Эксперимент (СИ) - Юнина Наталья

– Ну, справедливости ради, тут не только красный, есть вкрапления желтого. Я бы сказала лимонного.

– Ну окей, с красными стенами все более-менее понятно. Но с унитазом то что? Только давай «без справедливости ради».

– Я не знаю. Не помню. Точнее…у меня туда упал крестик с цепочкой. Цепочку я достала, а вот крестик нет. Я руку туда сунь, а она не вынь.

– И? Как ты, блядь, его разобрала?!

– Я кто угодно, но не блядь. Не помню. Ну вот штука эта, как она зовется? Ключ? Или отвертка. Наверное, ими что-то открутила, когда высунула руку.

– Где ты вообще это взяла?

– Не знаю. Но, мне кажется, в сумочке я такое не ношу. Вот то, что я воду перекрыла, я помню. Мне бы помыться. А у тебя нет другой ванной комнаты?

– А что в этой не так? – иронично бросает Архангельский. – Мойся, дорогуля.

– Стены. Мне тоже не нравится красный. Не мой цвет.

– Полный абзац, – раздраженно бросает он, беря меня за руку.

Надо отдать ему должное, он не выкидывает меня в окно, а заводит в другую ванную комнату. Эта еще красивее. А какая шикарная джакузи.

– Давай мне свои шмотки и дуй в душевую.

– Нет. Я при тебе не разденусь.

– Лучше не беси меня.

– Не отдам.

Интуиция меня подводит уже дважды. Меня никто не заталкивает в душевую, не бьет и не раздевает против воли. Оставшись наедине с собой, я скидываю с себя одежду и залезаю в душевую.

И только помывшись, осознала, что в ванной нет ни моего белья, ни одежды…

– Давай на выход, – перевожу взгляд на стоящего в дверях Архангельского. Хорошо хоть на мне полотенце. Благо большое. Скрывающее все, что надо.

– Спать?

– Спать.

Перевожу взгляд на свое отражение в зеркале. Для такой позорной ночи и такого количества алкоголя я выгляжу максимально хорошо. Еще бы получить обратно свои трусы вместе с одеждой. И вообще было бы супер.

Высушив волосы феном, я заворачиваюсь в большой махровый халат. Как бы мне ни хотелось, но выйти из комнаты придется. Судя по настенным часам, справилась я за сорок восемь минут.

Спустилась вниз и пошла на запах чего-то жареного, напоминающего картофель, и замерла перед входом на кухню. Страшно, черт возьми. Ванная – ничто, по сравнению с тем, что он в курсе, что я никакая не Ксения.

– Твое дыхание слышно за версту, – да, блин, как он это делает?! Гад. – Не ссы, не съем, – тут же добавляет Архангельский. Захожу на кухню и стопорюсь при виде его. – Присаживайся, Наталь Санна.

Глава 11

И как себя вести после случившегося? Особенно, когда теперь я не замужний психолог, а секретарша Наташа. Блин, теперь еще и бывшая. Это все видимость спокойствия с его стороны. Он меня в порошок сотрет. Просто выжидает удобный момент. То, что ему нравится со мной играть – к гадалке не ходи.

– Тебя снова замкнуло, Наташка? Может, ты уже сядешь?

Вот у быков есть неконтролируемая реакция на красную тряпку. А у меня на собственное имя. Больше, чем Наташка, меня бесит разве что Натаха. Оба варианта вызывают во мне неконтролируемую ярость. И сейчас, смотря на Архангельского, я хочу пробить ему лоб.

– Натаха, прием? – спокойно… Это провокация. У меня явно на лице видна реакция на произношение моего имени. Ладно, актриса я, в конце концов, или нет?

Как можно спокойнее делаю шаг к стулу за барной стойкой, а дальше ступор. Не сказать, что я неуклюжая, но и грациозной меня тоже назвать нельзя, равно как и спортивной. Стул слишком высокий. Нормально, не говоря уже о том, чтобы грациозно, я физически не смогу на него забраться. Да я вообще не смогу на него взобраться.

Только я поворачиваюсь, чтобы родить из себя просьбу о помощи, как мне тут же ложатся на талию руки Архангельского. Мгновение и он приподнимает меня, и усаживает на барный стул. Поблагодарить его не могу. Вот прям противится что-то во мне. К счастью, он и не требует от меня благодарных речей. Только когда Архангельский отворачивается к плите, я облегченно выдыхаю.

