размышлял.

Он все еще не мог решить, что ему тут делать и чем заниматься. Андрею давно хотелось покинуть гостеприимный дом его величества – очень уж ему не нравился взгляд императора, которым он одаривал Нессу: бледный и тяжелый, он напоминал взгляд охотника сквозь прицел за секунду до того, как спускается курок. Чем скорее он, Андрей, найдет новый приют для себя и дочери, тем лучше. А кем работать? Он, конечно, сможет найти себе работу в лекарском центре – труд в госпитале военного гарнизона сделал Андрея неплохим хирургом, но что будет делать Несса? Вряд ли она с ее энергичным характером станет сидеть дома и спокойно вести хозяйство, тем более что после смерти Олега создание домашнего уюта вряд ли поможет ей прийти в себя.

Когда Олега отправили в Туннель, Андрей пошел на поклон к старому знакомому – отставному полковнику секретной службы Гармонии Максиму Торнвальду и пал в ноги, умоляя узнать хоть что-то о дальнейшей судьбе зятя. А вдруг ему повезло, и он попал на гуманоидную планету? Пускай вдали от семьи, в чужом мире, но Олег будет жить. Он-то, Андрей, выжил. Полковник Торнвальд долго отпирался, сетуя на старость и болезни, но потом все же связался с коллегами. Андрей слышал их разговор и думал только об одном – как рассказать Нессе правду.

Потом он сотню, тысячу раз пожалел о том, что признался.

Мимо Андрея проплыла очередная бело-голубая гондола. Гондольер помахал сидящему и, не дождавшись приглашения причалить, направился дальше. Водное такси, надо же. Быстро, легко, удобно – дивный новый мир, созданный императором Торном, казался Андрею игрушечным, словно Шани выстроил для себя кукольный дом с живыми марионетками. Впрочем, кому от этого хуже, и кто он, Андрей, такой, чтобы критиковать перемены, произошедшие в стране?

Андрей провел ладонью по лицу, словно смахивая паутину мыслей, поднялся со скамьи и неторопливо побрел в сторону Научного квартала – там находились основные корпуса столичных академиумов и располагалась Главная городская библиотека. Андрей хотел пролистать подшивки газет за прошлые годы. Не читать же, в самом деле, ту ерунду, которая расклеена на стендах на углах домов, где рядом с официальными новостями публикуют сущий вздор вроде того, что в особняке генерала Паулица домовой пишет на стенах матерные частушки.

Однако попасть в библиотеку Андрею так и не удалось. Сперва он остановился, заслушавшись мелодичными голосами колоколов в храме святого мученика Игнасия, что располагался на соседней улице и был чуть ли не единственным столичным храмом, нисколько не пострадавшим за годы войны и интервенции, а затем почувствовал удар.

Потом, вспоминая о взрыве, произошедшем в храме во время службы, Андрей думал, что все произошедшее уложилось в несколько мгновений, плотно спрессованных в оглушающий грохот. Он услышал взрыв, под ногами задрожала земля, и хрустальным звоном откликнулись оконные стекла, сияющим дождем вылетевшие из рам в соседних домах. Все это Андрей и воспринял как удар, оглушивший его сознание на некоторое время. Затем на несколько секунд воцарилась страшная тишина, которую практически сразу же разорвал женский вопль.

И Андрей бросился бежать.

Взрыв прогремел в тот самый момент, когда в храме закончилась утренняя служба и люди шли к алтарю принять благословение. Выбежав к храму, Андрей замер – вместо старинного здания, украшенного изящными статуями и причудливой резьбой, теперь дымилась гора обломков. Западная стена, впрочем, устояла – оттуда, с фрески, на развалины горестно взирал Заступник с Андреевым лицом. Со всех сторон к храму сбегались люди, невесть откуда взявшиеся охранцы уже оцепляли площадь перед зданием, а несколько человек растаскивали в стороны камни, пытаясь найти живых. Чуть поодаль Андрей заметил двух окровавленных парней в академитских мантиях – видимо, они стояли возле самого выхода и успели спастись. Один из них плакал навзрыд, второй все время порывался встать, но снова и снова устало опускался на землю.

– Я лекарник, – произнес Андрей охранцу, который счел его за зеваку и попытался отодвинуть за алую ленту ограждения. – Я лекарник, пропустите меня.

