Красные тюльпаны - Анатолий Солодов

— Это кто, Николай Михайлович, что ли?

— Он самый. Так что не побираться тебя посылаю, а в разведку. А сумка — для маскировки, чтобы у немцев подозрения не вызвать. Понял?

— Понял, товарищ командир. — Сережка всхлипнул и отвернулся. — Меня же потом все ребята засмеют. Дразнить станут, — дрогнувшим голосом проговорил мальчик.

Сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, Андрюхин властно произнес:

— Что это за разговоры? Дразнить! Не засмеют. Ты партизан или не партизан?

— Партизан.

— Присягу принимал? — еще более строго спросил командир.

— Так точно, — твердо ответил Сережка.

— Тогда никаких разговоров, боец Корнилов. Слушай приказ! Сегодня в ночь уйдешь с сопровождающим на маяк. К кордону. Там переночуешь. На рассвете пойдешь в Выселки. Теперь взгляни сюда, — командир указал карандашом на карту. — Из Выселок по просеке выйдешь вот к этой деревне, затем обойдешь соседние села. Запоминай хорошенько. Даю тебе три дня на выполнение этого боевого задания. Будь внимателен и осторожен. К немцам близко не подходи. Наблюдай за ними издали. Где сколько машин, есть ли орудия, танки. И постарайся узнать, сколько фашистов размещается в домах. Ты говорил, что у тебя есть знакомые мальчишки. Так вот попытайся и через них разведать, что можно. Только смотри, особо вида не подавай, не показывай им, что ты очень немцами интересуешься. Понял?

— Так точно.

— Под конец в свои Вышегоры загляни. Одну ночь дома переночуешь. А под утро — в обратный путь. Вернешься на маяк. Там тебя будут ждать.

— Да как же я мамке на глаза-то покажусь, товарищ командир? Скажу-то ей что? Она ж меня потом и из дому не отпустит.

— А ты промолчи. Мать поволнуется, может, и поплачет. Но ты помолчи. Не петушись. А как успокоится, — намекни, что, мол, так надо. Поговори с ней спокойно. Привет от брата Петра передай. А еще и от меня, и от Николая Стефановича. Она сама тебе о немцах расскажет, сколько их в Вышегорах. Я верю, она поймет нас и тоже поможет.

— Поймет, товарищ командир. Она у нас хорошая. Сначала, конечно, поплачет, я знаю. Но поймет, — уверенно сказал Сережка.

— В Вышегоры постарайся прийти в сумерках, чтоб никто из знакомых не встретил. К дому подходи задворками. На другой день уходи тоже затемно, чтоб опять никто не заметил. С матерью будь поласковей. Да, вот еще что… Записей никаких не делай. Все держи в памяти. В чужих деревнях со взрослыми особо не разговаривай. На вопросы, кто ты да откуда, отвечай неопределенно. А если заподозришь что, отвечай — сирота. Из погорелой деревни идешь к дальней родственнице своей в Нелидово. Может, она приютит. Понял?

— Понял.

— Ночевать просись не в хорошие дома, а в халупки, где немцы не останавливаются. Только сразу не лезь в дом. Прежде чем на ночлег проситься будешь, говори — подумавши, входи — оглядевшись, изучи обстановку, внимательно понаблюдай. Помни военную заповедь: двигаться скрытно и смело.

— Понял, товарищ командир.

— Повторяю. На маяк, в лесничество, постарайся вернуться к пятнадцатому. Там будет ждать тебя брат твой Петр. С ним и вернешься в отряд. Вопросы есть?

— Все ясно, товарищ командир. Вопросов нет.

— Перед тем как направиться в разведку, на кухню зайди. Николай Стефанович уже приказал, чтобы тетя Маша тебя получше накормила.

— Хорошо.

— Ты добавишь что-нибудь? — спросил Андрюхин комиссара.

— Да, — ответил Гордеев и, обращаясь к Сережке, серьезно сказал:

— Запомни, товарищ Корнилов, задание тебе поручается очень важное и ответственное. Выполнить его надо во что бы то ни стало. Разведка — дело тонкое, и от хорошего разведчика требуется много мужества, умения, хитрости и плюс ко всему спокойствия и выдержки. Ты, боец Корнилов, не мальчик, над которым могут посмеяться твои деревенские дружки. Твое детство кончилось с тех пор, как ты стал партизаном. Кроме того, с сегодняшнего дня ты разведчик и поэтому тебе надо иметь твердый характер. Помни: человек без твердого характера, — пружина без закалки. В разведке ты будешь один. Посоветоваться будет не с кем. Поэтому всякое решение принимай, хорошенько обдумавши, не торопясь. Держи себя в руках, а ушки на макушке. Готовить тебя сейчас к разведке специально у нас нет времени. Поэтому прошу тебя хорошенько запомнить одно — в разведку идти иногда намного труднее, чем в бой с оружием да с товарищами рядом. Враг хитер и коварен, но ты должен быть во сто крат хитрее его. Понял?

— Да, — Сережка кивнул головой.