Первое, на что обращаю внимание: он готовит сам. Судя по запаху, хозяин дома переворачивает на сковороде все же картофель. Еще полчаса назад я бы сказала, что ни за что не буду есть в ближайшие пару дней. Сейчас же у меня начинают течь слюни от этого умопомрачительного запаха. Вот уж с чем у меня не ассоциировался Архангельский, так это с готовкой.

Несмотря на то, что он закинул кухонное полотенце себе на плечо и стоит с кухонной лопаткой, назвать его каким-то предпенсионным домохозяином не поворачивается язык. Хоть ему почти сорок лет, но напоминает он сексуального мужика из какой-нибудь рекламы. Вот сейчас могу с уверенностью сказать, что простая футболка и спортивные штаны определенно идут этому засранцу.

Очень сомневаюсь, что в его возрасте у меня будут такие же подкачанные задница и руки, как у него. Блин, у него и живот не висит. Не удивлюсь, если у него там еще что-то наподобие кубиков имеется.

Мда… поймала себя на мысли, что, если бы ему был тридцатник и он был хотя бы в раз десять менее богаче, скорее всего, я бы на него запала. Определенно в нем что-то есть.

Хм, а он неплохо выглядит с ножом в руках. Правду говорят, что мужчина и готовка – это сексуально. Блин, нашла о чем сейчас думать, придурочная. Прикладываю ладони к лицу, дабы развидеть эту картинку.

И только, когда рядом с собой слышу звук брякающей посуды, убираю ладони. Салат с помидорами и огурцами, заправленный сметаной, выглядит аппетитно. А маринованные и соленые огурцы вообще вызывают стойкое слюноотделение и желание их немедленно съесть. Эх, сейчас бы еще рассол выпить.

– Извини, Натах. Думаю, ты бы сейчас хотела нарубить сала с луком или чесноком, но у меня его нет. Как и скумбрии с килькой. Придется довольствоваться малым, – ухмыльнувшись, произносит Архангельский.

– Меня только осенило. Вячеслав – это же Слава.

– И?

– Славка, Славик. Славуха.

– Сказала Наташка, отнюдь не тоненькая ляжка.

– Что?!

– Скворечник закрой, Наталь Санна, вот что. Так уж и быть, буду звать тебя Натахой и Наташкой, только в особых случаях.

– Каких?

– Когда ты накосячишь. Утоли мое любопытство, какие у тебя мысли были после «Натахи»? Не фильтруй. Последствий не будет.

– Я впервые пожалела о том, что не ношу каблуки.

– Хм… потому что будь на тебе туфли с каблуком, ты бы им проткнула мне ногу?

– Нет. Я хотела всадить каблук промеж глаз. Ну или забить в твой лоб. Я не кровожадная, просто меня жутко триггерит от этих коверканий моего имени.

– Триггерит?

– Ну да.

– Это что? – можно было бы сказать, что он сейчас издевается, но нет, скорее всего, реально не знает. По крайней мере, выглядит он озадаченным.

– Триггер с английского – спусковой крючок. Триггерить – это что-то типа вызвать неприятные эмоции. В моем случае – вызвать гнев.

– Ясно. А знаешь, что у меня вызывает гнев?

– Когда портят имущество и разукрашивают стены томатным соком? – осторожно интересуюсь я, смотря на то, как рядом с моей тарелкой появляется вилка.

– Нет, дорогуля. У меня вызывает гнев, когда в русскую речь кто-нибудь вставляет новомодную американскую херню, типа тобой озвученную.

– Типа пруфы, девайсы? Краш? – шутки шутками, но в этот момент я реально поняла, что он не шутит. У него даже взгляд изменился. – Понятно.

– У меня с такими разговор простой, предпоследняя моя секретарша на себе это прочувствовала.

– Ты ее уволил?

– Нет. Просто доступно объяснил по-русски: пошла на хуй, – вскидывает руку вверх.

– Значит я тоже могу идти?

– А у тебя пока особые привилегии. Я свою секретаршу трахать не хотел, – невозмутимо произносит Архангельский, поставив на стойку сковороду с картофелем. – Поэтому, в твоем случае, это выражение имеет вполне себе прямой смысл.

– Фу, как пошло. Где ваша вежливость, Вячеслав Викторович?

– Зато правдиво. Напускная вежливость – не мой конек. Я и без того держался непозволительно долго, – а вот мы и перешли к главному. – Рассол будешь?