– Конечно, господин, – охранец был молод и невероятно перепуган. – Проходите, там уже первых достают.

Однако Андрей уже ничем не мог им помочь. То, что еще какой-то час назад было ребенком, теперь превратилось в сломанную куклу из плоти и крови. Андрей нервно сглотнул, пытаясь подавить вскрик, и накрыл маленькое тело зеленой тканью, поданной одним из охранцев. Затем он подошел к академитам и спросил:

– Ребята, как вы?

– Я нормально, – ответил плачущий лопоухий парнишка-южанин. Его смуглая кожа сейчас была серой от пыли и страха. – Дитар, ты что там?

– Ноги, – коротко ответил Дитар. – Ноги дрожат, встать не могу. Вы лекарник?

Андрей быстро осмотрел обоих. Академитам и правда невероятно повезло – они отделались царапинами и синяками.

– Сколько там было народу? – спросил Андрей.

К храму уже прибывали экипажи и фургоны столичных медицинских служб, и бело-голубые халаты замелькали среди толпы.

– Много, – сказал южанин. – Я бы сказал, сотни три…

Андрей крепко выматерился по-русски и направился к развалинам.

Живых там больше не было. Никого. Развалины храма разбирали до вечера и всякий раз, видя человека среди камней, надеялись, что он жив. Среди погибших в основном были женщины и дети, пришедшие в храм на первой неделе поста, чтобы традиционно освятить цветы у мощей мученика. Очень скоро Андрей почувствовал какое-то внутреннее отупение, которое позволяло ему отстраненно наблюдать и участвовать, – благодаря этому он мог оттаскивать камни, доставать мертвых, бесстрастно фиксировать смерть и не срываться в истерику. Потом ему стало совсем плохо – в легких словно возникла металлическая пластина, не позволявшая дышать, тогда Андрей отошел в сторону и обессиленно опустился на землю. Стоило ему остаться в относительном одиночестве, как окружающий мир, до того словно бы находившийся за защитной пленкой, тут же прорвался к Андрею – его захлестнуло звуками, красками, запахами. Он увидел новые детали на месте трагедии: темные пятна крови на камнях храма, закрытые зеленой тканью трупы и фрагменты тел, мятые почерневшие лепестки освященных цветов, обрывки одежды, игрушечный медоедик без лапы, рыдающие родные и близкие погибших – все это наконец-то догнало его, смяло и оглушило. Тогда Андрей закрыл лицо грязными ладонями и заплакал.

В столице был объявлен недельный траур по погибшим.

Горожане выглядели испуганными и недоумевающими. Пройдя через многолетнюю войну, они не понаслышке знали о том, что такое кровь и смерть, но не могли допустить даже мысли, что в мирное время может произойти подобное богохульное изуверство. Если раньше враг был известен в лицо, то теперь все замерли в ожидании незримой и неотвратимой беды, что могла нагрянуть в любую минуту.

– Я не знаю, как мне выразить мою скорбь.

Пришедшие на гражданскую панихиду по погибшим стояли, скорбно склонив головы. Погода в столице испортилась: низко нависли тучи, порой брызгало дождем, и усиливающийся ветер трепал черные флаги.

– Друзья мои, братья и сестры, – император, обращаясь с речью к народу, говорил вроде бы негромко, но в воцарившейся тишине его голос долетал до всех. – Скорбя и рыдая по погибшим, мы должны понимать, что этим не вернем наших близких. Я верю, что Заступник оказался к ним милостив, и сейчас все они пребывают в Его чертогах. В своей неизмеримой доброте и человеколюбии Он сможет унять и нашу боль, такую неуемную сейчас. Мы потеряли лучших людей, красу и будущее Аальхарна, и эту потерю ничто не восполнит.

В толпе кто-то всхлипывал. Шани тоже провел по щеке рукой в перчатке. Во влажном воздухе отчетливо ощущалась душная тяжесть идущей грозы.

– Расследование взрыва я беру под свой личный контроль, – продолжал император, – и перед лицом своего народа клянусь, что те, кто отнял у нас наших родных и близких, будут найдены и понесут самое суровое наказание.

По толпе прошла волна ропота. Жители столицы прекрасно знали, что император слов на ветер не бросает.