Ирка Хортица и компания. Брачный сезон - Илона Волынская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В городе звучно ударил колокол – а потом колокола забились, загрохотали, вызванивая тревогу. Над крышами заклубился черный дым, и почти невидимый на фоне закатного неба, взвился багровый факел пожара. Издалека он казался слабым и даже безобидным.
Из сгущающегося дыма вырвалась пятерка вооруженных от зубов до копыт кентавров, и галопом рванула вдоль берега. Ловко прыгая с камня на камень, они доскакали до ямы, огляделись, нашли место, где лежало тело.
– Полагаю, Быкоголового мы больше не увидим. – задумчиво разглядывая лужу крови и разбитые валуны, сказал старший, седой кентавр. – Жаль. С ним было так удобно… и дешево. А теперь еще подарки этому новому готовь… в возмещение нелюбезного приема…
– Подарки? Твари этой, которая нам контору разнесла? И склад? – взвился второй, помоложе, и стиснул копье с такой силой, что казалось, древко вот-вот переломится. – Да я его вовсе убью, как поймаю!
Седой окинул его долгим взглядом, особенно внимательно останавливаясь на свежей багровой ссадине на лбу и кровоподтеке в пол лица.
– И кто станет нам болотные товары носить? – поинтересовался седой.
– Найдем кого! – рявкнул молодой. – Или сами поход организуем…
Седой взбрыкнул задом… и его копыта врезались молодому в круп. Тот заорал, копыта его разъехались на камнях, и он кубарем полетел со склона – прямиком в воды Молочной.
– Когда вынырнет, передадите ему, что он уволен. – направляясь обратно к городу, обронил седой.
– Можем мы спросить почему, хозяин? – почтительно поинтересовался один из сопровождающих.
– Когда теряешь туповатого торгового партнера, безмозглого приказчика уже позволить себе не можешь. – ответил седой и помотал головой. – Надо же! Сперва нашего будущего партнера обобрать пытался, теперь поход он организует! Через туман! На болото! Которое никто не знает где! Уволен!
И кентавры торопливой рысью двинулись обратно к городу.
Все еще год назад
Челнок медленно выплыл из тумана, и взрезая узким носом черную болотную жижу, заскользил мимо сбившихся в кучу широких плоских лодок. Возившиеся на лодках существа замирали, провожая челнок глазами, а потом бросали свои дела и точно зачарованные ведьмой из человечьего мира, начинали перебираться с лодки на лодку, двигаясь за челноком вслед. Когда челнок пристал к лодке знахарки Ашши, там уже собралась целая толпа.
Опасливо озирающийся астем торопливо спрыгнул с носа челнока и ввинтился в толпу. Татльзвум нагнулся и… подхватив подмышки мертвое тело Быкоголового, бросил его на палубу лодки.
– А-а-ах! – раздаваясь в стороны, в едином порыве выдохнула толпа. И не ясно, чего больше было в этом слитном вздохе. Боли? Удовлетворения? Злости? Растерянности?
Татльзвум перепрыгнул следом, встал над телом и медленно обвел взглядом толпу. В душе дрогнуло легкое чувство довольства – они отводили глаза. Не все, но… даже самые отважные старались смотреть куда-то поверх его плеча.
– Теперь здесь командую я. – прерывая воцарившееся молчание очень просто сказал Тат.
– Почему это ты? – спросил здоровяк-зитирон, расправляя покрытые чешуей брони плечи.
Татльзвум открыл мешок и выложил оттуда сверток. Развернул…
– Это то, что наменял Быкоголовый. – специально стараясь говорить тихо, чтоб остальным пришлось молчать и прислушиваться, сказал он. – На все, что вы добыли с предыдущей менки.
И положил рядом с телом. При виде скудного содержимого свертка на всех лицах отразилось разочарование – даже у престарелого шкаролупца, чья физиономия, покрытая скорлупой вместо кожи, вообще выразительностью не отличалась.
– Это то, что он от вас утаил… – рядом лег второй сверток.
– Хлеб! – пронзительно выкрикнул энатокет и его драные уши звучно хлопнули, подняв ветер.
– Мясо! – едва не взвыл зитирон, скаля клыки. Народ забурлил, загомонил, придвинулся поближе, галдя – теперь на труп Быкоголового глядели уже без всякого сочувствия.
– А это то, что сменял я! – повышая голос, провозгласил Татльзвум… и сдернул драную тряпку с кучи на носу челнока.
Кто-то захрипел. Кто-то подавился.
Розовели ощипанные тушки птичек-берныклей и краснело тугим алым срезом баранцовое мясо. Сладкие лепестки хищных цветков были свернуты в аккуратный тючок. Синели… краснели… желтели аппетитные бока плодов…
– А это то, что выменял я. – сказал Тат.
– На… на что? – прихромавший из глубины лодки человек выглядел уже неплохо – Ашша помогла. Но вот подкормить его было нечем и сейчас его шатало при каждом шаге, а устремленный на мясо взгляд был страшен.
– На мазь. – ухмыльнулся Тат. И после небольшой паузы небрежно добавил. – На один туесок.
Стоящий в толпе астем демонстративно заткнул нос и в ответ на удивленные взгляды, небрежно пояснил:
– Перенюхался за дорогу – мутит малёхо после голодухи-то!
– А кто считает, что сможет торговаться лучше меня… – Тат выразительно сбросил с плеча новенький арбалет. И погладил висящий у пояса длинный кинжал. И плевать, что получил он их вовсе не в обмен. – …пусть сюда идет – и докажет, что лучше меня дерется!
– Пойдем… как не пойти… – завороженно глядя на еду, пробормотал зитирон и вдруг заорал. – Казан тащите! Бабы, мясо режьте, строгайте… чего там… тут есть! Новый торгаш у нашей банды…
– Новый вожак у нашего племени. – спокойно поправил Тат.
– Вот уж… племя! – захохотал зитирон. – Зитироны, энатокеты, никсы, человеки, астемы, коты… разве что змеев не хватает!
– Всего вам… нам хватает. Уж ты мне поверь! – пробормотал Тат, направляясь к спальной «плетенке». – А чего не хватает – добудем! – и нырнул внутрь.
В «плетенке» было сумрачно. В свете слабого фитилька лампадки он увидел старую никсу с кружкой кипятка в руках – и по запаху понял, что она и впрямь последовала его недавним словам: пустила лечебные травы на поддержание сил. Толстый хвост никсы взметнулся, прижимая к плетеной стенке Митроху – кажется, мальчишка пытался на него кинуться.
И при виде тощих рук и впалых щек этих двоих в груди заворочалось что-то такое сильное… жгучее…
– Вы… это… – пробормотал он, дрожащими руками полез за пазуху и принялся торопливо разворачивать изъятую у Быкоголового тряпицу. Запахло остро и пряно и… Татльзвум шлепнул тонкий, как древесный лист ломтик сала на толстый ломоть серого хлеба – и протянул Ашше. – Ты… тоже бери. – кивая на тряпицу, буркнул он Митрохе. – Только… ешь не быстро. И не много сразу. Мне не жалко, просто… повредить может.
Ашша замерла. Не отрываясь, она смотрела на еду. И наконец словно слепая протянул тонкие узловатые пальцы и просто провела кончиками по салу. По хлебу.
– Настоящие. – прошептала она и из глаз ее покатились