— И хотя командир тебе уже говорил, я повторю еще раз. Близко к фашистам не подходи. В общем, вида не показывай, что ты ими интересуешься. Постарайся незаметно все делать. Не привлекай к себе внимания. Уразумел?

— Так точно, — ответил Сережка и встал. — Разрешите выполнять приказ?

Командир тоже встал и, по-отечески обняв мальчика, произнес:

— Выполняйте, товарищ Корнилов.

Когда за Сережкой закрылась дверь, Гордеев присел к столу, внимательно взглянул на карту и спросил Андрюхина:

— Как, по-твоему, выполнит он задание?

— Справится, — ответил командир, закуривая. — Он мальчонка смышленый, боевой. Если бы не был уверен, что справится, не послал бы. Я давно заметил — есть в нем какая-то особая жилочка. Видно, солдат от рождения.

В разведке

За время лесной партизанской жизни Сережка впервые попал в теплую избу. Лесник уложил его спать на печь. Мальчик сунул под голову большие старые валенки, укрылся лохматым латаным полушубком, от которого пахло еловой хвоей и соляркой, и сразу заснул.

А дед Ефим, наоборот, всю ночь не спал, лишь чутко подремывал, прислушивался к шуму леса за стенами да изредка поглядывал на темное окно.

Под утро, когда в замороженном окне не было видно признаков рассвета, дед встал с лавки, зажег керосиновую лампу, посмотрел на ходики — стрелки показывали четыре часа.

Шаркая подшитыми валенками, он подошел к печке, сдвинул заслонку и подцепив ухватом чугунок с вареными картофелинами, поставил на стол, затем вынул другой чугунок, поменьше, с чаем, заваренным смородиновым листом и мятой. Достав из посудного шкафа завернутые в тряпицу кусочки сахара, высыпал на блюдце. Отрезал ломоть ржаного хлеба, поставил солонку с крупной солью, только после этого стал будить Сережку.

— Вставай, парень. Пора.

— А?.. Что? — отозвался Сережка спросонок, повернулся на другой бок и натянул на голову полушубок.

— Ишь ты. Разморился малец. Жалко будить, но ничего не поделаешь. Придется. — Дед Ефим еще раз потряс Сережку за плечо. — Слышь, Сергунька. Вставай.

Сережка сладко зевнул, потянулся и потер кулаками глаза. Приподнявшись на локтях, взглянул на деда, спросил:

— Проспал, что ли?

— Да нет. В аккурат. Как условились.

Сережка слез с печки и зашлепал босыми ногами по прохладным половицам к лавке, где лежала его одежонка. Надел старенькие стеганые штанишки, вылинявшую ситцевую рубашонку и пиджачок с дырками на локтях, обул латаные валенки. Наскоро поплескался под рукомойником. Дед Ефим, наблюдая за ним, сказал:

— Ты дюже не спеши. Поешь сперва картошки и отвару с сахаром выпей.

— Да мне, дедуль, не хочется. Сыт я.

— Сыт не сыт. Ничего не знаю. Садись и ешь. Это ты сейчас со сна не хочешь. Какая дорога впереди, никто не ведает. Мне наказывали накормить тебя, так ты особо не глаголь. А как говорят, так и делай. Выполняй наказ старших.

Сережка сел за стол, очистил несколько картофелин, неторопливо принялся есть.

— Ну как, подкрепился? — спросил дед.

— Спасибо.

— То-то же… Хоть и не жирно, но все одно теперь идти тебе веселей будет. А еще вот что тебе скажу. Как обратно пойдешь, постарайся на молодой ельник за оврагом выйти. Там с Петром буду. А теперь одевайся, и с богом. До первой просеки я тебя провожу, а оттуда ты уж сам.

Сережка надел свое пальтишко, перекинул через плечо сумку.

— Я готов, дедуль. Пошли.

Дед отрезал ломоть хлеба, вынул из чугунка пяток картофелин и все это положил в Сережкину сумку. Они вышли из избы в морозную предутреннюю темень и зашагали по тропе в глубь темного молчаливого леса.

К первой деревне Сережка подошел в полдень. У крайних домов он сбавил шаг, обдумывая, в какой бы из них зайти и как поступить: то ли постучаться сперва в окно или сразу войти в дом и попросить милостыню. Пройдя мимо покосившегося палисадника первого дома, робея, он подошел к крыльцу, потоптался в надежде, что кто-нибудь услышит и выйдет навстречу, но в доме было тихо, будто в нем никто и не жил. Сережка подошел к окну и постучал.

В окне мелькнула какая-то тень, и чье-то бледное лицо приблизилось к стеклу. Сережка вздрогнул и отпрянул от окна: он успел разглядеть китель мышиного цвета, серебряные угловатые петлицы на воротнике и тусклые серые пуговицы. Он очень хорошо помнил эти пупырчатые будто оловянные пуговицы. Немец злыми глазами глядел в упор на Сережку, что-то говорил там за стеклом и махал ладонью, звал в дом. Сережка на миг растерялся и оторопел, не зная, что делать. Но тут же овладел собой, быстро повернулся и опрометью бросился прочь от этого дома.